Имя:
Пароль:

На печать

Павел Тищенко
Биотехнологические предпосылки сексуальной революции XXI века

Сексуальная революция, о необходимости которой говорили психоаналитики (В. Райх, Э. Фром, Г. Маркузе и др.), не завершилась экстравагантными опытами хиппи 60х годов прошлого века в сфере свободной любви. Прогресс биомедицинских технологий создает новые беспрецедентные по своему влиянию предпосылки для самого радикального революционного преобразования сексуальности человека, которое может произойти в наступившем столетии. Подчеркну – речь идет лишь о предпосылках, тенденциях культурного развития, реализация или не реализация которых зависит от иных факторов, лежащих в области политики, экономики и идеологии.           В мою задачу пока не входит оценка этих тенденций. Для начала принципиально важно их заметить, описать и, хотя бы предварительно, осмыслить как серьезную проблему.

Начну с оговорки. Человек себя постоянно преобразует. Биомедицинские технологии являются полем незаметных для научного и обывательского взгляда, но самых радикальных преобразований человеческого в человеке. То, что они незаметны обывателю – дело понятное. Но с учеными биологами и врачами ситуация сложнее. Кто, как ни они лучше других разбираются в сути происходящего? Что понимают, к примеру, в проблемах клонирования философы или, совсем уж невесть откуда взявшиеся биоэтики, если они ни микроскопов, ни иных современных научных приборов в глаза не видели. Научных статей в специальных журналах, как правило, не читают, а пользуются лишь пересказами в научно-популярной литературе. Если ты не знаешь и не понимаешь – никакого права что-либо утверждать или опровергать не имеешь. Подобное приходится постоянно слышать в спорах с врачами и биологами. Дело, однако, в том, что микроманипуляции на клеточном или молекулярном уровне имеют своей причиной не природные процессы, а нечто происходящее в головах ученых – то, что остается вне их поля профессионального знания. Ученый лучше других знает – что он делает, но совершенно не знает (именно как ученый), почему он это делает. Более того.  Зная последствия своих действий, которые можно отследить с помощью микроскопа или иного научного прибора или метода, он категорически некомпетентен относительно последствий, могущих возникнуть на уровне сознания человека или структуры человеческих сообществ. Именно этот аспект и станет предметом обсуждения в статье.

Сексуальность относится к наиболее ным и архаичным предпосылкам самосознания человека. Она является формой воплощенности человеческой личности, ее телесной укорененности в жизни природного мира. Биомедицинские технологии преобразуют ее объектные  характеристики, создавая ресурс для революционного разрушения традиционных форм и создания качественно новых форм человеческого воплощенного субъекта.

Причем эти революционные преобразования можно структурировать, выделить в них содружественно работающие и, одновременно, конкурирующие тенденции: реконструктивную, конструктивную, деконструктивную и деструктивную.

Реконструирование – это тенденция действия, направляющая его на восстановление утерянной формы. Восстановление утраченного здоровья – самый характерный, хотя и не единственный пример реконструирования. Уточняющим синонимом реконструирования может считаться идея реабилитации как деятельности, предполагающей не только медицинское, но и психологическое, социальное и даже духовное восстановление целостности человеческого существования. В любом случае, та норма (идея целостности), ориентируясь на которую строится человеческое действие, предсуществует в отношении к ситуации действия. Она как бы локализована в прошлом, была нарушена и теперь ее предстоит восстановить.

Контструирование представляет собой реализацию тенденции к созданию новой формы. В отличие от реконструирования, она предполагает в качестве определяющего специфику элемент новации, изобретения, создания новой формы человеческой сущности или человеческого существования. Его частным вариантом являются практики абилитации. Об абилитации говорят тогда, когда врачам, педагогам, психологам, социальным работникам и иным субъектам биомедицинской деятельности приходится не восстанавливать утраченную целостность, но создавать ее фактически заново. В любом случае для конструирования важен эффект новации с одной стороны, а с другой (с тем, чтобы отличить от деконструирования) – эффект возникновения новой целостности. Конструирование преобразует некоторую исходную природу человека с тем, чтобы придать ей новую более современную конкретную форму. В конструировании и продукт, и его нормативный образ появляются одновременно. Целостность не предсуществует произведению, а рождается вместе с ним. Она локализована не в прошлом, но в настоящем. Она по сути своей современна.

Деконструированием я называю процесс преобразования природы человека, результатом которого является ее превращение в своеобразный конструктор, материю (в аристотелевском смысле). Этой материи в соответствии с индивидуальными или коллективными преференциями можно придавать необходимую для решения конкретных задач или реализации тех или иных ценностей форму. Особенность деконструирования в том, что ценность и целостность человеческого существа категориально схватывается идеей бытия-в-возможности. Человеческое в человеке в данном случае - это не нечто бывшее или здесь и теперь созданное, но культивируемое всем блоком наук о человеке могу-щество, его возможность приобретать новые биологические, психологические, социальные и иные качества, осваивать новые формы деятельности и образы индивидуального существования. Его целостность открыта неизвестности будущего.

Не трудно заметить, что три выделенные тенденции схематично связаны с темпоральной структурой прошлое – настоящее - будущее. Тенденции приобретают особенность в зависимости от того, – какой момент времени избирается как определяющий идею целостности человека. В реконструкции доминантой является прошлое, в конструкции – настоящее, в деконструкции – будущее. Если бы ситуация этими тенденциями ограничилась, то вполне можно было бы дать им общее имя, поскольку есть общее основание – разворачивание времени. Однако карты путает четвертая тенденция, внося в ситуацию имманентные черты безвременья, продуцируя непредставимые эффекты чистого становления. Отсылка к ней неизбежна поскольку, возникающую экзистенциальную ситуацию, порождаемую прогрессом биомедицинских технологий, иначе как пастернаковским переводом Шекспира – «распалась связь времен» - охарактеризовать затруднительно.  Еще в начале 60-х годов XX века Ганс Йонас убедительно показал, что в сфере биотехнологий рост могущества с неизбежностью ведет к непредсказуемости и неконтролируемости результатов человеческого действия. Именно эта тенденция и обозначается мной словом – деструктурирование или деструкция.

Деструктурирование обнаруживается в продуцировании отходов - активной среды научно непредставимых и технологически неконтролируемых последствий трех первых тенденций. Того, что возвращается к человеку (в качестве следа) в форме болезней, экологических проблем и глобальных антропологических рисков. Человек в этой ситуации оказывается не просто открыт будущему в горизонте возможностей настоящего, но брошен в ситуацию не-возможного. Она никак не просматривается и не освещается его знанием. Он теряет возможность узнавать себя как субъекта действия. Одновременно само понятие действия утрачивает свойственный ему смысл.

Можно так же отметить, но оставить без обсуждения, связь описанных выше тенденций с выделенными Маргарет Мид типами самоидентичности – постфигуративной (полагающей центр самоидентичности в прошлом), конфигуративной (полагающей его в настоящем) и префигуративной (полагающей в будущем). Единственное, для большей точности и соответствия, полезно было бы дополнить мидовскую классификацию типом «дисфигуративной» идентичности, формирующейся как отход в реализации трех основных проектов самоидентификации. Его природа – это природа ускользающего протея.  Бессознательное, открытое Фрейдом – одно из частных имен дисфигуративной идентичности, являющейся отходом постфигуративных практик самоидентификации (самоидентификации через отношение к отцу). Причем эта открытость дисфигуративному сохраняется не в психоаналитических топиках и теориях, а в свойственной самому психоанализу деструктурирующей тенденции становления иным. Психоанализ не случайно с момента возникновения начал быстро дробиться на многочисленные варианты школ и интерпретаций, каждая из которых, схватывая и вводя в обзор представимого свое, с неизбежностью теряло из виду неуловимую стихию становящегося. Поэтому деструктивная тенденция и предполагающая ее «дисфигуративная идентичность» (как ни парадоксально это именование безымянного) в принципе неустранимы и непредставимы.

Имея в своем распоряжении инструмент аналитического расщепления тенденций, попытаюсь с его помощью распутать сложный клубок фундаментальных антропологических проблем, порождаемых биотехнологическим прогрессом в пространстве человеческой сексуальности.

