К 125-летию Эдуарда Багрицкого

СЕРГЕЙ ЗЕНКЕВИЧ

ЕДИНОЙ ФРАЗЫ РАДИ

Эдуард Багрицкий и Михаил Зенкевич: по одесскому меридиану

Среди стихотворений Михаила Зенкевича периода Великой Отечественной есть одно достаточно известное (недавно ставшее даже ключом к вопросу популярной российской телевизионной викторины) – «Южная красавица»; оно посвящено Одессе, создано между августом и октябрём сорок первого, когда город отчаянно отбивался от германско-румынского натиска. Стихи отнюдь не бодряческие: всё повидавший на веку 55-летний автор понимал – защита обречена, очередной бойне не будет края. Но и от расхожей патриотичности было не уйти; впрочем, она отчего-то подкрашена интонацией совершенно интимной, полушёпотной:

И ревную её, и зову я,

И упрёк понимаю ясней:

Почему в эту ночь грозовую

Не с красавицей южной, не с ней?

Столь «панисестринское» обращение к Одессе поэта, со свойским перечислением топонимов (Ланжерон, Пушкинская…), при отсутствии биографической аргументации, долго озадачивало меня, его самого пристрастного и профессионального читателя.

Вожделенную отгадку принесли архивные розыски: установлено, что, окончив в 1905-м саратовскую гимназию, Михаил чуть-чуть (предваряя учёбу в Германии и Санкт-Петербурге) прошколярствовал в одесском Новороссийском университете, что на помпезной Дворянской улице.

Почему же я не знал об этом раньше? Да просто потому, что после Октябрьской революции поэт по загадочной, требующей глубоких объяснений прихоти сам перекроил и затемнил свои гимназические и студенческие вехи. Дело не в том, чтобы стереть именно одесский отрезочек юности. Приняв добровольно годом рождения 1891-й (взамен доподлинного 1886-го), он вытеснил «на поля» жизни целую цепь событий, пожертвовав и менее чем полугодовой «одессеей», в свете которой, например, отчётливей прочитывается его дореволюционное стихотворение «Потёмкин» («Всё было так суетно, буднично так…»), где даны – не «по источникам», а по живым впечатлениям либо по свежей молве – детали черноморского матросского мятежа в июне пятого года.

А рыцарем «южной красавицы» Зенкевич всё же остался и вдруг проговорился об этом исподволь во взволнованных строфах военных дней…

Так или иначе, «тайный» одессит явно имел литературное влияние на несколько поколений одесситов патентованных, заявивших о себе в 1910-х и 1920-х; назовём Юрия Олешу, Бориса Бобовича¹, Марка Тарловского, Семёна Липкина… Даровитейший из них – Багрицкий – увековечил дань признательности в надписи на дебютном «Юго-западе»: «Михаилу Александровичу Зенкевичу – одному из моих учителей – на память. Э. Багрицкий. 27/III 1928»².

Зенкевич и Багрицкий воистину сплочены не только поэзией – монолитным миронаследованием.

Предположительно, поэты увиделись в 1925-м, когда Багрицкий обосновался в Москве (Зенкевич стал москвичом в двадцать третьем). Естественно, знакомство переросло в тесное приятельство, но, даже регулярно общаясь, работая бок о бок, они неизменно «выкали». Им довелось вести на пару отдел поэзии в «Новом мире», где перед их взорами проворачивались кипы свеженаписанного – и кавказские стихи Асеева, и «очень зелёные, наивные местами» строчки упомянутого Липкина, и вирши некоего Гука (эпигона Маяковского)… О представленных летом 1931-го Мандельштамом «Москве» и «Фаэтонщике» Зенкевич (с напускной отстранённостью) докладывал «новомирскому» главреду: «Мы оба (я и Багрицкий) находим, что стихи, несмотря на несколько мрачный тон, приемлемы…»³.

