Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Альтернативы » №3, 2016

Сергей Черняков
К вопросу о теоретических взглядах И.В. Сталина

Черняков Сергей Феликсович –
кандидат исторических наук

В научной литературе неоднократно поднимался вопрос об идейных воззрениях И. В. Сталина. Однако в этом, казалось бы «заезженном» вопросе сохранилось ещё немало «белых пятен». При этом в историографии рассматривается комплекс идейного наследия Сталина, как правило, лишь частично. Нередко смешиваются теоретические постулаты с практикой 30-х – начала 50-х годов XX века. Наконец, далеко не все, что происходило в стране в то время, обосновывалось генсеком теоретически. В этой связи В. З. Роговин замечал, что сталинизм «не обладал идеологической доктриной, отражавшей его подлинные политические цели. Сталинский тоталитаризм всей своей сутью был противоположен той идеологии, которая продолжала считаться идеологией правящей партии».[1]

Данное замечание верно отчасти. Часть своих новаций в области политической практики Сталин обосновывал теоретически. Другая часть политической программы И. В. Сталина укладывалась в рамки марксистско-ленинской теории. Лишь те воззрения, которые наиболее грубо, отклонялись от марксизма, вождь не воздвигал в ранг идеологических постулатов и так или иначе камуфлировал их. Задача данной работы – проанализировать комплекс теоретических взглядов И. В. Сталина и определить их корреляцию с марксизмом, степень их теоретической новизны и, наконец, суть теоретического наследия многолетнего лидера Советского Союза.

В своё время Л. Д. Троцкий дал уничижительную характеристику Сталину как теоретику: «Говорить о Сталине как о марксистском «теоретике» могут лишь прямые лакеи. Его книга «Вопросы ленинизма» представляет эклектическую компиляцию, полную ученических ошибок».[2]

Однако уровень теоретической подготовки Сталина уже к 30-м годам был весьма высок. Генсек постоянно занимался самообразованием, много читал, самостоятельно писал свои произведения, был знаком с обширной научной, философской литературой, отражающей мысль в различных областях человеческого знания. Сталин знал марксизм и, в особенности, ленинизм.[3]

И. В. Сталин не был теоретиком марксизма в смысле его развития, выдвижения концептуально новых идей применительно к меняющейся обстановке, к тем вопросам, на которые у Маркса и Энгельса ответов ещё не было. Такими теоретиками (в большей или меньшей мере) являлись К. Каутский, В. И. Ленин, Мао Цзэдун, Э. Че Гевара и ряд других видных деятелей международного социалистического движения. Однако мы полагаем, что теоретиком (естественно, в определённой мере и иного уровня) можно считать и тех деятелей, кто классифицирует, популяризирует учение; интерпретирует те или иные его стороны, аспекты, частности применительно к сегодняшнему дню.

Исследователи констатируют чёткость, дидактичность, предельный прагматизм, доступность сталинских работ.[4] Однако, отмечая несомненный политический эффект данных свойств сталинских произведений, не следует отождествлять эти положительные моменты, то есть форму изложения с его содержанием, и на основании первого считать Сталина крупным теоретиком. Интерпретация (частично верная, частично нет) практики опять-таки частично в рамках марксизма, частично вне его ещё не есть развитие марксистской (или какой-либо иной) теории. Кроме того, представляется, необходимо отдельное изучение степени влияния, которое оказали на идейные воззрения Сталина его оппоненты в большевистском руководстве, и в первую очередь, - Н. И. Бухарин и Л. Д. Троцкий. Сам факт такого влияния очевиден…[5]

«Об основах ленинизма» - одно из первых самостоятельных теоретических произведений И.В. Сталина, в котором проявляются изложение и популяризация ленинизма для малограмотной в политическом и культурном смысле широкой рабоче-крестьянской аудитории. И с этой задачей генсек справился хорошо.

Безусловно, ряд частных теоретических вопросов поднимался Сталиным в 20-у годы исключительно в контексте острейшей внутрипартийной борьбы в ВКП(б) и гальванизировался генсеком, в первую очередь (а нередко - и исключительно) для борьбы со своими оппонентами. (К примеру, спор вокруг тезиса о «диктатуре партии» и проч.)

