Журнальный клуб Интелрос » Вестник РОССИЙСКОГО ФИЛОСОФСКОГО ОБЩЕСТВА » №1, 2012
Влияние политических реалий всегда фатально на предстоящие несколько лет. А это – существенный отрезок человеческой жизни, «моей и твоей». И потому стоит заглянуть в «глубину течения».
В начале разговора нужно сказать, что базисные, базовые общественные отношения – это не только отношения социально-экономические, а и психологические во всей их многогранности. Конкретные проявления человека – интересы отдельно взятых индивидуумов – носят частный характер по отношению к человеку как явлению. Но такой частный характер не означает их надстроечной природы. Определить, что из них было базисным, а что – надстроечным, можно лишь постфактум, оценивая их влияние на внешнюю реальность.
Важность социально-экономических отношений и собственности неоспорима. Пока все производственные отношения упирались в физические возможности работника, а одно конкретное экономическое пространство не было связано с другим, каждый индивидуум занимал строго определённую нишу в пирамиде социально-экономических отношений. Механизация производства, с одной стороны, и расширение экономического пространства, с другой, освободили индивидуум от фатального влияния на него его социально-экономической ниши. Освобождение личности способствовало всё более возраставшему влиянию психологического фактора, а значит, всё более произвольному определению потребностей. В таких условиях собственность и собственник уже не были привязаны к нуждам производства, к своей социально-экономической нише, и, оставаясь центром общественных отношений, всё чаще зависели не от нужд производства, а от любых иных факторов. Влияние психологического фактора, базисное и надстроечное, всё больше толковало собственность и собственника с позиций свободы личности, а не задач производства. Так возникла основа социализма как явления. Вот она: заменимость собственности и собственника. Примат психологической оценки над всем остальным, отсюда – произвольный характер такой оценки. Поэтому воплощение социализма в реальности опиралось на надстроечные факторы, а именно – на политику и идеологию. Вот почему социализм не являлся социально-экономической формацией, а был лишь политической формой власти, надстроечной формой, спекулировавшей на базисных отношениях.
Заменимость собственности и собственника вызвали к жизни произвольное определение потребностей верхов и низов. На этой основе возникали произвольные представления о самом обществе, не всегда связанные с социализмом, но всегда готовые разыграть социалистическую карту – гипотетическую или уже существующую – в пользу произвольно определённых верхов. Так возникла основа того, что впоследствии назовут «золотым миллиардом человечества». А поскольку «верхние десять тысяч» не могут существовать сами по себе, то к ним так же произвольно приписывали снизу десять миллионов избранных.
Основа будущего «золотого миллиарда» существовала прежде всего в развитых странах, где доминировали базисные социально-экономические отношения (либо такие отношения сохранились, несмотря на 1-ю мировую войну и вызванный ею кризис общества).
И тут надо сказать о социальных гиперсубъектах, подобных России. В них количественное и качественное общественных отношений не всегда являются взаимосвязанным базисным и надстроечным по причине внешних параметров (географических масштабов, произвольного характера развития общества и т. п.). Поэтому на первый план часто выходит надстроечное, далеко не всегда, кстати, являющееся государственным, державным. Государство, державность сами по себе являются гармонической взаимосвязью базисного и надстроечного начал. А доминирование политики и идеологии как чисто надстроечного всегда балансирует на грани их произвольного диктата.
Именно поэтому социализм победил в России. Надстроечному новому обществу мешали базисные отношения. Формирование социалистической реальности шло за счёт произвольной деформации базисных отношений – и социально-экономических, и психологических. А поскольку ничто не может удалить базисные отношения, то удаляли человека как явление путём произвольного определения его частных, но отнюдь не всегда надстроечных проявлений как приоритетных или ложных. А поскольку они, как сказано, не всегда являются надстроечными, то в социалистическом обществе имеются базисные, но оторванные друг от друга составляющие. Динамика повседневной жизни требует удаления самого человека, его замены его отдельными свойствами, произвольно определёнными как приоритеты. Такой тип государственности можно назвать человеконенавистническим, поскольку оно означает активное, агрессивное отрицание человека.
