Фото И. Дудиной

-Валерий Владимирович, Вас считают  авангардистом в философии, в жизни, в творчестве. Есть ряд высказываний это подтверждающих: «Артпровокация, возможно, на сегодняшний день, самый действенный способ воздействия на художественный процесс. Мало того, что она даёт импульс к сопротивлению, движению, она удивительным образом несёт в себе, я бы сказал, артпозитив. Просто хочется работать. В петербургском культурном поле качество первого артпровокатора уверенно взял на себя философ Валерий Савчук» (Владимир Комельфо). «Валерий Савчук - это правило, сформулированное без правил. Скоростные броски за пределы принятых конфессий; академизм, полюбивший улицу. Это ежеминутная провокация привычного. Он умеет превращать ценности повседневного сознания в карнавал. Он, наконец, един в трех лицах: философа, писателя, художника» (Елена Долгих, писатель). «Истинные приключения духа, его превратности на пути к “современной культуре” прослеживаются Валерием Савчуком с неожиданной стороны — со стороны крови и риска, — но прослеживаются уверенно, в том числе в невидимости и иновидимости» (Александр Секацкий, философ), Валерия Савчука отличает оптимизм, страстность, предприимчивость и безупречное чутье на своевременное, знаковое, актуальное. Есть философы занимающиеся исключительно тихой академической работой, но Валерия Савчука изначально интересовало живое пульсирование жизни, наблюдая за которым он стал инициатором ряда междисциплинарных объединений, иститутов, семинаров и премий. Да и сами темы его научных работ даже по звучанию были необычны: «Феномен пощечины», «Хруп-труп», «Кровь и культура». Все это звучало весьма свежо и будоражило воображение не только коллег-гумманитариев, но и художников-перформансистов, занимающихся иследованием тех же проблемм на территории искусства. Не удивительно, что очень скоро Валерий Савчук встал на «опасную дорогу», из теоретиков уйдя в практики, занявшись перформансом. На его счету не одна и не две, а целый список реализованных художественных проектов в разных жанрах. Можно ли такого человека не назвать авангардистом? (Дмитрий Пиликин, куратор, художник). «Сама Медиафилософия, которую продвигает проф. Савчук В.В. в массы и в академической среде довольно авангардный проект, поскольку феноменологическая и аналитическая традиции, которые считаются современными на десятки лет древнее. Так что авангардист - это вполне объективное определение» (Алексей Иваненко, медиаактивист). Так ли это?

-Мне трудно судить, но видимо у названных Вами людей есть свои резоны так говорить.

-И насколько вы считаете себя сами авангардистом? и вообще, что сегодня значит быть авангардистом? Насколько авангарден наш город сегодня?

-О себе говорить трудно. За человека должны говорить дела его, его оппоненты, коллеги его. А северянинские модернистские жесты — остались в веке прошлом.

Известно, что Петербург изначально задуман на волне движения к Западу, поэтому его местоположение эксцентрично России, ее огромной сибирско-азиатской части. Город без предшествующей истории, без контекста, без естественных условий возникновения и долгой истории обживания топоса. Своей отдаленности от России, своей умышленностью и прямолинейностью он не только был пограничным, но и являл собой  образ мужского города, противопоставляя себя древнерусским  городам, построенным по концентрическому женскому типу, внутри стен которых найдем детинец.

Ныне пыльно-архивный дух города, к сожалению, побеждает. Чем мы можем гордиться сегодня? В набор не попадут ни современная архитектура, ни реализованные проекты, бронзовые покойники из далекого времени,  исполненные в эстетике соц-реализма не могут претендовать на авангардный дух.

У меня есть сомнения в той навязчивости, с которой используют самоназвание «Культурная столица». Если бы мы меньше говорили, а реализовывали бы действительно интересные радикальные проекты, тогда бы не только мы сами, но и нас бы — тогда по праву — считали культурной столицей. А чем больше мы будем твердить, что мы культурная столица и запрещать актуальное искусство, мирится с грязью, с машинами на газонах, с неумением жить вместе и в данном месте, доверять своему окружению, с той унижающей человеческое достоинсттво атмосферой новой городской среды на окраинах и т.д. и т.п. – тем меньше шанс стать действительно культурной столицей. И напротив.

К этому замечу, что западные демократии давно выработали механизм апроприации негативной критики своего общества в позитивные и аттрактивные моменты его жизни, превратив в коммерческие предприятия, вобрав в индустрию отдыха и развлечения, массмедиизировав их. Согласно этой стратегии произведение «Фаллос» (14 июня 2010) арт-группы «Война»1 мудрым питерским чиновникам не надо было трусливо стирать руками гастарбайтеров, а напротив, следовало бы предложить художникам сделать его качественно и надолго, чтобы он каждый раз гордо вздымался при каждом разведении Литейного моста, привлекая гуляющих, успокаивая ждущих проезда автомобилистов и добавляя турситической привлекательности (о коей так много говорят, но так мало делают); этот самоироничный жест добавил бы рейтинг и Смольному, и ФСБ в створе которого он хорошо виден, и авангардности Городу. И здесь нет парадокса, авангард в искусстве оборачивается самым успешным и коммерчески самым же эффективным проектом.

Вот ведь русская незадача: замечательная арт-группа «Война», покидая искусство, уходит в реальные партизанские акции, переворачивая и поджигая полицейские автомобили, и напротив, молодой политик Сергей Удальцов, становится настоящим русским художником-акционистом, использующим открытие художников начала ХХ века — художественная акция как политическое действие. В своих акциях он репрезентирует не прагамтическую, а посему чистую идею протеста (без насилия и разрушений), в образе типичного русского нигилиста. Его лозунг «За честные выборы» легко конвертируется в лозунги: «За чистоту Антарктиды», «За чистоту Мирового океана», «На Луну с чистой совестью». Кто против? Лично я «за».

Однажды я задал себе мучительный вопрос, что же является третьей бедой в России. Остановился на заборах: дураки, дороги и заборы, все три, полагал я, досаждают повсеместно и немеренно в равной мере. Но ныне, склоняюсь к отвергнутому прежде варианту: идеализм. Идеализм без конца и без края, без начала и конца, без Земли, ума и труда, но с большим нравственным авторитетом — настоящая наша третья и главная Беда. «Неужели эти стекла не зазвенят под камнями? С каким восторгом следила бы, как горит наш милый дом! Только бы началось», -- когда-то приговаривала революцию Марина Цветаева.

Нехватка авангарда — это нехватка идей. Авангард есть способ раскрепощения духа поколения, города, страны. И настоящие интеллектуалы-авангардисты, такие, например, как проф. Игорь Павлович Смирнов разделяют эту точку зрения: «Мы должны деятельность группы ''Война'' рассматривать в общеевропейском контексте. В России очень любят искать исключительно русскую специфику, русскую идею, но «Война» делает примерно то же самое, что программируется в Манифесте французских неоанархистов, то же самое, что мы можем отчасти наблюдать в выступлениях анархистских групп в Греции, в Западной Европе... Представительная демократия больше не удовлетворяет людей, и не только неоанархистов, но и самые широкие массы. ...То же самое прослеживается и в деятельности группы «Война». Можно по-разному, разумеется, относиться к их акциям. Моему эстетическому вкусу не противоречит фаллос, который был изображен на разводной подъемной части Литейного моста...» (http://plucer.livejournal.com/334577.html).

Предложу еще несколько вполне авангардных и столь же легко осуществимых проектов городу, который как никогда нуждается не только в объездной дороге, кольцевой линии метро и прочих дорогих архаических новаций, но акупунктурно точных культурных действий. Меня по этому поводу восхищает не радикальность архитектурного проекта «Центра культуры им. Жоржа Помпиду - Бобур» в центре Парижа, а то, что чиновники города пошли тогда на большой риск, снесли часть города, выдержали критику и … в итоге создали еще один символ Парижа. Равное можно сказать и об «Огурце» архитектора Нормана Фостера в Лондоне. О таких чиновниках и администраторах со вкусом, решимостью и волей нам остается только мечтать.

У нас в Петербурге есть, свои нереализованные проекты. Возьмем, к примеру хотя бы проект памятника Зайцу I. (художник Петр Рейхет, архитектор Геннадий Пейчев) на Заячьем острове (он был выставлен только макет в масштабе один к одному, вызвал определенный резонанс с СМИ). Некоторые успели сфотографироваться на его фоне.

Хотел бы «твердую копию» виртуального кладбища с автоэпитафиями известных интеллектуалов и художников Петербурга, то есть создать реальное современное кладбище подлинных творцов современной культуры, а не официально признанных и обласканных заслуженных и «народных». Создать кладбище без этой ужасающей тесноты, без вечных оградок, мимо которых не протиснуться, уныния и грязи наших южных, северных и прочих советских кладбищ.

Был бы уместен и провокативен, одновременно, лозунг у аэропорта «Пулково»: «РОССИЯ НЕ ЕВРОПА. РОССИЯ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЕВРОПА» для повышения адекватности самоидентификации соотечественника и предупреждение иностранцев о специфике нашей страны.

-Вообще, в постинформационном обществе насколько возможен авангард?

-Сомнение оправдано. После отшумевшего, но ушедшего в прошлое постмодернизма, уже нельзя с той легкостью пионеров авангардистов полагать свою цель, свои устремления в качестве авангардных. После стольких взаимообрачиваемостей, взаимопревращений авангарда в арьергард где направление прогресса и светлого будущего, а где регресса  — неизвестно. Что, оставшиеся в далеком 1917 году левые сегодня авангард? Нет ничего более неприятного для вчерашних авангардистов, как авангард дней сегодняшних. Важно помнить, что постмодернизм уже был. А это означает, с одной стороны, что нельзя творить, исследовать, думать в его парадигме как если бы она была жива и отражала время, а с другой — нельзя игнорировать те достижения его, которые вошли в интеллктуальный иструментарий художника, философа и мыслителя. Оригинальный выход из этого предложил немецкий мыслитель Дитмар Кампер: «нужно двигаться одновременно в до-миф и вперед за-современность». Для философа, историка или филолога будет справедлив лозунг, обращенный к художнику, скорректировав который для определенной конфессии, уместно было бы повесить на входе в здание любого гуманитарного факультета, заменив художника на филолога, социолога, философа и т.д.

-Вы пристально исследовали философию фотографии, философию телесности, философию боли, крови и насилия, а теперь исследуете медиареальность. То есть в центре вашего внимания - человек и его отношения с его же отражением в виде снимка, текста, кадров ТВ. Считаете ли вы, что именно эти темы являются в наши времена самыми актуальными, таящими ответы на самые больные вопросы общества?

-Мы давно живем в другом мире, а думаем, что в старом, добром, надежном, материальном, вещественном. Все мыслимые и немыслимые ужасы уже осущиствились. Реальность мутировав в медиареальность, отформатировала архитектуру взгляда, наше восприятие и конструкцию чувств, сознание наконец. После лингвистического поворота худо-бедно донесшего нам понимание, что не мы говорим, а язык говорит нами, после иконического поворота – обратившего наше внимание на то, что это не мы видим, а нами видит образ, сегодня, после медиального поворота, мы должны с такой же неизбежностью признать, что нами воспринимают медиа, которые создали неведомую прежде реальность — медиареальность. Мы думаем, что используем новые медиа, на самом деле больше правды в том, что видят и чуствуют нами, нами воспринимают и нами же желают потреблять, втягивая в стерильную прогрессию общества потребления, замечу предметов все более одноразовых, продуктов питания все больше искусственных и модифицированных, взаимоотношений между людьми — все более дистантными и поверхностными. Вывод медиа — внутри нас. Они коммунницируют нами.

-Вы ввели массу терминов: культурал, коммуникант, медиабулемия, медиатерроризм, ветераны компьютерных войн и медиаинвалиды.

-Не только, есть и другие: топологическая рефлексия, философ как художник, симметрия ран архаического космоса, постинформационное общество, перформанс как конверсив топоса, фотография — поза логоса.

- Что делать человеку, чтобы не стать медиаинвалидом? Как вы сами себя защищаете от медиатерроризма?

-Чем активнее, беспринципнее, циничнее масс-медиа, тем пассивнее тело аудитории. Старый лозунг: “Разделяй и властвуй” отброшен. Актуален новый: “Соблазняй изображением, раскручивай гонку потребления образов-удовольствий, объединяй в группы активных пользователей, игроманов, усредняй желания, объединяй и — манипулируй”.

Актуальное медианасилие настолько же повседневно, насколько и незаметно. Марсель Пруст заметил как то, «что жизнь есть усилие во времени». Ныне помимо двух по меньшей мере усилий в день (встать рано утром и вечером заставить себя лечь. При этом, если раньше человеку трудно было встать, то сегодня — труднее лечь вовремя), современному человеку предъявляется третье ежедневное усилие: концентрация внимания на конкретных механизмах формирования медиаочевидности. Вводить режим визуальной, звуковой, тактильной экологии, сознательно избирать зоны соприкосновения с людьми, с природой, естественной линией горизонта и запахов леса и моря (благо все это у нас есть, и не столь далеко). Если не справляешся сам, то нужно обращаться в центр реабилитации ветеранов компьютерных игр и медиазависимости.

-Московско-пермский  театр «Практика» привозил в Петербург свой спектакль «Коммуниканты», написанный современным молодым драматургом и использующим слэнг современных партийцев и чиновников. Кто у кого слово «коммуниканты» позаимствовал - Вы у театра, или он у Вас, или вы оба у реальности?

-Да мне Ваш вопрос напомнил Гегеля, который прокомментировал спор двух естествоиспытателей выпустивших книги, подробно описывающих корову, а после обвинявших друг друга в плагиате. Гегель обронил: «оба они у коровы списали». Знал бы о спектакле, возможно сходил бы. Но если хронологически, то все же термин "коммуникант" использовался нами в дискурсе медиафилософии за несколько лет до премьеры Пьесы Дениса Ретрова "Коммуниканты". Но еще прежде он существовал как технический термин лингвистики, коммуникативистики или коммуникалогии.

-В каких областях вы чувствуете  себя белой вороной?  в философии? или как философ в среде обычных людей? Или философ всегда это белая ворона?

-Сопротивление философии было всегда: и жизнь сопротивлялась, иронизируя и издеваясь над философами, и философы сопротивлялись обыденному строю мыслей современников, их прагматическому здравому смыслу. Белой вороной себе не кажусь — уж больно гордая романтическая самоидентификация — и в первую очередь среди обычных (правда, есть ли такие?) людей, скорее чувствую свою инородность в среде специалистов по теории коммуникации.

-Я делала с вами интервью лет шесть назад - тогда журнал «Петербург. На Невском» собирался сделать ряд интервью с философами Петербурга об актуальных проблемах нашей реальности. Но цикл быстро закончился, так как, к сожалению, философия и  философы оказались далёкими от жизни, не умеющими переводить свой научный дискурс с философского на общедоступный, общечеловеческий язык. Интервью с вами называлось «Молчание философов». Что с тех пор изменилось в петербургской  философии? Стала ли она ближе к жизни?

-И да, и нет. Да, поскольку в СМИ стали чаще появляться философы: А.А. Грякалов, К.С. Пигров, А.К. Секацкий, М.С. Уваров (хотя внутрицеховые философские авторитеты  как то: Александры Исаков и Погребняк, Николай Гякалов — коим, верно, есть, что сказать — многозначительно молчат по-прежнему). С другой стороны, Премия петербургского философского общества «Вторая навигация» каждый год выделяет и награждает активных философов за «Инвестицию в культурную жизнь города». Замечаю взаимный интерес и движение навстречу с двух сторон. Это уже тенденция. 

-Вы один из редких философов, активно участвующих в  креативной  культурной жизни Петербурга, вы участвуете в выставках, в проектах художников и перформансистов. Удаётся ли вам из ваших учеников сформировать активных участников современной культуры Петербурга? 

-В вопросе уже заложена мина (полу-серьезная, пехотная) лица: есть культура, а есть не культура – философия. Последняя должна входить, выходить в культуру, выбираться из своей пещеры. Но философия – это тоже культура. Ее качество отражает уровень развития общества. Нет культурной страны без философии. Друго дело, что у нас нет, или прискорбно мало того, что я называю философией среднего уровня, то есть той, которая говорит о реальных проблемах на понятном языке, не теряя при этом градус метафизичности анализа проблемы. Таковых еще мало. Имея опыт городского семинара, “Академическая/маргинальная мысль и современное искусство: стратегии узнавания”, который я вел с 1998 – 2000 годах на Пушкинской-10 и организации общества философии и искусства «Новая архаика», сегодня мы в Центре медиафилософии проводим исследовательский семинар «Визуальные практики», на котором выступают известные художники, фотографы, кураторы и искусствоведы, ученые, которым не чужда проблематика визуального, медиа, радикальных манифестаций духа, которые, к тому же, имеют вкус и интерес к визуальному образу. У нас есть вполне состоявшиеся самостоятельные исследователи: Оксана Штайн, Гульнара Хайдарова, Евгений Павлович, Константин Очеретяный, Татьяна Шутова, Сергей Буглак, Александр Ленкевич. Уже есть защищенные кандидатские диссертации: Игорь Коротков, Михаил Степанов, Дарья Колесникова. И.А. Кребель защитила, а А.А. Иваненко – медиаактивист и активный автор многих статей в «Википедии» — скоро будет защищать докторскую диссертацию. Есть веселый сайт http://mediaphilosophy.ru, который ведет Е. Богачевская.

Беседовала Ирина Дудина