Для понимания схоластичности и надуманности «теоретических» дискуссий подобного уровня достаточно привести пример критики Сталиным в брошюре «К вопросам ленинизма» (1926 г.) определения Г. Е. Зиновьевым ленинизма как «марксизма эпохи империалистических войн и мировой революции, непосредственно начавшейся в стране, где преобладает крестьянство». По мнению Сталина, зиновьевская формулировка придаёт ленинизму национальную ограниченность и неоправданно делает упор на роли крестьянства. В дефиниции же генерального секретаря «ленинизм есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и практика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности».[6]

Действительно, определение Зиновьева в некоторой степени сужает ленинскую теорию рамками России (хотя здесь видна попытка председателя Коминтерна выделить то специфическое, что В. И. Ленин внёс в марксизм). Однако и сталинское определение нельзя считать точным, полным. Акцентируя свою мысль на двух направлениях ленинского вклада в марксизм (теории и практики пролетарской революции и диктатуре пролетариата), Сталин (как и Зиновьев) упускает новизну других теоретических постулатов Ленина: учения о партии, о союзе пролетариата с крестьянством и др. Вообще вместить все, что В. И. Ленин внёс в марксизм, в одно-единственное правильное определение невозможно.

Дебаты об абсолютной точности формулировок в том ракурсе, в котором они стали проводиться с середины 20-х годов – это семимильные шаги к идейно-теоретическому догматизму…

Между тем именно в период внутрипартийной борьбы Сталин формулирует свою первую оригинальную теорию, а именно – о возможности победы социализма в одной стране (точнее - в отдельно взятом СССР). Правда, рассуждать о данной концепции как принципиально новой для марксизма вряд ли уместно.

В 1915 г. в статье “О лозунге Соединённых штатов Европы” В. И. Ленин делает вывод о неравномерности развития капиталистических государств в эпоху империализма. Опираясь на это положение, он впервые проводит мысль о возможности “победы социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической стране”.[7] Конкретной страны, где мог бы произойти прорыв мировой капиталистической системы, Ленин не называет.

В работах и выступлениях 1921-1923 гг. в условиях провала надежд на скорую помощь мирового пролетариата и острого хозяйственного кризиса в стране В. И. Ленин впервые делает вывод о возможности построения социализма в отдельно взятой России. Однако однозначного ответа на вопрос: можно ли «полностью» построить социализм в России своими собственными силами - Ленин не даёт, склоняясь к тому, что только будущее покажет, насколько эта архисложная задача осуществима.[8] «Мы вполне сознательно, твёрдо и неуклонно продвигаемся вперёд, к революции социалистической... зная, что только борьба решит, насколько нам удастся (в последнем счёте) продвинуться вперед, какую часть необъятно высокой задачи мы выполним, какую часть наших побед закрепим за собой».[9]

Ещё в мае 1924 г. И. В. Сталин в брошюре «Об основах ленинизма» писал: «...Свергнуть власть буржуазии и поставить власть пролетариата в одной стране, ещё не значит обеспечить полную победу социализма. Главная задача социализма - организация социалистического производства - остаётся ещё впереди. Можно ли разрешить эту задачу, можно ли добиться окончательной победы социализма в одной стране, без совместных усилий пролетариев нескольких передовых стран? Нет, невозможно... Для окончательной победы социализма, для организации социалистического производства, усилий одной страны, особенно такой крестьянской страны, как Россия, уже недостаточно, - для этого необходимы усилия пролетариев нескольких передовых стран».[10] Таким образом, в мае 1924 г. Сталин выступает с «доленинских» марксистских позиций и куда скептичнее, нежели Ленин, оценивает возможность победы социализма в «отдельно взятом» СССР.

Но уже в декабре 1924 г. в одной из первых работ, всецело посвящённых критике троцкизма - в предисловии к статье «Октябрьская революция и тактика русских коммунистов» - Сталин полностью изменил свою точку зрения. «Теория одновременной победы в передовых странах и невозможности победы социализма в одной стране - себя не оправдала <...>...Для полной победы социализма, для полной гарантии от восстановления старых порядков необходимы совместные усилия пролетариев нескольких передовых стран. Слов нет, что без поддержки со стороны пролетариата Европы пролетариат России не мог бы устоять <...> Но что такое поддержка нашей революции со стороны западноевропейского пролетариата? Сочувствие европейских рабочих, их готовность рассорить планы империалистов насчёт интервенции...»[11]

В данной работе И. В. Сталин впервые расчленяет понятие «победа социализма» на две части: «полная» и «окончательная» победа. Правда, пока он подразумевает под обоими терминами одно и то же, а именно: гарантию от реставрации капиталистических порядков посредством интервенции.

