Впору подумать, что империи — раз заведшись в истории — не умирают. Что с некоторых пор они, сколько бы ни распадались, обречены вновь и вновь — даже не возрождаясь в своем прежнем географическом облике — воспроизводиться в телесной памяти и в пластике, в подсознании и навязчивостях государств, пришедших им на смену. И, очень может быть, именно поэтому они никогда не распадаются до конца. Империя — это память о связи и зависимости, от которых, видимо, никогда вполне не избавиться. Так Европа и сейчас помнит Рим, хранит его в себе множеством слепков и отпечатков, явных и неявных тяготений. |