Юрий Фёдорович Карякин был философом горячим. Мыслителем страстным. Спорщиком отчаянным. Беспощадным к другим, но, в первую очередь, к себе. Такое русское явление. Влюблённый в Достоевского, он прожил жизнь длинную, как Толстой. Неуёмный, он разбрасывался, но много успел. Хватило и таланта, и энергии. Свежие, как ветер, статьи в самые затхлые годы. Смелые выступления и, как неизбежное следствие, гонения со стороны партийных властей. Спектакли по его инсценировкам на Таганке у Любимова. Творческая, живительная дружба с Эрнстом Неизвестным, Олегом Ефремовым, Алесем Адамовичем, Юрием Давыдовым, Альфредом Шнитке, с Солженицыным, Высоцким, Окуджавой, Искандером… Работа с Андреем Сахаровым и Еленой Боннэр в тревожные, искрящиеся дни русской революции конца 80-х, начала 90-х… Яркая публицистика. Звонкие выступления на Съезде народных депутатов, огненная речь в защиту Сахарова…

 Знаменитая горькая фраза осени 1993, когда в Думу чуть ли не на четверть мест  избрали жириновцев: «Россия, ты одурела!». К сожалению, диагноз оказался стойким и докатился до наших дней. Почему народ наш выбирает Бог знает кого, и почти всегда себе во вред? Юрий Фёдорович мучился этим вопросом. Переживал.

На протяжении всей жизни Юрий Карякин писал книги. Их немало. В том числе могучий том «Достоевский и канун XXI века», охвативший почти все проблемы последних 150 лет. 

Сраженный в последние годы тяжкой болезнью, Карякин продолжал мыслить. Стараниями его чудесной жены Ирины Зориной всего за несколько лет вышло ещё несколько замечательно глубоких и страстных книг.

Хочу привести несколько отрывков из его «Переделкинского дневника», пока опубликованного лишь частично. В принципе, это не предполагалось для печати. Юрий Фёдорович писал для себя. Искренность абсолютная. Но какое счастье, что мы можем это прочитать:

1994

Начало марта

«…Усадить всех гениев – умерших, живых и будущих – за один стол. Пусть дискутируют.

И вдруг меня ударило: а что, если бы Пушкин, Гоголь, Достоевский и Толстой, Чехов дожили бы до Октября или воскресли бы во времена Октября? Что бы они сказали?

Мысль эта долго наклёвывалась, проклёвывалась во мне, я боялся её, я любил её, снова боялся. Всё равно взорвалась, и отступать было некуда: отреклись и прокляли бы. Значит? Тут уж выбор окончательный.

И: что бы мы (марксисты) сделали?.. «Если бы…»

Ахматова, Пастернак, Мандельштам – не Пушкин?

Вернадский, Вавилов, Павлов – не Коперник?..

«Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалывают глаза… Мы всякого гения потушим в младенчестве…» – неистовствует Петруша Верховенский в «Бесах» Достоевского.

«Если бы…»

Всё это и осуществилось.

Когда кто подсчитает, сколько гениев было задушено в младенчестве?..»

18 июня

Позвонили со «Свободы». Василю Быкову – 60.

Для меня Василь Быков стоит в ряду имён нашей совести.

Совесть – это ведь СО-ВЕСТЬ: честная весть о наших бедах и радостях, слишком часто о бедах и слишком редко – о радостях. Он стоит в ряду самых совестливых людей не только Белоруссии, но и всей России, таких как Сахаров, Солженицын, Астафьев, Адамович, Тендряков. Один «Круглянский мост» чего стоит – как песни Высоцкого. Такого испытания совести при таких «сверхдавлениях», может быть, и вся литература до сих пор не знала. И уж никогда он не стоял и не будет стоять в ряду всяких там куняевых, прохановых, бондаревых… Я человек не злорадный, но мне доставляет удовольствие видеть, как эти последние его боятся. Бойтесь, бойтесь, правильно делаете. А нам не надо бояться злобы и ненависти, а надо знать их природу: природа – трусость.

Что ещё… Дай тебе Бог, Василь, как можно больше сил и поменьше бед и болезней. Всё равно я убеждён: твоё главное Слово – ещё впереди. Скажи его!