В брошюре «К вопросам ленинизма» (январь 1926 г.) Сталин окончательно «расчленяет» полную победу социализма на непосредственное построение социализма (которое может быть достигнуто собственными силами) и победу окончательную - гарантию от реставрации старых порядков извне (что невозможно без победоносных социалистических революций в других странах).[12] При этом Сталин признавал существование зависимости советского народного хозяйства от мирового рынка.[13] Но по существу такое признание было формальным и поверхностным.

Между тем главный оппонент Сталина Л. Д. Троцкий рассматривал эту проблему гораздо глубже. В выступлении на XV конференции ВКП(б) (осень 1926 г.) и в письме VI конгрессу Коминтерна (лето 1928 г.) он обозначил суть проблемы. Если в обозримом будущем не произойдёт мировой революции, то капитализм укрепит свои позиции, расширит своё воспроизводство, что автоматически усилит его военно-техническую мощь, поднимет оппортунистическую «рабочую аристократию». А это, в свою очередь, негативно скажется на социалистическом строительстве в Советском Союзе, так как ведущие западные страны смогут оказывать на него большее давление.[14]

Следовательно, невозможность длительного существования Советского Союза в капиталистическом окружении Троцкий объяснял не только вероятностью интервенции (с чем соглашался и Сталин), но и международным разделением труда, в рамках которого даже такая мощная держава, как СССР, будет испытывать экономическое давление; идеологическим и политическим давлением гораздо более могущественного империализма.

Более того, деформации в советской экономике и политике 30-х годов Троцкий также напрямую связывал с условиями нахождения в «осаждённой крепости». «Можно с полным основанием сказать, - писал он в 1937 г., - что пролетариат, господствующий в одной отсталой и изолированной стране, всё ещё остаётся угнетённым классом. Источником угнетения является мировой империализм; передаточным механизмом угнетения – бюрократия. <…> Именно поэтому мы и отрицаем теорию социализма в одной стране».[15] Действительно, многие экономические перегибы и политические искажения, наблюдавшиеся в советской системе, детерминировались её уязвимостью со стороны империализма, недостаточностью внутренних резервов и ресурсов, колоссальными диспропорциями и издержками во всех сферах, связанными с давлением извне. Основные тенденции мирового развития в ХХ веке в общих чертах подтвердили правильность анализа и прогноза Л. Д. Троцкого.

Саму по себе сталинскую теорию построения социализма в одной стране нельзя считать ошибочной, ибо в ней Сталин формулирует идею возможности победы социализма в отдельно взятом СССР.[16] В плане постановки проблемы, в качестве одного из вариантов развития эта концепция, конечно, имела право на существование. Даже крах социалистического эксперимента в СССР в конце XX века не является, на наш взгляд, опровержением данной теории на уровне закона и т. п. Реальные успехи Советского Союза на пути продвижения к социализму – убедительное тому подтверждение. Просто в силу переплетения множества объективных и субъективных причин в стране победила тенденция, противоположная изложенной в сталинской концепции.

Ключевая ошибка Сталина заключалось в другом. Возможность построения социализма отнюдь не является гарантией её реализации на практике. Иными словами, та или иная степень вероятности достижения цели не предполагает в своей посылке обязательный положительный результат (то есть достигнутую цель). Именно из этого в своих построениях исходил Ленин, и именно этой диалектики не понял (или не захотел понимать) Сталин.

Иначе говоря, теорему, которую ещё предстояло доказать, Сталин объявил аксиомой с известным результатом, не требующей доказательств. Логика сталинских рассуждений, аргументация и практические шаги показывают, что генсек изначально интерпретировал, соединял, возводил реальное переустройство общества (в том числе и прежде всего на социалистических началах) в качестве неминуемой и скорой победы социализма.