Человеконенавистнический тип государственности означает доминирование совокупности надстроек, произвольно определённых как основа общества. Существующая на такой базе власть подобна ионизированному протону, засасывающему в себя всё, в том числе и себе враждебное, чтобы просуществовать – некоторое время или лишь сегодня – и погибнуть.
Не всякий человеконенавистнический тип государственности является социалистическим, но социализм не может существовать иначе. Поэтому социалистическое общество существует лишь в пределах одной человеческой жизни, а его ценности по-настоящему являются ценностями одного, максимум двух поколений.
На этом пути и социализму, и эгоистически ставившей на него основе будущего «золотого миллиарда» пришлось иметь дело с тем, что не зависит ни от базисных, ни от надстроечных отношений – с общностью людей. Общность – явление многоплановое, и в своих различных формах оно связано и с базисными, и с надстроечными отношениями. Вот почему экстремистские политики ХХ века отождествляли наличие или отсутствие государственности у той или иной нации с её системным или несистемным характером. Политики, отрицавшие базисные отношения, отрицали большие народы и превозносили малые, а те, кто опасался быть поглощённым доминирующим надстроечным, в политике и идеологии – наоборот. Но поскольку такой подход в любом случае был надстроечным, то избранная общность-нация ничего не получала в своём базисном.
Политический и идеологический диктат социализма не имел и не мог иметь иного воплощения, кроме изощрённого разрушения структурного характера общества через подавление индивидуума в его внешних и внутренних проявлениях. Что делает человека человеком, что систематизирует его психологическую составляющую? Общество. Но не всякое, а имеющее структурный характер. Человек может учиться и от противного. Согласно переписи населения СССР в 1937 г., свыше 50% населения веровало в Бога, что говорит о субъектном характере сознания тогдашнего общества. И действительно, многомиллионные потери с 1921 по 1941 г. были растянуты во времени, и потому не затрагивали ни социальную, ни биологическую преемственность общества. Те же потери в ходе 2-й мировой войны оказались ударом, разрушившим структурный характер общества, что доказывает заинтересованность социалистической системы в большой войне как средстве изменения общества собственной страны.
В результате этого массы оказались толпой, всецело отданной во власть надстроек, слепо принявшей политические и идеологические химеры. Именно к послевоенному времени относятся народные представления о почти сверхъестественной природе Сталина. И власть отреагировала на это – сразу же после войны прямое насильственное воздействие на массы существенно ослабло. К концу 50-х гг., т.е. ко времени вхождения во взрослую жизнь первого послевоенного поколения, относится окончательное перерастание «диктатуры пролетариата» (т.е. власти «наших» над потенциальными «чужими») в «общенародное государство» бесструктурного общества. И с каждой новой генерацией лишённый базисных основ «бурьян» был всё более агрессивен и беспомощен. Говорить о каких-либо осознанных идейных предпочтениях масс не приходится. Всё сводится к болезненному эгоизму, ошибочно воспринимающемуся за принадлежность к «великой силе». Главное зло, от него исходящее – бессознательное саморазрушение каждого. Власть надстроек направлена в глубины сознания человека, не компенсируя это вторжение внешними условиями, основанными на базисных отношениях. И психологическая компенсаторная реакция – немотивированная агрессия всех и каждого, хотя способности к восприятию реальности, субординации среди других индивидуумов не зависят от структурного или бесструктурного характера общества. Поэтому внесемейные, казённые, называй их как угодно, образовательные, медицинские, исправительные, военные институты государства функционируют на грани своей недееспособности в силу проявляющейся в них личностной агрессии, неуклонно разрушающей и общество как совокупность индивидуумов, и способность государства действовать через свои институты. Да и семья находится под ударом. Итогом такого развития может стать лишь вымирание населения до 15-20 млн. человек, обслуживающих нефтяную трубу «золотого миллиарда». Единственной альтернативой ему является демократия как относительное равновесие социальных и политических сил, существенно освобождающее массы на уровне индивидуумов, предоставляя им возможность быть самими собой. И когда демократия приходит, то личностная немотивированная агрессия преобразуется в идеологическое требование «верните нам социализм!»: разрушенные поведенческие и психологические установки личности не видят ничего иного, кроме своего дальнейшего разрушения. Именно при социализме слабый обречён. Произвольный характер социализма вызывает у социально и психологически травмированных им масс тягу к нему: стадность воспринимается как коллективизм, «великая спайка», которая якобы даст возможность каждому реализоваться хотя бы психологически. Такие массы легко управляемы, что вызывает у недостаточно ответственных политиков желание частичной реставрации социализма как пути наименьшего сопротивления. Но, к сожалению, ряд добросовестных, серьёзных политологов и публицистов апеллирует к «светлому прошлому», подавшись очарованию внешними сторонами успехов социализма.