Встречи – по службе и по дружбе – бессчётны; совместные фотоснимки, правда, не выявлены (возможно, снять никто попросту не сподобился). Главное: они неоднократно касались творчества друг друга. Ещё в одесскую бытность Багрицкий откликнулся в газете «Моряк» на сборник зенкевичевских переложений поэзии Фердинанда Фрейлиграта (это подсказка, что Багрицким прилежно учитывалась и практика Зенкевича-переводчика). Весной 1928-го Михаил Александрович отдарился объёмистой рецензией на «Юго-запад». А Багрицкий по-настоящему пособил в 1933-м рецензиями-рекомендациями к назревавшему избранному Зенкевича, находившегося в силу своего генезиса на подозрении у тех, кто тогда правил литературой.

Уход Эдуарда отозвался тут же в любящих его сердцах. 19 февраля 1934-го в «Вечерней Москве» мелькнул крошечный реквием (день смерти – 16-е); соавтором Зенкевич взял Владимира Нарбута⁴ (как известно, и поэтического побратима Багрицкого, и свояка: их жёнами стали сёстры – Серафима и Лидия Суок). Протомившись почти 85 лет под спудом, текст удостоился – всецело неудовлетворительной – перепечатки в давешнем «Собрании сочинений» Нарбута: некоторые строчки искажены до абракадабры, вдобавок заявлено, что произведение ни разу не обнародовалось.

Мемуарный рассказ Зенкевича «В углу за аквариумами» публиковался дважды – в эпоху предвоенную (в легендарном альманахе «Эдуард Багрицкий» 1936-го) и в эпоху застойную, перекочевав (с добавлением датировки) в 1973-м в том «Эдуард Багрицкий: Воспоминания современников» (подписано к печати 15 июня; Михаил Александрович скончался 14 сентября). Факт создания очерка беспрецедентен: подобных развёрнутых приношений в прозе Зенкевич не делал больше никому из современников-литераторов. Эссе показательно и упоминанием «Ворона» По (взяться за его перевод Зенкевичу предстояло в сороковых), и «классово шаткой» отсылкой к «Фаусту», и красочным пассажем о Бенедиктове (заметим кстати: Ахматова, вовсе не благоговевшая перед Багрицким, в 1939-м ему в унисон нахваливала бедного Бенедиктова⁵).

Но и за рамками очерка – масса достопамятного и примечательного. Вот – недатированная характерная кулуарная записочка Багрицкого к Зенкевичу по поводу их текущих редакторских обязанностей (записки такие рождались во множестве): «Дорогой Михаил Александрович! Посылаю Вам очень хорошие стихи Б. Уральского и думаю, что они гораздо лучше того говна, которые помещаются <sic> в «Новом Мире». Стишки, вроде Миниховских, ничего, кроме как ущерб и для кассы, и для читателя, не приносят. С товприв<етом>, ЭБ»⁶. Своеобразное развитие этого вердикта – их сверхлаконичная эпистола в «Литературку»: «Письмо в редакцию. Считая недопустимой по тону статью тов<арища> Суркова, мы солидаризируемся с ним в оценке творчества А. Миниха. Эд. Багрицкий, М. Зенкевич»⁷; поясним: Алексей Сурков аж 17 февраля 1932-го (семью месяцами раньше) тиснул фельетончик «Продолжение следовать не должно! Огонь по приспособленческой пошлости» (выпад против стихотворцев А. Миниха и Е. Крёкшина); мэтры медленно раскачивались, но всё же отреагировали, скорее всего, нехотя – по казённому долгу (Багрицкий-то ещё и состоял в редакции «ЛГ»).

7 декабря 1933-го подписаны к печати те самые «Избранные стихи» Зенкевича, где Багрицкий значится ответственным редактором; нельзя не заметить, что там (в двух разделах из четырёх) изобильно представлен дооктябрьский Зенкевич, коим некогда пленился юный Эдуард.

Жена Зенкевича Александра Николаевна (по принципу: с кем поведёшься) на досуге пописывала рассказики (не публикуя); один из них (доселе не разысканный) – «Поэтесса»; по нашему домашнему преданию, сюжет – быль: приятели-насмешники (среди них – Зенкевич) подослали к Багрицкому под видом «начинающей» расфуфыренную, дико тупую девицу со стопкой невесть чьих заведомо дрянных стишков, а Эдуард Георгиевич чистосердечно силился втемяшить что-то в её ветреную головку…

Согласно пометам Зенкевича на принадлежавшем ему экземпляре «Последней ночи» (1932), он навестил напоследок Эдуарда 11 февраля 1934-го и, разумеется, вместе со всеми провожал его 18 февраля. Зенкевич поставил подпись под газетным некрологом⁸, участвовал в мемориальных вечерах, начиная с вечера в московском Театре Вахтангова 28 февраля⁹.