Несомненно, теория о возможности построения социализма в СССР независимо от развития событий за рубежом - важный психологический мобилизатор масс. Массовый героизм, энтузиазм могли зиждиться только на твёрдой вере в то, что победа социализма зависит от труда советских людей, а не от каких-то внешних условий, что все в руках самого народа! Сталин верно отмечал: «Мы не можем двигаться вперёд, не зная цели движения. Мы не можем строить без перспектив, без уверенности, что, начав строить социалистическое хозяйство, можно его построить».[17] Но при этом нельзя отождествлять тактику и лозунги со стратегией и теорией. Объявляя (вероятно, как и из-за непонимания этого вопроса, так и, в первую очередь, в конъюнктурных, политических целях) социализм в СССР построенным, И. В. Сталин тем самым создал основу для большинства других своих теоретических просчётов…

В беседе с американцем Р. Говардом в 1936 г. Сталин отрицал, что в СССР строится «государственный социализм», обосновывая своё возражение следующим образом. «Под этим термином многие понимают такой порядок, при котором известная часть богатств, иногда довольно значительная, переходит в руки государства или под его контроль. Между тем как в огромном большинстве случаев собственность на заводы, фабрики, землю остаётся в руках частных лиц».[18] Фактически вождь понимает под «государственным социализмом» государственный капитализм и совершенно справедливо отказывает последнему в праве на существование в Советском Союзе 30-х годов.

На самом деле, Ф. Энгельс характеризует государственный социализм как систему «огосударствления в фискальных целях, которая ставит государство на место частного предпринимателя и тем самым объединяет в своих руках силу экономической эксплуатации и политического угнетения рабочего». Цель такого «социализма» - «превратить возможно большее число пролетариев в зависимых от государства чиновников и пенсионеров и организовать наряду с дисциплинированной армией солдат и чиновников такую же армию рабочих (применительно к СССР – ещё и колхозников. – С.Ч.)».[19] Именно государственный социализм в силу, как объективных (генезис раннесоциалистического общества вообще, особенности исторического развития России в частности[20]), так и субъективных (характер теоретической и практической деятельности советского руководства) причин в основном сформировался в СССР к середине 30-х годов.

И. В. Сталин считал, что в Советском Союзе сформировался классический социализм, ибо частная собственность (а значит и капиталистическая эксплуатация) ликвидированы; а общенародная собственность в форме государственной и колхозно-кооперативной господствует. Кроме того, вождь усматривал победу социалистических отношений в ликвидации вопиющего социального неравенства, безработицы; гарантированном праве на труд, а также в таких социальных завоеваниях, как право на отдых, образование и проч.[21]

По сути, в этой трактовке социализма новое общество сводится к общенародной собственности и постепенному расширению прав населения. Данные критерии присущи социализму, но социализм, ни в коей мере, не ограничивается ими. В систему критериев, устанавливающих победу социализма, не вошли основополагающие положения марксизма о позитивном отрицании капитализма путём создания более совершенных во всех сферах условий жизнедеятельности людей по сравнению с капиталистическими.[22]

Отождествляя движение к социализму, строительство нового общества с самим социализмом, И. В. Сталин соответственно отождествляет материально-техническую базу для построения социализма (создание крупной тяжёлой промышленности, коллективных хозяйств) с непосредственно социализмом.А отождествление ранних, незрелых, противоречивых черт нового строя с развитыми, сложившимися признаками этого строя, вернее – придание незавершённому явлению законченных, сформированных свойств объективно приводит к нивелированию противоречий в развивающемся процессе, метафизичности в анализе его сущности и тенденций развития.

Отсюда вытекает следующая ошибка Сталина в анализе советской действительности. Он не находит, не видит противоречий внутри социализма, имманентно присущих новому, по сути, переходному строю. «Теоретически не подлежит сомнению, - писал В. И. Ленин, - что между капитализмом и коммунизмом лежит известный переходный период. Он не может не соединять в себе черты или свойства обоих этих укладов общественного хозяйства».[23]

В данном контексте речь идёт не о механическом соединении различных элементов, при котором, отбрасывая старые, «плохие» можно легко ликвидировать все противоречия социализма. Элементы, свойства как предшествующего, так и формирующегося строя органически связаны в социализме. И эта связь намного прочнее, серьёзнее на традиционном, культурном, психологическом, социальном и других уровнях, нежели сохранение остатков бывших господствующих классов (которые, в принципе, не являются естественной составляющей социализма и ликвидируются уже в самом его начале).