Развитие в человеконенавистническом государстве, причём и в его мягкой, несоциалистической, или, что важно для нас, постсоциалистической форме, не имеет перспективы, поскольку человеческий капитал общества отчуждён от плодов такого развития или используется как топливо для него. Инновация – новация, изменяющая и окружающую реальность, и саму себя, остаётся в таком обществе всего-навсего ещё одной ничего не значащей пылинкой.
Но опять обратимся к «золотому миллиарду».
Для развитых стран, прежде всего для Европы, 2-я мировая война также стала обвальной катастрофой, и структурный характер общества также был существенно повреждён, хотя и не уничтожен. Надстроечные приоритеты, политика и идеология, также вышли на первый план, но их выход контролировался базисными основами общества. Однако потребности общества определялись всё более произвольно, а господство надстроечных приоритетов даже при поддержке базиса уязвимо. В этих условиях западное общество боялось больше не экономической, а социально-политической конкуренции. Такую конкуренцию могли составить страны, где сознание населения было наиболее развитым и реактивным. Развитый, реактивный характер сознания общества и социума не зависит от состояния самого общества и влияния на него идеологических химер. Таким было сознание социальных гиперсубъектов – России (СССР), Индии, Китая. Никто не знал, что век коммунизма в России (СССР) окажется таким долгим. Но реактивность России – реактивность всей страны как целостной общности, в то время как другие социальные гиперсубъекты – тогдашние Индия и Китай – проявлялись «по частям». Поэтому, если подытожить и проанализировать политические установки послевоенного и более позднего миропорядка, то вся их суть направлена на произвольное применение понятия «демократия». Таким образом, антикоммунисты де-факто создавали порядок, означавший сохранение человеконенавистнического типа государственности в России (СССР), чтобы избавиться от конкурента. И когда в 1952 г. Сталин декларативно призвал коммунистов поднять знамя демократических свобод, выброшенное буржуазией, то мог сослаться на реальный пример самого произвольного жонглирования понятием «демократия» на Западе. Запад никогда не налагал полного табу на социалистическую идею и её воплощение в СССР – даже когда противостояние систем обострялось. А после падения советской власти и особенно – экономического кризиса 2008г. часть западных интеллектуалов поднимает на щит идею «несостоятельности» капитализма и «ценности» советского опыта, что используется и учитывается политическими стратегами «золотого миллиарда».
Вернёмся к сегодняшней России.
Бескомпромиссное исследование социализма как явления необходимо, но апелляции многих российских исследователей к социалистическому прошлому – один из главных ложных путей сегодняшней общественной мысли, дезориентирующий теорию и практику. Создателям же принципиально новой левой идеи – это относится как к России, так и к Западу – следует исходить из того, что, поскольку любое левое направление изначально имеет протестный характер, то диапазон таких поисков не может ограничиваться рамками только базисных или только надстроечных отношений, только традиционными или только нетрадиционными представлениями. Крах политического режима социализма существенно ослабляет человеконенавистнический характер государства, но изжить его возможно лишь в условиях полномасштабной демократизации страны. Она необходима не столько для совершенствования политической системы, но прежде всего для сохранения человеческого капитала. Попытки «консолидировать» массы за счёт удаления демократии – полного или частичного являются, образно говоря, помещением тяжелобольных людей в тесную палату. К России неприменимы схемы «сначала экономика, потом демократия», как это происходило в странах, где разрушением были затронуты главным образом надстройки общества. Россия пережила не просто критический период, а тяжелейшее столкновение базиса и надстройки, и возродить её можно, лишь предоставив индивидуумам возможность самостоятельного раскрытия. Без этого, как уже было сказано выше, развитие не может быть развитием общества.