25 июля

Развесил на веранде фотографии – раскадровку «Страшного суда» и «Неба» Сикстинской капеллы. И попытался представить, каково было Микеланджело, когда он вернулся в Капеллу, почти 30 лет спустя после завершения «неба». Вероятно, главная трудность состояла в том, как сочетать это «небо» со стеной «Страшного суда». Ведь должно было быть единое произведение, т.е. главная задача – композиционная. И вдруг, рассматривая небо и стену, увидел: Адам (которого я излюбил уже лет тридцать) и Христос – вот главное небо композиции, лучше сказать – луч света, молния, которая всё соединяет и всё освещает. Ведь Христос – вглядитесь – это тот же Адам, но уже зрелый. Наверно, тысячу раз смотрел, раньше не замечал.

2 октября

…На встрече с американским журналистом Джонатаном Шеллом меня задело его замечание – «Зюганов считает, что коммунизм неистребим, пока остаются бедные…»

Признание ценнейшее. В него стоит вдуматься. Оно невольно очень многое выдаёт. Быть сторонником коммунизма после всего, что произошло за последние 150 лет (законченный исторический цикл), быть сторонником коммунизма при современном уровне развития науки, при вдруг сдвинувшейся лавине глобальных проблем – это значит быть либо неисправимым циником, либо неисправимым тупицей.

Что же скрывает и открывает формула Зюганова? Признание: коммунисты будут всегда спекулировать на бедности людей и на их невежестве.

Коммунистические вожди в борьбе за власть, особенно в борьбе за личную власть, нередко выдавали не только и не столько их личные тайны, но и тайны, так сказать, родового коммунизма. Вспомним, как Троцкий называл Ленина «профессиональным эксплуататором отсталости рабочего движения». Вспомним, как Ленин говорил о краске стыда у Иудушки Троцкого (все они, большевики, без всякой краски стыда, при полном бесстыдстве, шулерски крали и меняли свои лозунги). Впрочем, в последнем случае (Ленин об Иудушке Троцком) у меня уже давно есть маленькое сомнение не по существу дела, а вот по какому вопросу. Уж очень вовремя Сталин вытащил эту не публиковавшуюся, по признанию издателей, заметку Ленина, чтобы прихлопнуть ею Троцкого. Учитывая абсолютную монополию Сталина на ленинские рукописи, учитывая, что подручными его были в этом деле люди, способные абсолютно на всё, на любую фальсификацию и подделку, нельзя не предположить: а не написана ли эта «заметка» Ленина каким-нибудь Радеком и ему подобным (таких в своём роде талантов у Сталина было наготове сколько угодно)?

В шахматах (есть огромная шахматная литература) в первых 10-15 ходах уже почти невозможно ничего нового выдумать. Но в социальные шахматы люди играют не по Ласкеру, Капабланке и Алёхину, не по Карпову и Каспарову, а по Остапу Бендеру: кто больше украдёт фигур с доски…

…Россия одурела, обезумела прежде всего от коммунизма. Это главный её долгострой. Строили, строили коммунизм, наконец-то бросили…

3 октября

Только что посмотрел телефильм «Противостояние» о событиях 3-4 октября 1993 года.

Господи, мне уже хорошо за шестьдесят, а я всё не перестаю удивляться безграничному бесстыдству и абсолютной наглости таких типов, как Руцкой. Никогда не сотрутся кадры – кричит в микрофон: «Молодые, на штурм Останкина!..» (В Останкине было всего 8 милиционеров). Призывает бомбить Кремль. Мат рядом с православным славословием. А теперь ещё ставшее достоянием публики признание Баркашова – Руцкой сказал им: «Баркашовцы, настал ваш звёздный час!».

И после всего этого Руцкой нагло врёт: «Наше поведение доказывает, что мы не хотели крови»… А Терехов? «Вышел бы полк, и вся эта власть исчезла бы к чёртовой матери».

Посмотрел свои записи в ту ночь.

В Переделкине среди писателей паника, истерика. Понять можно. Что было бы, если бы они победили. Ведь в открытую говорили на Верховном Совете – смертная казнь инакомыслящим.

А четвёртого те же переделкинцы – недовольны и бросают обвинения в адрес тех, кто их спас. Ну так и поставьте точки над «i»: как жалко, что нас спасли от фашизма, от коммунизма.

