Журнальный клуб Интелрос » Вестник РОССИЙСКОГО ФИЛОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА » №1, 2011
Во все времена любые экономические системы включали в себя различные формы (виды, типы) собственности: личную, рабовладельческую, индивидуальную, государственную, групповую и т.п. И также с глубокой древности отношения собственности всегда регулировалась всевозможными государственными актами. Иными словами, отношения собственности всегда стояли в центре внимания Власти, как и вопрос о Государстве. Все это достаточно отчетливо описано знаменитыми античными авторами, в том числе Платоном и Аристотелем.
Но далеко не всегда современные представители правящих кругов и их теоретики отдают себе отчет в том, что между разными формами собственности существуют объективные связи, определяемые, в том числе технологическими факторами. Так, например, высказываются взаимоисключающие суждения относительно государственной и частной собственности, когда они неправомерно противопоставляются: одна объявляется носителем прогресса и добродетели (частная), в то время как другая (государственная) выступает в образе исключительно тормоза общественно-экономического развития и чуть ли не «врагом общества».
Обе эти точки зрения — ярко выраженные отголоски идеологической борьбы, характерной для XX века, уводящие далеко в сторону от реального понимания проблемы собственно мирового экономического развития в усложняющихся условиях XXI века. Влиятельные носители государственной власти во многих ведущих странах мира (в т.ч. и в России) отягощены крайними догматическими представлениями о том, что рыночная система, основанная исключительно на частной собственности, «сама по себе», чуть ли не автоматически, действует «во благо человека». Это другая радикальная крайность, по сравнению с социалистической идеей о планово-директивной экономике. И эта радикальная рыночная концепция, как и социалистическая, — также ведет общество по пути тупикового развития. Это, собственно, и показал все еще не закончившийся мировой финансово-экономической кризис, спровоцированный во многом именно такого рода представлениями о «всесильном рынке», способном, якобы, решить все общественно-экономические проблемы.
В системе социально-экономических отношений мы вольно или невольно сталкиваемся с необходимостью иметь дело не только с Рынком, но и с Государством, как силой, стоящей над Обществом, — и над Предпринимателем, и над Работником. Это – объективная реальность, которую необходимо учитывать вне всяких идеологических пристрастий. И это — наиболее сложная задача, которая откровенно игнорировалась в последние три десятилетия под натиском крупных корпораций и их представителей в правительствах и научно-экономическом сообществе.
Соответственно, вопрос в следующем: где пределы разумного вмешательства государства в экономику! Это — главный вопрос, который остался без ответа в XX веке и «плавно» перешел в век XXI. В то же время мировые кризисы первого десятилетия XXI века (2001-2002, 2008-2010 гг.) отчетливо показали необычайную прозорливость главной мысли великого экономиста XX века Дж.М. Кейнса о том, что эпоха свободного нерегулируемого капитализма осталась в XIX веке. Эту мысль переформулировал выдающийся экономист П. Самуэлсон, сказав, что она, то есть эпоха «свободного капитализма», осталась в веке королевы Виктории.
На протяжении столетий, со времени формирования капиталистического производства, его главной целью выступала прибыль. Она определялась самой природой частной собственности.
Роль государства сводилась к тому, чтобы уберечь экономику (рынок) от монополий, деформирующих механизмы конкуренции и, соответственно, рыночное равновесие. Отсюда на протяжении двух столетий, вплоть до Великой американской депрессии 1929-1933 гг., весь капиталистический мир руководствовался различными доктринами экономического либерализма. Но мировой кризис конца 20-30-х годов едва не опрокинул мировой капитализм. Его спасение было найдено в качественном изменении роли главных игроков, действующих не просто на «рынке», а во всей экономической системе капитализма, – на первые роли выдвинулось государство как несущая конструкция системы, с мощными экономическими функциями; сформировалась теория макроэкономики. Вторая мировая война и ее последствия качественно изменили ситуацию, — кейнсианская революция стала универсальной, она, в конечном счете, привела к формированию государства всеобщего благоденствия. Соответственно роль государства укреплялась в течение послевоенных десятилетий, вплоть до середины 70-х годов. Для всех было очевидно, что частное предпринимательство бессильно восстановить лежавшие в руинах европейские и азиатские государства, вдохнуть жизнь в развалины, оставшиеся от заводов и фабрик, дать работу сотням миллионов людей, реанимировать международные экономические связи и отношения, движение товаров, капитала, повысить конкурентоспособность компаний европейских стран и т. д.