И. В. Сталин же в докладе «О проекте конституции Союза ССР» (1936 г.) рисует идиллическую картину. «…Общество состоит из двух дружественных друг другу классов, из рабочих и крестьян … у власти стоят эти именно трудящиеся классы … государственное руководство обществом (диктатура) принадлежит рабочему классу, как передовому классу общества…»[24] В работе «Экономические проблемы социализма в СССР» (1952 г.) Сталин отрицает сохранение существенных противоречий между рабочими и колхозниками, между городом и деревней (выделяя лишь противоречие между «общенародной» собственностью в городах и групповой (колхозной) в деревнях). Также он отрицает серьёзные противоположности между физическим и умственным трудом, а ликвидацию некоторых различий видит в дальнейшем подъёме культурно-технического уровня рабочих.[25]

Между тем В. И. Ленин недвусмысленно и неоднократно заявлял, что «социализм есть уничтожение классов».[26] Подчеркнём: классов вообще, а не только эксплуататорских. Так как сохранение классов есть сохранение социального неравенства. В этой связи Ленин констатировал: « Общество, в котором осталась классовая разница между рабочими и крестьянами, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество. Конечно, при толковании слова социализм в известном смысле, можно назвать его социалистическим, но это будет казуистика…».[27] Однако ликвидация классов – процесс очень длительный, связанный с громадным прогрессом в развитии производительных сил и преодолении «громадной силы привычки и косности», обусловленных многовековым разделением труда. Поэтому уничтожение классов – это «конечная цель социализма».[28]

Серьёзной теоретической ошибкой И. В. Сталина было отождествление государственной и общенародной собственности, затушевывание, а то и волюнтаристское «снятие» реальных противоречий раннесоциалистического общества. «…Реальное «обобществление», - неоднократно подчёркивал Э. В Ильенков, - в отличие от формально-юридического … включает в себя … и процесс полной демократизации управления общественными делами, доведённый до конца, т. е. до «отмирания государства», и преодоление всех и всяческих видов «социальной стратификации», унаследованных … от мира частной собственности, и многое, многое другое».[29]

Сталин игнорирует, что в СССР не только сохранилось разделение труда, но и произошло лишь формальное обобществление. На XIV съезде ВКП(б) (1925 г.) в начале строительства «реального социализма» Л. Б. Каменев вслед за Лениным предостерегал сталинско-бухаринское руководство от смешения государственных и общественных предприятий, ибо при первом типе организации труда рабочие недополучают зарплату (часть которой используется на государственные нужды). А организация труда, отношения людей ещё не являются подлинно социалистическими.[30]

Касаясь соотношения между государственной и общественной собственностью, Л. Д. Троцкий констатировал, что «государственная собственность лишь в той мере становится «всенародной», в какой исчезаю социальные привилегии и различия, следовательно, и надобность в государстве. Иначе сказать: государственная собственность превращается в социалистическую по мере того, как перестаёт быть государственной».[31] Отмечая социальное расслоение в СССР, Троцкий указывает на сохранение и воспроизведение буржуазных тенденций внутри социалистического сектора экономики, психологии потребительства и стяжательства.

С высоты нашего времени можно обнаружить, что производительные силы той эпохи не были готовы к реальному обобществлению; и при раннем социализме обобществление возможно преимущественно формальное.[32] Однако Сталин, смешивая эти два понятия, по существу, проигнорировал марксистскую концепцию формального и реального обобществления. «Отрицать наличие «отчуждения» в странах, установивших общегосударственную, общенародную социалистическую форму собственности на средства производства, - значит попросту снижать общетеоретические критерии коммунистического преобразования».[33] В этой связи В. В. Шапинов резонно замечает, что «несмотря на формальное обобществление, рабочий остался рабочим на заводе, профессор – профессором в университете, партработник – партработником в парткоме».[34]

Видел ли И. В. Сталин классовые различия в советском обществе? Пускай, и «несущественные», но видел. Ликвидация классов мыслилась им путём ликвидации остатков эксплуататорских классов и частной собственности, реализации принципа «от каждого по способностям – каждому по труду». И лишь при переходе к коммунизму культурно-технический уровень рабочих позволит подорвать основы противоположности между физическим и умственным трудом.[35]

Таким образом, Сталин смешивает ликвидацию эксплуататорских классов и классов вообще. Причём механизм ликвидации классового деления общества преподносится несколько абстрактно, туманно. Главный упор делается на преодолении различий между физическим и умственным трудом путём повышения культурно-технического уровня трудящихся. При этом Сталин обходит стороной классические марксистские положения о расширении свободного времени, всестороннем развитии личности, а значит, преодоления человеком «раба» отдельной профессии и проч. В итоге сама основа существования различий между людьми, лежащая не в сфере сознания, а в сфере общественного бытия, не затрагивалась.[36]