В тот вечер третьего мы с Алесем направлялись к больному Булату. Встретили Иру Ришину, она нам сообщила, что происходит в Москве. Рванули к Щекочу (Юрию Щекочихину). Тот сразу:

– Еду в Москву.

– Машина есть?

– Нет, поеду на электричке.

Уже к ночи звонит мне: «Сняли охрану у радиостанции «Эхо Москвы». Помоги! Звоню Филатову. Его, конечно, нет. Потом узнал: его не пустили в Министерство обороны. Представил себе: одного боевика достаточно на каждую редакцию газет. Там же сидят либо пьющий старик, либо вяжущая чулки бабка. Завтра может не выйти ни одна газета. Сообразил: дозвонился Галине Николаевне (жена Филатова) домой. Рассказал ей всё. Она передала ему. Сработало.

Потом выступал по «Эху Москвы». Выступали многие. Очень сильно С.С.Аверинцев («упыри повылазили…»). Мерзко – Румянцев («голос народа»). Позвонил домой Горбачёву: «Михал Сергеич, долг платежом красен. В своё время Ельцин вас спас. Теперь вы должны ему помочь, а вы кроете его последними словами в вашем итальянском заявлении…» Он: «Нужно написать Обращение к народу». Я: «Как вы не понимаете, что, как только возьмут Останкино, вас же повесят..» Я бросил трубку. Потом позвонил Щекочихину: «Дозвонись сам до М.С., и пусть скажет своё слово по радио». Сказал.

Позвонил а гараж Белого дома. К утру дали машину. Поехали вчетвером: Я, Алесь, две Иры. По мосту мимо Белого дома… Шёл обстрел.

На Васильевском спуске в 8 часов утра расстались. Я направился в Кремль, но не тут-то было. У Спасской башни проверяют пропуска – какая-то пьяная рожа. Не пустил корреспондента. Материт Ельцина. Понял, что не пропустит. Догнал Иру. В оцеплении со стороны Васильевского тоже «наши», те ещё головорезы из хасбулатовцев. Наконец зашёл со сторону ГУМа. Подошёл к охране. «Вы – за президента или против?» – «За». Пропустили.

С 9 до 17 сидел в Кремле у Филатова. Ощущение растерянности…

На какую-то историческую секунду Россия опять повисла над пропастью.

24 октября

Был у Булата.

Он: Недостало нашим демократам ликбеза. Да, мы все работаем друг на друга, друг для друга. Никто не разъясняет людям, постепенно и упорно, что такое свобода, демократия… Даже что такое коммунизм и фашизм…

Сказал, что их с Олей пригласили вместе с Д.С.Лихачёвым и Г.Рождественским в качестве гостей на церемонию вручения Нобелевской премии. Ему будет «построен» фрак.

1995

24 марта

Сегодня встретился с Михаилом Сергеевичем (Горбачёвым) у него в Фонде. Он сам предложил «формат» встречи – не монолог (свой), а диалог (наш).

22 июля

Стукнуло мне – 65.

По-видимому, через все тернии, заблуждения, самообман я всё-таки выхожу на какой-то главный путь.

Это путь – возвращение к самому себе, к людям, к Богу. Ложный путь – от самого себя, от людей, от Бога. Наверное, возрождение моё во многом началось с мысли об эволюции художника, об эволюции мыслителя, об эволюции политика.

Итак, я выхожу, кажется в миллиардный раз на ту же самую дорогу, по которой суждено следовать каждому человеку от мгновения его рождения, может быть, и зачатия, до последней секунды его жизни, а именно: возвращение блудного сына.

Вся Библия – в этом, весь Достоевский, весь Толстой.

3 августа

Россия – как человек, отдельный человек, потерпевший поражение…

Как выпутываться?

Искать причины в себе. Выкарабкиваться, а не вопить всем остальным, что я вас лучше и всем вам укажу дорогу к счастью…

17 сентября

Творец и его создание.

Странно: бывает то, что названо «маленькими радостями», бывают, уж если продолжать, «средние радости», но… бывает озарение…

Сейчас может быть такое? Может.

Несравнимость «героя» и создателя.

Все, почти все знают Дон Кихота, все, почти все помнят Гамлета, но почти никто не помнит и меньше всего интересуется Сервантесом и Шекспиром. Но ведь тут-то и вся загадка, вся тайна. Не Дон Кихот родил Сервантеса, не Гамлет Шекспира. Наоборот ведь! В этом и тайна.

