90-е годы все мы встретили со странным грузом сознания. Свобода настигла нас так, что в душе нашлось место только для ее спонтанных и бессистемных фрагментов, а пространство жизни стремительно заполнялось уродливыми двойниками свободного духа. И это скорее подтверждало наше рабство, чем то, что, наконец, мы обрели спонтанность воли. Наша свобода дышала созданными в рабстве химерами, и если раньше внешне не позволяли нам вернуться в свободное историческое пространство, то теперь дорогу преграждали химеры. Преодолеть их оказалось еще труднее, так как враг невидим, вернее, его единственный видимый образ – ты сам, уродливые формы твоей же души, и свобода для тебя как бы окажется равна самоубийству. Мераб Мамардашвили часто повторял, что наша духовная жизнь полна мертвых остатков и часто невозможно отличить их от живых. Для каждого нашего состояния существует мертвый дубль. Поэтому мертвый не существует после нас, а как-бы участвует в нашем существовании, участвует, как наш же уродливый двойник.