Ситуация в капиталистическом мире коренным образом изменилась с конца 70-х — начала 80-х годов прошлого столетия. «Старые» либеральные (точнее — либертарианские) экономические доктрины XVIII-XIX вв., проповедовавшие неограниченную свободу частного предпринимательства и объявлявшие «незаконным» государственное участие в экономике, снова стали доминирующими. Они буквально взламывали институты кейнсианского регулирования, демонизировали экономические функции государства и постепенно создали обстановку нерегулируемой деятельности крупных корпораций, банков, глобального движения финансовых ресурсов на совершенно легализованной спекулятивной основе. Достижение прибыли, больше прибыли, прибыли любой ценой — этот лозунг стал альфой и омегой философии неолиберального капитализма в последующие десятилетия (80-90-е гг. XX в.). Культ денег, наживы, паразитарного потребления агрессивно навязывается обществу, исчезают морально-этические барьеры в деятельности бизнеса, государства капитулируют перед ним, сносятся регулирующие механизмы. Менеджеры компаний и банков, деятели шоу-бизнеса, актеры и футболисты, игроки в теннис, и пр. и пр., стали получать колоссальные деньги, несоразмерные их труду и способностям. Почему? Потому что «новая философия» экономики разорвала связи денег с реальной экономикой, разрушив сами основы ее нормального функционирования. Стали доминировать легкомысленные суждения о безграничном процветании корпоративного капитализма на базе «самовозрастания» финансово-кредитного элемента и спекуляций на фондовых рынках (в экономических теориях), движение денежных потоков «оторвалось» от ситуации в сфере реального производства товаров и услуг. Цены стали формироваться вне связи с затратами, подчиняясь спекулятивной рыночной конъюнктуре.
А между тем глобальная экономика и ситуация в отдельных странах уже с 90-х годов показывали порочность безудержного разгула экономического неолиберализма. В частности, это отразилось в глубоком спаде мировой экономики в 1991-1992 гг., в Азиатском кризисе 1997 г., российском дефолте 1998 г., в мировом экономическом кризисе 2001-2002 гг. Однако мировая политическая и экономическая элиты предпочитали не замечать эти тревожные «звонки-сигналы». Они продолжали вести гибельную финансово-экономическую политику на базе примитивных догматически-фундаменталистских конструкций МВФ, который откровенно и грубо насаждал их повсюду в мире. И лишь разрушительная динамика современного мирового финансово-экономического кризиса (конца первого десятилетия XXI века) привела к необходимости ревизии указанных догматических экономических доктрин XIX века, абсолютно не адекватных условиям конца XX-XXI вв.
Все это заставляет по-новому посмотреть на роль государства в рыночной экономике XXI в. Рыночная экономика, естественно, базируется на принципе частной собственности и свободной деятельности самого разного рода частных агентов производства товаров или услуг, в сфере обращения денежных ресурсов и т.д. Частная фирма — это своего рода «микрокосм» экономической системы капитализма, — по образному выражению французского экономиста Раймона Барра. Нет смысла повторять преимущества частных предприятий, они не требуют ни дополнений, ни пояснений. Но не следует забывать об органических пороках частного предпринимательства, особенно крупных корпораций, — а это происходит сплошь и рядом. При этом следует учитывать одну особенность: частному предпринимательству органически чужды попытки вообще учитывать макроэкономические цели государства, в том числе равномерность размещения факторов производства на территории страны, сбалансированность экономики, задачи по диверсификации отраслей народного хозяйства, социальные цели государства и т.д. Единственный мотив его функционирования — получение максимальной прибыли. В этом — его суть, которая органически ему свойственна. Всякие рассуждения о некой изначальной социальной ответственности, гуманизме и пр., якобы присущие частному агенту производства, — или от лукавого, или мечтания наивных людей. Капитализм жесток, неумолим и вороват — от природы; «мягким» он становится исключительно как следствие государственного регулирования и эффективного общественного контроля.
Отсюда задача государства — использовать в национальных интересах эгоистические начала частного предпринимательства, но не подчинять цели общества мотивам крупных предпринимателей. Необходимо понимать принципиальные различия общественных целей (и целей государства) и частных целей и мотивов предпринимательства. Между ними глубокая пропасть, которая в развитых странах все послевоенные десятилетия, вплоть до 80-х годов, «сглаживалась» политикой государства, деятельностью профсоюзов, контрактными соглашениями между корпорациями и союзами рабочих (профсоюзами) и т.д.
Любая национальная экономика — самая передовая и самая отсталая — неизменно предстает в качестве смешанной экономики. Это — аксиома. Попытки насильственного удаления какой-либо из форм и типов собственности из системы смешанной экономики постоянно предпринимались в разных странах и на разных этапах их развития, и всегда наносили ущерб целостности самой экономической системы. Естественная эволюция общества в конечном счете определяет те формы собственности, которые, сокращаясь, уходят в небытие, в то время как она же приводит к жизни ее новые типы и формы.