Эта мысль обожгла меня лет 20-30 назад…

Ну не мог Достоевский не знать, не мог не думать, не одухотвориться простым знанием, что Сервантес, покалеченный, продан был на долгие годы в рабы – и что же? О чём он там, в рабстве, думал? О чём размышлял, чувствуя себя создателем будущего «Дон Кихота»?

Вот так же – не мог не думать, не чувствовать Достоевский… Он и был таким Сервантесом, покалеченным и безнадёжным…

Достоевский – Сервантес… Князь Мышкин – Дон Кихот…

И всё же тут какое-то противоречие: «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон…»

Получается, что «творение» выше «творца». 

Не так.

Не так «по определению».

Не было Дон Кихота – был морской калека, наёмник Сервантес, создавший Дон Кихота.

Не было князя Мышкина, был калека сухопутный – Достоевский, создавший князя Мышкина.

Но Дон Кихот (идеал, мечта творца) спас самого творца, спас Сервантеса, а князь Мышкин (тоже идеал, мечта) спас Достоевского.

1996

25 июня

…Христианство впервые разбудило в человечестве, в человеке личность. Она «наклёвывалась» ещё у поздних римлян, у стоиков – Сенека, Эпиктет, Аврелий…

Таким образом, по моей модели, Христос – первый «писатель», который воззвал «читателя» к сотворчеству.

(Сейчас не побоюсь «нарушения стиля». Подхожу к самому страшному вопросу.)

Христос – «писатель»? Христос – музыкант, композитор… Он не писал. Он говорил. Только говорил. А его только слушали, слушали. Наконец (когда?), стали записывать. Христово слово – произнесённое, звучащее.

7-9 ноября

На днях в Москве – международный конгресс «Достоевский и мировая культура». Обдумать выступление. Тема? Наверное, всё-таки:

ДОСТОЕВСКИЙ  И  АПОКАЛИПСИС

Есть четыре способа исследования, познания:

I. Когда неизвестно «дано» и неизвестен «ответ».

II. Когда известно «дано» и неизвестен «ответ».

III. Когда неизвестно «дано», зато известен «ответ».

IV. Когда известны и «дано»,  и «ответ».

Обычно мы имеем дело с тремя первыми задачами (особо: искусство, литература и наука): художник делает для себя неизвестными и «дано», и «ответ», и чем больше ему неизвестны то и другое, тем сильнее он нас поражает. Самый классический пример – тот же Достоевский: работа над «Преступлением и наказанием», над «Бесами», над «Подростком»… И, может быть, самый сильный пример – над «Идиотом»…

Ср.: А.И.Солженицын. «Красное колесо».

Когда в 1992 году я был у него в Вермонте, заметил ему не без некоторой опаски: «Достоевский  никогда не знал «ответа», а вы здесь – знали… Отсюда: абсолютно неизбежна подгонка под ответ…»

Его ответ: «Вы сами не знаете, как правы. Я знал, что Россию не спасти, поэтому запустил Верховцева… в быт».

Но тот случай, который я хочу предложить вашему вниманию, абсолютно особый, четвёртый: нам известны и «дано», и «ответ». Но мы… мы вопиюще не считаемся ни с тем, ни с другим…

Есть два главных факта, факта небывалых, чудовищных – каждый по-своему:

1. Человечество стало смертным (не только человек, но и человечество). При том, каким оно нам дано, при том, каким мы даны себе, человечество обречено, если оно не совершит подвига духовного спасения.

2. Но это-то и не осознаётся. Это-то и не доходит… Осознавалось, осознаётся только единицами (Леонардо, Ламарк, Достоевский…)

Но главное, самое главное «дано» и самый главный «ответ» давным-давно нам известны – по Апокалипсису.

Достоевский сумел это известное «дано» и этот известный «ответ» снова сделать неизвестным и решить – художественно – эти две взаимосвязанные задачи.

Только сейчас нас поражает, начинает обжигать его мысль-молния: «Бытие есть только тогда, когда ему грозит небытие, бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие».