Решение этой задачи предстанет как многократный повтор ситуации, в которой на первом этапе внедрения конструктивная по своей природе биомедицинская инновация получает легитимность за счет выявления реконструктивного основания. На втором, она с неизбежностью начинает раскрывать не предполагавшееся в зачине данной инновации поле возможностей для возникновения новых форм сущности и существования человека. Становится деконструкцией. Повтор с каждым новым технологическим достижением данной ситуации, с одной стороны, накапливает потенциал человеческого могу-щества, творчески расширяя область его контроля над собственными процессами жизнедеятельности. Однако с другой стороны, - в качестве побочного следствия, - продуцирует тень непредсказуемых рисков, которая по мере прогресса не рассеивается, а сгущается. Инновации обнаруживают в себе деструктивные тенденции.

Ре-де-кон-струкция сексуальности

Аборт. Прерывание нежелательной беременности имеет древнюю историю. Однако собственно медицинской проблемой, предметом научного изучения, и технологического совершенствования аборт становится в конце XIX – начале XX века. Вначале как форма оказания помощи женщинам, для которых роды несли смертельную опасность. Т.е. как реконструктивная форма деятельности, совмещавшая идеи предупреждения опасности и спасения жизни женщины. В этом исходном смысле медицинский аборт отвергается лишь самыми радикальными религиозными деятелями. Реализовать эту реконструктивную установку можно было только за счет разработки (конструирования) новых, научно обоснованных технологий аборта.

Как только разработанные медиками новые технологии аборта стали достаточно безопасными – они сразу же раскрыли поле возможностей для своего использования с иной мотивировкой. И опять же, выдвижение на это поле имело чисто реконструктивное обоснование. Аборты по желанию женщины, совершавшиеся случайными людьми, слишком часто наносили тяжелый вред здоровью и нередко заканчивались ее смертью. Спасти эти жизни, предотвратить  неизбежный вред здоровью женщин – это были главные аргументы в пользу легализации абортов по желанию на первом этапе. Тем более, что технологические возможности уже присутствовали.

Легализация аборта по желанию, происходившая на следующем этапе разными темпами в разных странах, под флагом борьбы за права женщин, как ни парадоксально, сохраняла для него смысл медицинской помощи. Подобного рода сохранение реконструктивной тенденции возможно лишь на основе конструктивного преобразования исходной идеи целостности человека. И соответственно новой идеи страдания – нехватки и ущербности в сущности и существовании человека. Какого рода целостность восстанавливает аборт? Совсем не ту, что предполагалась в первоначальном развитии этой медицинской технологии. Речь не идет о спасении жизни как главной ценности и основания целостности, а о восстановлении свободы женщины, ее возможности планировать свою жизнь и распоряжаться ею по своему усмотрению. Иными словами, конструктивистская тенденция в модификации репродуктивной функции человека позволяет переопределить реконструктивный смысл этой технологии и тем самым сохранить для нее статус медицинской помощи.

Инновационное преобразование идеи целостности происходит в русле основных тенденций развития новоевропейской культуры. Детородный процесс превращается из естественного события и атрибута сексуальности человека, практически неизбежно происходящего, как только люди вступают в половую связь, в предмет выбора, в предмет рационального действия, контроля и планирования. Антропологическим последствием массового применения аборта как медицинской технологии является намечающаяся тенденция вычленение атрибута деторождения из идеи сексуальности. Первоначально как чистый сдвиг из антропологической реальности, которая есть (в этом смысле ест-ественна) в реальность, которая лишь может быть. Этот сдвиг имманентно присутствует в самой идее целесообразного предметного действия. Конкретные антропологические последствия этого сдвига еще только предстоит изучить. Поскольку план бытия в возможности, раскрываемый технологиями аборта, устанавливается и входит как новая реальность в понимание сущности и форм существования человека, то, одномоментно, происходит его отделение от той идеи целостности, с защитой которой было связано его появление. Как форма медицинской помощи он постепенно начинает использоваться для решения различных задач. Например, задачи рождения ребенка желательного пола или для решения медико-генетических проблем.

Тем самым, технологии аборта осуществляют первый и еще довольно примитивный шаг в деконструировании сексуальности человека. Он радикализуется за счет развития технологий контрацепции.