Споры и конфликты возникают, как правило, между сторонниками государственной и частной собственности. Появились они впервые много столетий тому назад и, очевидно, нет оснований утверждать, что они завершатся в наше время. И сегодня нередки попытки рассматривать частную собственность как «высшую форму», а государственную — как неполноценную, «низшую»; они проникли в сознание носителей власти, нанося огромный ущерб обществу, поскольку на такого рода неверных методологических подходах часто разрабатывается политика государства.
Экономисты и ранее, еще в XIX веке, очень далекие от марксизма, отмечали, что в будущем экономическая роль государства не только не будет снижаться, но, скорее, будет возрастать. В конце XIX века немецкий экономист Адольф Вагнер выдвинул гипотезу, в которой утверждалось, что будущее промышленное развитие неизбежно будет сопровождаться ростом доли государственных расходов в национальном доходе и ростом государственного регулирования в разных формах. Это было необычайным прозорливым предвидением (названным «законом Вагнера»), но ученый не доказал свои суждения, он лишь уловил общую тенденцию мировой экономической динамики. А в последующие десятилетия «закон Вагнера» оказался предан забвению, если не иметь в виду параллельное возникновение кейнсианской интервенции государства в экономическую жизнь общества. Конец эпохи экономического неолиберализма, особенно в связи с глобальным кризисом, подвиг меня снова поднять эту проблему, хотя и в предыдущие годы я уделял ей внимание (моя статья «Какая экономическая политика нужна России? — оптимальность экономической системы» в Интернете в 2005 г. вызвала тогда большую дискуссию).
Не только требование оптимальности, но и адекватности, диктует необходимость сохранения в стране мощного государственного сектора во всех отраслях экономики: в добыче и переработке нефти, газа, металлических и неметаллических руд, строительстве (гражданском, дорожно-мостовом и т.д.), обрабатывающей промышленности, включая машиностроение, химическую и прочие отрасли промышленности. Специальное ведомство должно быть организовано для создания крупных объектов в Сибири и на Дальнем Востоке, производственной инфраструктуры; необходимо восстановить единую систему РАО ЕЭС (частный сектор в этой сфере принесет обществу огромные беды, трагедия Саяно-Шушенской ГЭС, на шахте «Распадская» – тому подтверждение). Все провинциальные власти должны иметь в своем ведении областные, краевые, республиканские предприятия, банки (земельные, инвестиционные, промышленные и т.д.), прочие хозяйствующие и финансово-банковские учреждения. Должен получить развитие муниципальный сектор экономики. Необходимо вдохнуть жизнь в кооперативное движение, развитие народных предприятий; создать сильное министерство по малому предпринимательству; принять специальный закон по корпоративному управлению, нечто напоминающее закон Сэрбенс-Оксли, принятый Конгрессом США в 2002 г. (который под давлением крупных корпораций «не заработал» в США). Следует оказывать реальную помощь не только крупным корпорациям и банкам, а, прежде всего, мелким и средним — именно здесь основа технологического прорыва и будущего потенциального процветания общества, это надо понять. Следует исключить вторжение частных компаний в социальную сферу, в том числе в ЖКХ – в ней должны действовать исключительно муниципальные организации, а также региональные и федеральные институты. Здесь необходимо создание федерального министерства по ЖКХ. Министерство регионального экономического развития должно заниматься разработкой и руководством (совместно с местными структурами) крупными строительными проектами в регионах, прежде всего в «депрессивных» и «застойных».
Многие сторонники «свободы предпринимательства» скажут: «Эти рекомендации означают возвращение к социализму». Это – глупости, я не ставлю вопрос об ограничении частной свободной деятельности капиталистических предприятий в стране. Во-первых, речь идет о необходимости непредвзятого анализа российского капитализма: он чрезмерно молод (на Западе его история насчитывает пять столетий, у нас — два десятилетия); он у нас сформирован искусственно: не «снизу» — «вверх», а «сверху» — «вниз», через декреты Ельцина-Гайдара-Черномырдина-Чубайса; он у нас малоэффективен, вороват, чрезмерно циничен, плохо управляется и не способен стать экономическим стержнем создания общества процветания (или «благосостояния»). Эту роль государство еще на долгие годы должно взять на себя, что неизбежно, если высшие должностные лица действительно хотят осуществить модернизационный прорыв. Поэтому следует не сокращать численность стратегических предприятий, а осуществить «инвентаризацию» всей экономической системы и упорядочить ее организационное строение, увеличив значительно масштабы государственного сектора, а в ряде случаев — национализировав крупные корпорации! Например, такая национализация в области добычи и переработки нефти принесла бы казне в 3 раза больше дохода, по сравнению с нынешними поступлениями. Необходимо воссоздать единую государственную систему РАО ЕЭС, что избавит общество от потенциальных катастроф, уменьшит стоимость электроэнергии, сократит государственные затраты. Разве это нормально, когда государство несет огромную финансовую нагрузку, ликвидируя последствия варварской деятельности директоров частной энергетической компании, допустившей трагедию Саяно-Шушенской ГЭС? Или миллиардер Абрамович, владелец шахты «Распадская», бороздит океан на яхте размером с авианосец, а премьер Путин разгребает последствия аварии, успокаивает разгневанных шахтеров и семьи, потерявших отцов, братьев, мужей — кормильцев?
Напомним также об уникальной по масштабам территориальной протяженности страны, для которой характерна многовековая запущенность в деле создания производственной и социальной инфраструктуры. В этом, кстати, главная причина редконаселенности и оттока населения из Сибири и Дальнего Востока (и притока населения соседнего государства, для которого характерны низкие стандарты жизни).
Строя систему управления (в т.ч. структуру правительства), надо не «рисовать схемы» с западных образцов, а отталкиваться от суровых реалий страны — объекта управления; здесь следует иметь в виду принцип адекватности. А он фактически разрушен, причем в немыслимых масштабах. Например, почему не существует классического Министерства здравоохранения? Без «и социальной политики». Это министерство должно возглавляться крупным, авторитетным доктором (уровня Рошаля), а не бухгалтером. Разве это серьезно? У нас что, решены задачи здравоохранения, чтобы «растопить» эту отрасль в громадных по объему социальных проблемах? Надо восстановить Министерство труда и социальной политики как самостоятельное министерство, и т. д.
Во всем этом деле существует и другая серьезная проблема: если сохранится нынешняя система подбора руководящих кадров — и в госаппарате, и в финансово-экономическом механизме, и в директоратах государственных предприятий и банков, и в управлении частными компаниями и банками, — никакие оптимальные модели экономики срабатывать не смогут. Здесь, в кадровой политике, должен действовать исключительно один принцип – профессионализм, обширные знания руководителями отрасли, огромный опыт и предельная честность человека. Это те качества, которые напрочь отброшены нынешней практикой подбора кадров — циничной, вызывающей, откровенно предполагающей отношения рабской зависимости: «господин-подданный». Это видно всем и уже давно является предметом злых насмешек и сарказма в обществе. Эта практика, кстати, относится к руководителям слабым и неуверенным — но зачем она нашим государственным руководителям, которых вряд ли следует отнести к этому типу? При этом следует понять одну истину: никаких современных менеджеров в стране нет, их еще надо воспитать. Поскольку весь так называемый менеджмент заражен проказой (коррупцией), единственная среда, откуда следовало бы брать управленческие кадры, – это профессорско-академическая среда; здесь очень много талантливых специалистов, превосходно знающих и экономику, и финансы, и теорию управления, и в целом страну. И самое главное — не зараженных болезнью стяжательства.
Реалии страны, ее сложные проблемы и нерешенные задачи, вся современная мировая обстановка требуют совершенно нового взгляда со стороны власти на организационное строение народного хозяйства, его структуру, выявление «узлов торможения» и элементов развития. Нуждается в коренной модернизации сама система федеральной власти, промышленно-экономические, финансово-экономические и социальные ведомства (министерства), придание адекватности управляющих систем объектам регулирования. И самое главное — повсюду в высшем управлении должны быть классические специалисты с соответствующей отраслевой подготовкой и с большим практическим опытом работы именно в данной сфере. С этим делом в государстве – полный волюнтаризм, причем самый поверхностный, несовместимый с интересами государства, общества. И он дорого обходится всем. Это тоже следует понять и осмыслить.
Цинизм — далеко не лучшее свойство государственного деятеля. Его почему-то в нашем «мыслящем обществе» часто оправдывают, ссылаясь на некие «государственные интересы». Но если цинизм, проявляющийся в кадровой политике, произрастает из личных ничтожных интересов и несуществующих в реальности политических страхов, он ведет к деградации всей управляющей системы, кризису, застою. Что и наблюдается в стране, при необычайной личной активности дуумвирата верховной власти, который, однако, руководствуется рефреном известного старинного шлягера: «Все хорошо, прекрасная маркиза! Все хорошо, все хорошо».
Хасбулатов Р.И., чл.-корр. РАН, д.эк.н., проф., зав. кафедрой Мировой экономики РЭУ им. Г.В.Плеханова, член РФО (Москва)