Я почти не знаю людей (а политиков ещё меньше, чем художников и учёных), которых беспрерывно сверлила бы эта мысль, которые ложились бы спать с нею, спали бы с нею и с нею просыпались…

Но пока мы это не осознаём, пока мы этим не обожжёмся, пока не обуглимся – спасены не будем…

………………..

То, что в Европе растянулось на века (искусство как «перевод» Библии, Нового Завета в первую очередь), в России в XIX веке сжалось, сконцентрировалось всего в несколько десятков лет.

29 ноября

Надо обдумать мой доклад в Милане. Тема семинара – «Культура в посткоммунистическом обществе». Поедем в январе с Дмитрием Сергеевичем Лихачёвым.

1997

16-17 января

…Страшные суды у Босха, Дюрера, Микеланджело, Брейгеля.

«Страшные суды» до них, после них, в их время?

В католичестве, в православии, в протестантстве?..

Имею в виду не только изобразительное искусство, но и вообще всё искусство, литературу тоже.

Не, всё-таки, наверное, Достоевский в Сикстинской капелле не был. Если б был, не мог бы не откликнуться.

А  мог ли Достоевский видеть Босха, Брейгеля, Дюрера?

(Дюрера, наверное, мог.)

А видели ли они друг друга? Могли ли видеть?

………………..

У М.М.Бахтина есть гениальная мысль: Достоевский «мыслил целыми мировоззрениями».

Лет 25-30 тому назад мы с Эрнстом Неизвестным сами додумались: если каждое произведение (да и всё творчество) великого художника – это как бы храм, то в отношении Достоевского можно сказать так: он строит свой храм из храмов других. Храмы «чужие» он делает своими, своими «кирпичиками»…

1998

9 января

…Сегодня ночью прочитал в «Знамени» (в юбилейном номере) у Г.Померанца: «Личность ближе к вечности. Вечность души, вечная память – всё это про личность. Никогда не слыхал, чтобы вечную память пели в Византии…»

Прочитал и вдруг вспомнил свою мысль, которая зачалась, зародилась, шевельнулась, но так и не родилась: никакой Достоевский не пророк. Не к народу он обращается, а к личности. Не народ он поднимает (на что?), а личность (на что?). На самосовершенствование, на самоответственность.

И даже Пушкинский пророк должен быть в этом смысле пересмотрен, в корне. Это не лозунг к «массам», а скрытая исповедь, от личности к личности…

6 августа

Умер Альфред Шнитке.

Я чувствую необходимым для себя сказать Альфреду Гариевичу, жене его Ире и людям,  которые знают и не знают Шнитке.

Будет написано неисчислимое количество слов о гениальности его как композитора – в ряду самых великих от Баха до Шостаковича.

Тут я не судья.

Хочу и немножко имею право сказать о нём как о явлении беспрецедентно духовном…  он соединил невероятно органически и одновременно дисгармонически эпоху трёх последних музыкальных веков…

Что такое музыка? Вспомним Блока. Все поэты – это словарные музыканты, которые, быть может, не успели, не сумели превратить слова в музыку.

Кто знает Шнитке? Проведите опрос. Ответ будет чудовищным, обескураживающим, обезоруживающим…

Кто переживает его смерть как трагедию всероссийскую, всегерманскую, всееврейскую, всемирную?..

Собор. Вот он, Шнитке, и есть Собор… Невероятное сочетание мировых культур.

1999

31 марта

………………..

Я читатель. Это – правда, правда. Я читаю музыку, скульптуру, картины, архитектуру, живопись, рисунки.

…Когда врёшь серьёзно, нужно трусливо и подло сводить концы с концами. Когда сочиняешь – весело, свободно…

Нашёл у И.Бродского и обрадовался – моё! – замысел важнее результата. Но уж тут-то претендентов – не счесть. Я – первый. А мысль серьёзная.

Сначала – царапало, потом забылось. Потом снова – до раны. И всё-таки не дошло. А теперь (перечитывая Н.Я.Мандельштам) – слова Осипа Мандельштама: «А кто тебе сказал, что ты должна быть счастлива?»

20 апреля

Эпиграф ко всему тому, что было, и ко всему, что будет:

                              И нежного слабей жестокий.

                              (Пушкин «Пир во время чумы»)

Вот ведь в чём загадка: мужики из мужиков, не боявшиеся никаких невзгод, никакой смерти, нарывавшиеся на неё, все эти Тухачевские, Блюхеры и пр. – сдались. Почему?