Контрацепция. Как и в случае аборта, сама практика контрацепции уходит глубоко в историю. Превращение контрацепции в форму медицинской помощи и научной проблемы происходит относительно недавно и получает массовое распространение лишь во второй половине XX века. Идейным обеспечением медикализации контрацепции становится подготовленная медикализацией аборта идея целостности человека, в которой центральное  место занимает свобода выбора. Подбор контрацептивов, рекомендации по их надежному и безопасному использованию, разработка широкого спектра механических, химических и биологических контрацептивных средств – все это естественным образом входит в сферу деятельности врача.

Прямым последствием реконструктивной по своему оправданию медицинской технологии контрацепции становятся многочисленные социальные и психологические конструктивные инновации - модификации человека, приведшие к формированию новых образов и образцов человеческой жизни, в рамках которых сексуальность распалась на секс, развивающийся относительно самостоятельно, и семью, еще сохраняющую заботу о деторождении. Многообразие возникших в результате антропологических последствий в литературе обозначается как «сексуальная революция» 60-х годов XX века. Подчеркну, ее следствием является не только конструирование новых форм человеческой жизни, но и еще более радикальный сдвиг в понимании антропологических атрибутов из есть в может быть, что начинает оказывать влияние на все остальные, еще традиционно воспроизводящиеся формы жизни. Например, поскольку секс как форма жизни отделяется от деторождения, то внутри этой сферы жизни как необходимое следствие возникает безразличие к делению на мужское и женское.  Исчезает чувство естественности гетеросексуальности. Она, как и гомосексуальность становится одной из возможных форм сексуальной ориентации.  Сексуальность тем самым еще в одном аспекте проходит процесс деконструкции, превращения в «материю», из которой (благодаря свободному выбору) человек может выбрать для себя ту или иную форму.

Следующий шаг преобразований сексуальности человека связан с непосредственной трансформацией процессов репродукции.

Новые репродуктивные технологии. Технологии аборта и контрацепции лишь извне контролировали детородный процесс, предотвращая его наступление или прерывая его. Новые репродуктивные технологии вторгаются в его естественное протекание, одновременно порождая многочисленные антропологические последствия. Однако и в данном случае начальный этап осуществляется как реализация реконструктивных тенденций (восстановление целостности), что позволяет с самого начала создавать и совершенствовать их как формы медицинской помощи. «Болезнь», которую лечат эти технологии, называется бесплодием. Лечат не в смысле исправления «поломки» в организме женщины или мужчины, но смысле создания искусственных технологических систем, которые замещают естественные.

Принципиально важно, что реализация реконструктивных задач в данном случае осуществляется как конструирование новых, технологически  преобразованных репродуктивных форм. Искусственное осеменение, заимствованное медициной в животноводстве, получает в конце 70-х, начале 80-х годов широкое распространение. Практически сразу же возникают и начинают распространяться технологии экстракорпорального оплодотворения (оплодотворения в «пробирке») с последующей имплантацией оплодотворенных эмбрионов в матку женщины. Как и в выше описанных случаях, реконструктивно оправданные конструктивные инновации в качестве необходимого следствия вызывают процессы дальнейшей деконструкции сексуальности человека.

Аборт и контрацепция расчленяют секс и деторождение, пока еще связанное с семьей.  Искусственные репродуктивные технологии расчленяют и делают условными, зависящими от выбора естественные формы семейной самоидентичности: мать, отец, сын, дочь, внук, внучка, бабушка, дедушка и т.п. У каждой из них появляется двоение на «биологическое» и «социальное». Например, биологический отец – донор спермы, другой человек, чем отец социальный, выращивающий ребенка. В случае оплодотворения в пробирке существуют вариации, когда один из родителей удвоен или оба. Поскольку имплантация оплодотворенной яйцеклетки может происходить как в матку будущей социальной матери, так и в матку суррогатной матери, то комбинаторика дополняется еще одним элементом. Т.е. возможен вариант, при котором у ребенка будет два отца и три матери. Три матери и один отец, или по два с каждой стороны и т.д. Часто встречающийся вариант, при котором вынашиващей матерью выступает мать будущей социальной матери, создает свою серию гибридных самоидентификаций. Рожденный ребенок может оказаться для женщины, которая его родила и сыном и внуком, а она для него и матерью и бабушкой. Для социальной матери – он и сын, и брат, а она для него и мать и сестра. Тем самым семья из естественной данности превращается в своеобразный конструктор, используя различные элементы которого можно создавать те или иные комбинации.