Позднее Мао Цзэдун в своих построениях особо выделял то обстоятельство, что противоречия внутри народа включают в себя противоречия внутри рабочего класса, противоречия внутри крестьянства, противоречия внутри интеллигенции, противоречия между рабочими и крестьянами, с одной стороны, и интеллигенцией, с другой. Наконец, противоречия между государством и народными массами.[37]

Сталин же попросту игнорировал эти противоречия внутри народа, а все негативные явления в стране сводил к «проискам врагов», то есть к внешнему относительно социального развития фактору. Смешивание внутренних и внешних, неантагонистических и антагонистических противоречий, подмена первых последними соответственно приводили к подмене методов разрешения проблем внутри нового общества. Вместо постоянной ликвидации негативных черт (естественных для такого переходного общества, как социализм) путём реализации и укрепления прогрессивных (коммунистических) явлений в обществе Сталин посредством массового террора отсекал любые отклоняющиеся от его собственной модели развития тенденции.

Указанные теоретические ошибки основывались на метафизическом восприятии внутреннего противоречия в качестве чего-то «искусственного», «надуманного», «ненормального». Суть этого явления блестяще обрисовал Э. В. Ильенков: «Для того чтобы «разрешить» противоречие…он (метафизик – С.Ч.) будет стараться представить это противоречие как противоречие «в разных отношениях», как внешнее противоречие двух разных столкнувшихся вещей, людей и т. п. Внутри каждой из этих сталкивающихся в противоречии вещей он внутреннего противоречия помыслить не может»[38]

Рассмотрим теперь сталинскую интерпретацию основного принципа социализма: «от каждого по способностям - каждому по труду». В условиях массового принуждения к труду, низких оплаты и культурно-технического уровня основной массы трудящихся, недостаточного развития технико-технологических параметров производительных сил тщетно ожидать от человека работы по способностям. Сталинская формулировка «основного принципа социализма» не отражала реального положения в стране. А объединение работы «по способностям» с распределением «по труду» не является марксистским.[39]

В. И. Ленин отмечал, что «справедливости и равенства … первая фаза коммунизма дать ещё не может: различия в богатстве останутся и различия несправедливые…». Сохраняющееся при социализме «буржуазное право по отношению к распределению продуктов потребления предполагает, конечно, неизбежно и буржуазное государство, ибо право есть ничто без аппарата, способного принуждать к исполнению норм права»…[40]

В работе «Экономические проблемы социализма в СССР» И. В. Сталин писал о сохранении закона стоимости, товарного производства и товарно-денежных отношений при социализме. Данные экономические явления при отсутствии частной собственности и найма рабочей силы не являются элементами капитализма.[41] Вопрос о сохранении и степени допущения товарных, рыночных отношений при построении социализма достаточно дискуссионный. Он обсуждался и неоднозначно интерпретировался, как в советский период, так и на современном этапе.

В марксизме нет однозначной формулировки на счёт того, может ли товарное производство, товарно-денежные отношения сохраняться при социализме (а если – да, то в какой степени, на каких этапах развития).[42] Однако полную победу социализма основоположники марксизма связывали, в том числе, и с полной ликвидацией товарного производства. «…Закон стоимости – основной закон как раз товарного производства, следовательно, также и высшей его формы - капиталистического производства. <…> Для социализма… очень важно понять, что труд не имеет стоимости и не может иметь её. <…> Раз общество возьмёт во владение средства производства, то будет устранено товарное производство, а вместе с тем и господство продукта над производителями».[43]

Товарно-денежные отношения, сохранившиеся в СССР, были естественным, объективным фактором для того периода строящегося, раннего социализма. Но Сталин, исключительно исходя из своей концепции построенного социализма, возвёл закономерности формирующегося явления в закон существования нового, социалистического строя. Причём подобный «реверанс» рынку никак не состыковывался с позицией самого вождя, который был твёрдым «антирыночником».

«… Подчеркнув, что средства производства не являются товарами, он (Сталин – С.Ч.) объявил товарами предметы потребления. Но тогда получалось, что сущность социалистического производства – дуалистическая, товарно-нетоварная. Если предположить, что предметы потребления товары, то они, выходит, производятся не для удовлетворения потребностей, а для обмена. Работник же в обмен на идущий к нему в потребление товар может дать только свою рабочую силу. Его рабочая сила тогда тоже товар, а такое товарное производство, при котором и рабочая сила является товаром, называется капитализмом. <…> Ошибочно и утверждение, что при социализме действует закон стоимости. Ведь закон и сущность – категории однопорядковые. Поэтому утверждение о действии при социализме закона стоимости равносильно утверждению о товарной сущности социалистического производства».[44]

Наконец, под видом апологетических деклараций о пролетарском характере власти в СССР Сталин упускает из вида (сознательно или нет – это отдельный вопрос) политическое неравенство в советском обществе, в значительной мере оторванность трудящихся от власти и, соответственно, в той же мере осуществление управления страной бюрократией. Подобная система управления на тот момент, вероятно, была единственно возможной.[45] Однако нельзя было выдавать желаемое за действительное, замазывать реальные противоречия; не преодолевать бюрократизм как систему (а не только его отдельные, наиболее одиозные проявления) через поэтапное «снятие» его основ и одновременное становление системы подлинного народовластия.

При этом ленинские указания на этот счёт (как и во многих других аспектах) прямо не критиковались, а замалчивались и игнорировались. А. Дробан отмечает, что в 30-е годы «была фактически изъята из употребления констатация о существовании различий между управляющими и управляемыми, что препятствовало теоретическому осмыслению и практическому разрешению основного противоречия строящегося социализма». Более того, текст второй лекции Ленина «О государстве», посвящённый уже непосредственно проблемам социалистической государственности бесследно «пропал».[46]

К сожалению, В.И. Ленин, в своих многочисленных работах о диктатуре пролетариата не очертил границы использования репрессивных функций власти.[47] Но, он имел в виду исключительно классовое насилие, уменьшаемое по мере разрешения классовых противоречий и генезиса нового строя. Одновременно особое внимание акцентировалось на подготовке масс к управлению страной, изменениях в их менталитете, совершенствовании организации общественного труда в качестве одних из условий перехода от государственного к общественному управлению.[48] Эта мысль, по существу, была проигнорирована Сталиным полностью.

Очевидный крен генсека в пользу насильственного построения нового общества «сверху» (что, в тех исторических условиях было легче и, на первый взгляд, казалось продуктивнее.), стремление ликвидировать всех оппонентов и сомневающихся, объяснить неудачи и провалы сделали возможным появление (в 1937 г.) тезиса об обострении классовой борьбы по мере становления социализма.[49] Данный тезис приводит к логическому противоречию сталинскую концепцию в целом: ослабление классовых противоположностей, «победа социализма» означают … усиление классовой борьбы!

В отчётном докладе на XVIII съезде ВКП(б) (1939 г.) И. В. Сталин выдвинул тезис о сохранении государства при социализме и коммунизме.[50] Он правильно указал, что формула Энгельса об исчезновении государства вместе с антагонистическими классами была выдвинута, исходя из уверенности в победе социализма в мировом масштабе, а значит, вопрос о защите социалистического государства от враждебного капиталистического окружения не мог встать в принципе. Сталин также подчеркнул сущностные отличия формы и функций социалистического государства от прежних. В этом ничего принципиально нового не было, ибо генсек, по сути, шёл вслед за Лениным.

Но Сталин взял для опровержения лишь одно из направлений теории Маркса – Энгельса о государственности, ничего не сказав об отмирании государства как конечном итоге отмирания классового деления общества. Преподнося уничтожение государства как некий одноразовый акт, вождь умолчал и о том, какова тенденция ликвидации отрицательных сторон государства, которые могут быть преодолены даже в условиях сохранения классов и внешнеполитической опасности. Речь идёт о выборности и сменяемости партийно-государственных чиновников, отмене их привилегий, подготовке масс к управлению страной и т. п. Наконец, генеральный секретарь явно исказил действительность, заявив, что ныне острие советских карательных органов обращено вовне страны.

В этой связи Л. Д. Троцкий вполне обоснованно коррелировал строительство социализма, в том числе с процессом ликвидации государства. «Каждый успех на пути разрешения этих (социалистического строительства – С.Ч.) задач означает тем самым новый этап ликвидации государства, его растворения в социалистическом обществе. Степень этого растворения есть наилучший показатель глубины и успешности социалистического строительства».[51]

Весьма противоречивы взгляды И. В. Сталина на социалистическую демократию. С одной стороны, генсек неоднократно объявлял себя приверженцем коллегиальности, дискуссий, критики и самокритики.[52] С другой стороны, дискуссии всегда являлись для Сталина не средством движения вперёд, а лишь борьбой с врагами, способом их сокрушения и торжества собственных взглядов. «Надо чтобы люди имели свободу писать… Свободу высказываться, чтобы было кого раскритиковать» (курсив мой – С.Ч.)[53]

Границы внутрипартийной демократии в целом понимались Сталиным следующим образом: «Ответственные товарищи вырабатывают … платформу партии, ведя соответствующую дискуссию в узком кругу, без опубликования в печати. После принятия документов большинством ответственных товарищей документ утверждается … как основной закон партии, обязательный для членов партии».[54] (Правда, в СССР в то время даже подобной «свободы» не существовала, так как все концептуальные решения принимались Сталиным в большинстве случаев единолично.)

Веря в абсолютную непогрешимость в стратегических вопросах, всецело отождествляя свою точку зрения с единственно верной, марксистско-ленинской, Сталин не принимал никакой альтернативности прежде всего в концептуальных, идейно-теоретических вопросах. В письме в редакцию «Пролетарской революции «О некоторых вопросах истории большевизма» (1931 г.) Сталин возмущался тем обстоятельством, что попытки обсуждения на страницах журнала «намерены вновь втянуть людей в дискуссию по вопросам, являющимся аксиомами большевизма», превратить «из аксиомы в проблему» эти вопросы.[55]

Многолетний лидер Советского государства так и не понял одного из ключевых постулатов марксизма, сформулированного Ф. Энгельсом: «Рабочее движение основано на острейшей критике существующего общества; критика является его жизненной стихией, как же может оно само избежать критики, стремиться запретить споры?»[56] Дискуссия, критика – имманентный, перманентный источник развития социалистической партии и общества. Они также являются его необходимым признаком, как и общественная собственность, диктатура пролетариата, ликвидация классов и др.

Означает ли это, что в своих высказываниях о пользе социалистической демократии, коллегиальности и критики Сталин лукавил? И да, и нет. И. В. Сталин признавал и даже требовал этих явлений на низовом и среднем уровнях власти; в определённые моменты – даже по отношению к отдельным высшим партийно-государственным чиновникам. Более того, иногда он позволял спорить с собой по частным вопросам и принимал точку зрения оппонента. Но Сталин не доводил эти признания и требования до логического конца: не распространял их целиком на высшее руководство, себя самого, собственные идеологические воззрения.

Аналогично с вопросом о демократии отличались противоречивостью взгляды И. В. Сталина по проблемам марксистской теории в целом. «Марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов, - неоднократно подчёркивал Сталин. – Марксизм является врагом всякого догматизма».[57] Межу тем в историографии не раз отмечался именно догматизм теоретического мышления вождя, его стремление все «делать в соответствии со сложившейся схемой, догмой, постулатом, устоявшимся представлением. <…> Вульгаризация, упрощенчество, схематизм, прямолинейность, безапелляционность придали взглядам Сталина примитивно-ортодоксальный характер».[58] Однако такое определение теоретических воззрений Сталина, на наш взгляд, неполно и неточно.

И. В. Сталин никогда не был марксистским догматиком, марксистским ортодоксом. Многие теоретические положения, выдвинутые вождём, в той или иной мере не коррелировали с марксизмом, не вытекали из него и не развивали марксистско-ленинское учение. Идеи и высказывания классиков марксизма, противоречившие официальной линии, замалчивались и скрывались, а ряд высказываний Энгельса Сталин открыто критиковал. С точки зрения развития науки отход от механического следования всему, что было написано ранее, был бы верен, если бы не ряд сопряжённых с этим обстоятельств.

Во-первых, многие сталинские новации не являлись теоретическим развитием марксисткой науки и не способствовали, в конечном итоге, строительству социализма в Советском Союзе. Во-вторых, Сталин действительно был догматиком. Но не марксизма, а собственных идеологических устремлений. (Что не мешало ему в тактических вопросах быть достаточно гибким.) Веря в свою «мессианскую» роль, он всегда отождествлял свою позицию в стратегических вопросах с единственно верной, а взгляды любых оппонентов с изначально неправильными. При этом те марксистские установки, которые разделялись Сталиным, воспринимались им достаточно схематично и схоластично.

«Марксизм – это религия класса. <…> То, что мы пишем для себя, - это обязательно для народа. (В смысле, что массы обязаны проникаться идеями вождей – С.Ч.) