Хотя именно моим предложением в качестве редактора журнала «ГИ» было в связи с трагическим событием гибели на изломе веков еще одного русского поэта/поэтессы Анны Альчук для названия рубрики посвященных Анне Альчук текстов предложение использовать старый феминистский лозунг «сделать личное политическим», который когда-то сознательно был использован западными феминистскими теоретиками как средство путем повествования о частном (как процессе формирования субъективности) подорвать «большие повествования власти», однако сейчас, когда я пишу собственный текст в эту рубрику, у меня уже как у автора возникают сомнения в правильности концептуального использования бессознательно, в состоянии психического потрясения избранной непосредственно сразу после события гибели рубрики.
Известно, что именно из-за сверхрефлексивности Гамлета, лишенного действия, трагически бездомного в своей собственной стране, радикально деполитизированного, имеющего фактически статус, который сегодня в международных документах обозначают статусом беженца, которому в принципе, несмотря на формальный номенклатурный статус принца, невозможно обратиться за помощью к какой-либо инстанции власти, предполагающей правовую справедливость, Сталин запрещал ставить эту пьесу Шекспира в СССР.
Тем не менее в начале было слово – «война», которое в дискуссионном списке ХЦГИ использовала 9 августа 2008 года известный постсоветский феминистский теоретик Елена Гапова для начала дискуссии и одновременно для обозначения ее предмета. Безусловно, долг феминистских исследовательниц и исследователей и состоит в том, чтобы описать войну как войну – в отличие от языков описания наций-государств, предпочитающих нейтральную языковую маркировку войн как «военных конфликтов»