Аналогию с конструктором еще больше подчеркивает процесс превращения частей человеческого тела в товар. Растет рынок, на котором донорская сперма и донорские яйцеклетки выступают в роли товара. Параллельно возникает рынок платных услуг по вынашиванию и рождению зачатых в пробирке детей.

Тем самым по ходу изобретения новых репродуктивных технологий человек еще глубже подвергает деконструированию свою собственную сексуальность.

Следует отметить, что технологизация  репродукции идет рука об руку с технологизацией сексуального удовольствия. Искусственные вагины, разработанные учеными для сбора донорской спермы, быстро перекочевывают на прилавки секс шопов, оказываясь рядом с вибраторами – техническими заменителями мужского полового члена. Неудивительно, что в некоторых странах Юго-восточной Азии уже появились бордели, в которых механические аппараты и манекены конкурируют с представителями древнейшей профессии.

Дальнейшей радикализации процессы деконструкции сексуальности человека претерпевают в связи с развитием практик транссексуальности.

Транссексуальность. Вполне естественно, что достаточно экстравагантные медицинские технологии изменения пола человека возникают вначале как чисто реконструктивные формы медицинской помощи, прежде всего в связи с лечением различных форм гермафродитизма. Хотя и в этом, достаточно объяснимом случае результатом оказания помощи оказывается не восстановления первозданной формы, а ее создание заново. Реконструирование, тем самым, осуществляется в форме конструирования.

Еще в большей степени конструктивная тенденция проявляется в тех случаях (наиболее характерных для современной ситуации), когда причиной транссексуальных манипуляций оказываются не биологические проблемы развития половых органов индивидов, а чисто психологические. Индивид вдруг осознает, что не может дальше существовать в данном от природы теле мужчины или женщины. Он требует от врачей помощи (хирургической и гормональной) с тем, чтобы имеющийся от рождения пол поменять. Медицинская технология по желанию «пациента» конструирует тот или иной пол. Создает мужчину или женщину из некоторой биологической потенции – тела как конструктора. Тем самым лежащие в основании сексуальности естественно данные формы самоидентичности мужчины и женщины превращаются в социальные конструкции.

В 2008 году средства массовой информации сообщили, что 34 летний мужчина транссексуал Томас Бити родил себе дочь. До 1998 года он был девушкой, потом поменял пол. Женился. Но жена не могла родить ему ребенка. Тогда он прошел новый курс гормональной терапии. Стал на время женщиной. Родил себе, использовав сперму донора, дочь. Затем снова с помощью врачей стал мужчиной.

На этом примере (а он отнюдь не единственный) видно как биомедицинские технологии превращают пол человека в конструктор. Предмет выбора и преобразования. В социальную условность…

Следующий шаг в деконструкции сексуальности человека совершают технологии клонирования.

Клонирование. Транссексуальные технологии делают различия между мужским и женским условными, зависящими от индивидуального выбора, но сохраняют их значение для самой сексуальности. Клонирование как технология воспроизводства человека не от двух людей (матери и отца), а от одного (неважно какого пола) снимает значение между мужским и женским, которое (не трудно заметить) на протяжении всей предшествующей истории определяло динамику и культурного развития человечества в целом, и индивидуального развития людей. Опять же, сторонники идеи клонирования человека оправдывают развитие соответствующих технологий медицинскими проблемами (некоторые варианты бесплодия) или необходимостью оказания помощи людям, лишившимся близких (например, мужа или сына)  и желающим облегчить свое страдание, дав жизнь клону (биологической копии) погибшего человека.

Однако не трудно заметить, что развитие репродуктивного клонирования как фундаментальной по своей инновационной сути разновидности конструирования человека, окажется столь же фундаментальной формой деконструкции сексуальности, как атрибута собственно человеческого в человеке. Репродукция будет отделена от различия человеческого в человеке на мужское и женское. Причем само различие станет несущественным, по аналогии с гомосексуализмом, своеобразной сексуальной «ориентацией», которую по желанию можно как угодно менять.