И почему самые «нежные», начиная с Ахматовой, – не сдались?..

…Самые «нежные» люди в нашей истории оказались самыми надёжными потому, что всем своим существом, всей своей природой твёрдо знали очень простую вещь: только добро есть правда. Раскольников говорит Разумихину: «А знаешь, ты всех их добрей, а потому и умней».

Всегдашняя оглядка зла на добродетель.

2003

3 июля

…Не скрою: радостно было смотреть и слушать, когда говорили эти два человека, говорили заикаясь, неуклюже, не по-демосфеновски, но которым все честные и совестливые верили, а все клещеобразные корчились и вопили. (Я имею в виду Юру Щекочихина и А.Д.Сахарова.)

22 июля

Приехал к нам Юлик Ким. Из дальних странствий возвратясь… Привёз мне наградную грамоту – песенку:

      Даётся Грамота сия

        Карякину Ю.Ф.

        За то, что он

        В день изо дня

        Ведёт великий сев.

 

        Разумного,

        Доброго,

        Вечного,

 

        Прекрасного

        И человечного,

        И, в ожидании плодов,

        Дальнейших ждём

        Его трудов.

Потом много пел – самозабвенно, щедро, талантливо…

Юлик для меня – инопланетянин:  сколько кровей национальных, сколько кровей социальных, духовных… и он этими кровями связан. Он стоит на какой-то очке (я это только чувствую), с которой видно всё куда глубже, шире, точнее, чем нам всем сегодняшним и тутошним. Да, у него другая точка зрения, точка видения… Ему куда труднее и смешнее на нас глядеть и грустнеть. Он отсюда и – оттуда.

История человечества, с его точки зрения (да так и должно быть), и смешна, и трагична. Трагична и смешна. Тут и слёзы, и кровь, и смех неодолимый… прости меня, Господи!

Многокровие открывает, вернее, приоткрывает нам – несравненно больше и тоньше – нечто в нас самих, роднящихся и потом забывших об этом. Я вдруг сам почувствовал это, будучи и русским, и белорусом, и украинцем по крови, и, конечно, татарином. Но почему-то в детстве меня били неоднократно как «жида». Но, вероятно, потому, что жрать было нечего, рос худющий, а нос почему-то наливался жизнью – это, заметьте, моё физиологическое открытие! Вспоминаю, как Женя Шифферс рассказал давно уже свою историю из детства. Как-то он пришёл к отцу (ему было лет 11) и спросил: «Пап, а мы евреи?» Тот ответил – да. А потом он узнал, что отец армянин, а мать француженка. И уже спустя время спросил отца: «Зачем же ты тогда меня обманул?» Ответ был таков: «А чтобы ты почувствовал, каково быть в другой шкуре».

Так вот: я никогда  не побываю в шкуре Юлия Кима, но в силу своего воображения хоть отчасти смею представить себе или хоть капельку почувствовать себя, как он.

В его стихах-песнях всё это растворено, как горькая соль в воде. А в прозе я чувствую кристаллизацию этих чувств.

Начало декабря

Скоро Исаичу стукнет 85, или 30 025 дней, как я подсчитал. Подсчитал сегодня ночью. Много думал о нём.

2005

30 декабря

…Когда я бываю счастлив?

Общая формула: когда  – не натужно, а радостно – отдаю – и вижу хоть отблеск счастья в других глазах…

Когда бываю лжесчастлив? Когда нравится награда как самоцель… Ещё когда? Когда победил. То есть? То есть унизил кого-то, пусть под аплодисменты, но всё равно – оскорбил, убил…

Тут никого – ни себя, ни другого – не обманешь, даже если ты убьёшь.

Всё, что я делаю, – это мучительнейшее воспоминание какого-то сна, который я видел и никак не могу вспомнить, рассказать, передать. Человек – это воспоминание о самом себе, свершившемся и не свершившемся.

Многое –накоплено, и хочется –отдать.

Скрытая формула творчества: всё – из ничего.

«Взрыв точки» породил всю вселенную».

……………………

Юрий Фёдорович ушёл тихо, но память о себе – взрыв интеллекта и совести – оставил громкую, серьёзную, на многие годы.