«...что если именно то, что служит общим основанием, и оказывается под вопросом? На каком же очевидном основании обсуждать, например, вопрос об очевидности? В какой логике выяснять вопрос о том, что такое логика, что значит быть логичным? Каким умом думать о том, что такое ум?»

А. В. Ахутин

План постановки вопроса

Центральное теоретическое различие. Для того чтобы сразу уйти от сомнительных споров, связанных с обсуждением «истинной» природы логики, имеет смысл особо подчеркнуть, что предметом моего исследования являются именно логические рассуждения, их природа и условия их возможности, а не вопрос о том, «что такое логика?». Тем не менее, мне представляется удобным эпизодическое использование слова «логика» потому, что оно служит удобным средством экономии языка. Слово «логика» иногда можно безболезненно употреблять, при условии, однако, что мы его предварительно лишим той завышенной значимости, которую придает ему (логический) платонизм. Несколько метафорически говоря, в наших исследованиях хотелось бы противопоставить логическому платонизму - логический аристотелизм. Как станет ясно позже, аристотелевская терминология здесь уместна потому, что предметом нашего внимания является энергия логики (логика как «энергия», т.е. логика «эн эрго» - «на деле»), а не те абстракции, которые во множестве образуются по ходу логических, и особенно формально-логических исследований, и которые ассоциируются ныне со словом «логика». Мы попытаемся показать, что идея отождествления «логики» (как таковой) с некой универсальной системой логических инструкций и законов никак не способствует прояснению вопроса о том, в чем же заключается тайна образования логических рассуждений, которые могли бы способствовать критике имеющихся представлений, а не простому следованию имеющимся «правилам рассуждений». Чтобы подчеркнуть это различие, следует заметить, например, что идеальной формой осуществления правилосообразного построения рассуждений является, например, первобытное мышление туземцев, которое, как мне кажется, к «логике» не имеет никакого отношения. Логика, говорил И. Кант, следуя в этом вопросе Платону и Аристотелю, «необходима как критика знания» (курсив И.Канта). Вопрос о том, в какой мере на это способна те платонистские идеи логики, которые, в частности, разрабатывались в ХХ-м веке, подлежит еще своему внимательному исследованию. Дело в том, что изначальный замысел логики предполагает возможность образования такой коммуникативной и смысловой среды, главной особенностью которой является идея создания сообщений, целенаправленно создаваемых для их критики. Логика имеет смысл логики (а не просто некоей правилосообразной деятельности, как в случае с мифическим мышлением) только в коммуникативной среде, открытой для критики. Далеко не является ясным то, каким образом мог бы «платонистсткий» (в частности, формалистский) подход к логике содействовать достижению этой цели.

«Философия не состоялась бы без философских школ, без преданной готовности последователей воплотить в себе чужое слово... Подвиг переписчиков, благодаря которым мы читаем древних, - что это, как не чистое дарение себя, отдание своего присутствия присутствию другого. Без такой же щедрой самоотверженности не было бы переписчиков другого, особого рода: переводчиков. Перевод - это разновидность благоговейного переписывания, невозможная без отдания себя авторитету» . «Отдание себя» как условие переложения чужого текста в свой язык - так выдающийся философ, филолог, переводчик В.В.Бибихин определил смысл работы переводчика. Это тем более характерно для переводчиков философско-богословских памятников, и живших в XI в., и современных, живущих в веке XXI. Подобный труд предполагает особого рода ответственность, которая в Средневековье переживалась острее, чем теперь, поскольку через переводчика говорила христианская истина, голос которой, звучавший на языке оригинала или перевода, нельзя исказить. Книжник совершал путь к познанию как восхождение, прорыв к смыслу, отбросив все, кроме стремления услышать сущность, выраженную языковыми средствами оригинала, и передать так, чтобы ее услышал читатель.

Идея этой небольшой работы (по сути - нескольких «соображений по поводу») - изначально это было сообщение на одном из наших семинаров - пришла во время работы над переводом глав из книги Дугласа Хофштадтера. Хофштадтер разбирается с проблемой искусственного интеллекта, а это подразумевает обращение не только к «рациональностям», но и к «иррациональностям», поскольку разум, по крайней мере, в первом приближении, раскладывается на две эти полярные матричные схемы, так что без одной невозможно полное понимание другой, а без учета обеих - понимание целого, которое они составляют или к которому принадлежат. Таким образом, Хофштадтер и группа исследователей под его началом, пытаясь хотя бы приблизительно понять, в каком направлении им следует двигаться, чтобы более-менее успешно вообразить/изобразить такое нечто, как «разумность» (к чему, в конечном итоге, все проекты искусственного интеллекта и сводятся), решили, что для этого как минимум необходимо одновременно быть и «физиками», и «лириками». Тут, конечно, вопрос, толкуем ли мы вместе с Хофштадтером разум в некоем экзистенциальном ключе, то есть через призму уникального существа, которое им «обладает», или же наоборот, полагаем, что именно уникальность разума делает чем-то необычным его «носителя», которого, теоретически говоря, можно было бы и сменить, и «заменить». Но пока что мы оставим этот вопрос в стороне.