Предпоследний аккорд описанной выше многослойной деконструкции сексуальности человека будет связан в будущем с успешной реализацией проектов разработки искусственной матки.

Искусственная матка. Мечта о создании искусственной матки для медицинского сообщества вполне естественна. Реализация этого проекта позволит поставить под полный контроль со стороны ученых весь процесс зарождения человека от зачатия до появления на свет. Огромное число форм врожденной патологии будет своевременно обнаружено и подвергнуто лечению. Одновременно женщина будет освобождена от рисков, связанных с беременностью и родами. До сих пор ежегодно тысячи женщин гибнут во время родов. Реконструктивное оправдание более чем весомое.

Конструктивная тенденция также более чем рельефна. Речь идет об одной из самых радикальных модификаций человеческого существа. Впервые, столь существенно важный биологический процесс будет вынесен за рамки человеческого тела и обеспечен деятельностью чисто механического устройства. Здесь важно не пропустить разницу между искусственной маткой и другими искусственными системами (искусственной почкой, пенью, сердцем, легкими и т.д.). Дело в том, что традиционно развивающиеся системы искусственных органов обеспечивают жизнь того естественного тела, которое нам дано от природы. Они восполняли недостаточность поврежденного органа. Искусственная матка «извлечет» из тела человека как несущественный один из естественных нормальных процессов и «воплотит» его в технической системе. Женственность, низведенная до уровня сексуальной ориентации, будет освобождена от атрибута материнства.  Одновременно, произойдут радикальные преобразования самоидентичности человека, «зачатого» путем клонирования и рожденного машиной. Его природная связь с другим человеком будет сведена к «донорству» клетки.

Пилюля счастья. И, вероятно, последним аккордом тотальной деконструкции сексуальности, как наиболее существенного атрибута человеческого в человеке, станет успех в области психофармакологии – разработка «пилюли счастья». Человек будет освобожден от рисков, связанных с сексом для получения сексуального удовольствия. Прервется опасная цепочка распространения ВИЧ, гепатита и других инфекций, связанных с половым контактом. Человечество станет более здоровы и счастливым. Правда, не вполне понятно – в каком смысле оно останется человеческим.

Деструкция человеческого в человеке. Эта непонятность указывает на то обстоятельство, что за спиной реконструкций, конструкций и деконструкций неприметным образом разворачивается тотальная деструкция человеческого в человеке. Тень непредставимых, неконтролируемых и непредсказуемых рисков сгущается. Классическая наука видела в рисках результат недостаточности научного знания. В современной ситуации риски растут и глобализируются именно благодаря прогрессу научного знания. Причем риски не только физические, но и метафизические. Риски потерять собственно человеческое в человеке. Риск тем более реальный, что взглядом экспертов врачей и биологов, которые до сих пор решают вопросы развивать или не развивать ту или иную технологию, не наблюдаемый. Если общество будет довольствоваться одномерным взглядом ученого-естествоиспытателя, то вполне реально с ним случится то, что случилось с героем Р. Шекли. Оно просто не заметит, что произошло что-то особенное. Оно успокоенно обнаружит, что "дома" все осталось на своих местах: "Жизнь шла заведенным чередом: отец пас крысиные стада, мать, как всегда, безмятежно несла яйца...Разве дубы-гиганты не перекочевывали по-прежнему каждый год на юг? Разве исполинское красное солнце не плыло по небу в сопровождении темного спутника?...Марвина успокоили эти привычные зрелища"… К сожалению, для нашего общества характерно проходить кризисные ситуации что называется – не приходя в сознание…

Поэтому в заключение можно представить себе до боли знакомую картину. Пройдет несколько десятилетий и на трибуну некоего Высокого Собрания выскочит сияющее счастьем и здоровьем «ОНО» и отраппортует прогрессивному человечеству: «Сексуальная революция, о необходимости которой говорили классики фрейдизма, – победоносно завершилась!»

Впервые опубликовано: Человек, № 6, 2009, С.21-30.

Публикуется на www.intelros.ru по согласованию с автором


Ссылку на Шекли я заимствовал из книги Я. Свирского "Самоорганизация смысла (Опыт синергетической онтологии) М. ИФ РАН. 2001.