В романе Генри Джеймса «Княгиня Казамассима» Гиацинт Робинсон знакомится с Кристиной — княгиней Казамассима — в театральной ложе на представлении одной из многочисленных банальных мело­драм, столь популярных у лондонцев в конце XIX века. Знакомство происходит на фоне театральной бессмыслицы, но это не нарушает образа Кристины: она — опаснейшая и загадочная женщина, а по вы­ражению Пола Мунимента (возможно, ее любовника) — «чудовище». Драматические появления и исчезновения Кристины одновременно лишают Гиацинта спокойствия и завораживают

«В настоящее время я раздумываю над тем, — писала в своем дневни­ке Вирджиния Вульф весной 1925 года, — что у человека может быть сколько угодно состояний сознания; и мне хотелось бы исследовать сознание человека во время светского выхода (party consciousness), со­знание хорошо одетого человека и т.п.» (Woolf 1977-1984: III, 12). Спустя несколько недель она отметила: «В следующий раз надо не забыть на­писать о моей одежде, как только у меня появится такое поползновение. Моя любовь к одежде вызывает у меня глубочайший интерес — только это не любовь; а что — я должна разобраться» (Ibid.: III, 21). Размыш­ляя о модернизме и моде в статье «Улисс», Дженнифер Вике пришла к выводу, что в творчестве Вульф нет джойсовского «внимания к мель­чайшим нюансам биения пульса моды» — а если еще точнее, что «ни в одном другом модернистском тексте нет ничего, подобного той бо­гатейшей археологии сокровенных тайн моды», что есть в «Улиссе» Джойса (Wicke 1994a: 30). Но даже если Вике права, утверждая, что Вирджинию Вульф не интересовали мелочи или частные проявления современной ей моды, ее художественные произведения, критические статьи и автобиографические заметки доказывают, что одежда посто­янно находилась в центре ее внимания — так же как проблемы и ра­дости, связанные с желанием быть элегантной.

Среди источников по изучению костюма русская художественная ли­тература занимает особое место. Только через упоминание или опи­сание одежды в литературном произведении можно узнать скрытые значения предмета, не представляющие интереса для коммерческих или технических справочников, вышедших годы, десятилетия и даже века тому назад. Это связано и с особенностями литературного про­цесса в России, и со степенью изученности проблемы, до последней четверти ХХ века не выходящей за пределы идеологических устано­вок, десятилетиями требовавших от граждан и художников аскетизма в повседневной жизни. От работ по истории костюма ожидали лишь практического результата для применения в театре и кинематографе, требуя в качестве приложения исторических выкроек, что безусловно важно, но не исчерпывает функций костюма в культуре и его роль в создании сценического или экранного образа литературного героя. За­имствование модных новинок и следование европейской моде в России никогда не было слепым копированием чужих образцов.