Михаил Александрович причастен и вспышечной судьбе сына Эдуарда: на рубеже 1941-1942-го оба участвовали в «ледяном походе» из Чистополя (через Казань) в Москву группы вызванных армейским Политуправлением и военкоматом литераторов; через два месяца Сева погиб на фронте; о том, что помнил и знал в этой связи, Зенкевич в шестидесятых написал юному чистопольскому краеведу Г. Муханову…

Что касается этюда «Из воспоминаний о Эдуарде Багрицком» Игоря Поступальского, поэта акмеистической орбиты, умелого переводчика и критика, то он был предъявлен мною кругу интересантов к 120-летию Багрицкого; сдавая материал, я сознавал, что в нём есть неустранимый изъян, так сказать, конструктивный недостаток; речь – не о мелочи, а о фактографической изюминке. Поясню: ко мне попали листы, где исполненный на машинке сыроватый текст пестрел авторскими дописками; делая эту работу, Игорь Стефанович был совсем стар, да и его гулаговская десятилетка аукнулась и хроническими страхами, и хроническими хворями: пируэты непослушной авторучки в изломанных Колымой пальцах, чудовищность почерка, местами «слепого». Так вот – именно плывущими каракулями он воспроизвёл адресованную ему надпись на «Юго-западе». Разобрать полдюжины слов (как и ещё ряд фраз) не было ни малейшего шанса, даже при моём богатом графоведческом стаже: другого выхода, кроме пораженческого отточия, не оставалось. Но – куда же без мистики – буквально вслед журналу с этой публикацией вышел роскошный иллюстрированный библиофильский синопсис, где я, досадливо изумляясь, увидел фотоизображение не поддавшегося моей расшифровке инскрипта¹⁰. Принадлежавший Поступальскому «Юго-запад» уцелел, попав в коллекционерские закрома. Страшно обидно было тогда, что новое знание малую малость опоздало. И уж хотя бы для искупления невольного прокола я зажёгся желанием повторить свою «попытку Поступальского». Сейчас оно реализуется.

Данный блок текстов к очередному нечётному «летию» Багрицкого – как бы фиксация набело того пласта сведений, который в основной части уже оказывался на виду, и очерчивание границ крупной, вкусной литературной темы.

Благодарю за ценное содействие А.Ю. Бобосова (Государственный литературный музей, Москва), Т.В. Игошеву (Институт русской литературы, Санкт-Петербург), Н.В. Петрову (Институт мировой литературы, Москва).

_____

¹ В его письме к Зенкевичу от 29 мая 1971 года сообщается о работе Бобовича над книгой мемуаров; о реализации этого замысла ничего, к сожалению, не известно.

² Книжные фонды Государственного литературного музея (М.), № 205276.

³ В этом абзаце использовано содержание рабочих посланий Зенкевича тогдашнему шефу журнала Вячеславу Полонскому 1930-1931 годов.

⁴ Тоже причастился Одессы, оказавшись там мимолётно в послереволюционные годы.

⁵ Чуковская Л. Записки об Анне Ахматовой. Том I: 1938–1941. 2-ое изд. испр. и доп. – Paris: Ymca-Press, 1984. – С. 45.

⁶ По рукописному подлиннику (Отдел рукописей ИМЛИ РАН (М.), ф. 33 (Э.Г. Багрицкий), о. 3, № 1).

⁷ Литературная газета (М.). 1932 (11 сент.). – № 41. – С. 4.

⁸ <Группа литераторов> Памяти товарища // Литературная газета (М.). 1934 (18 февр.). – № 19. – С. 2.

⁹ См.: <Б. п.> Вечер памяти Э. Багрицкого // Литературная газета (М.). 1934 (4 марта). – № 26. – С. 4.

¹⁰ См.: Искусство автографа: Инскрипты писателей и художников в частных собраниях российских библиофилов. Т. 1: А – И. – М.: Бослен, 2015. – С. 93.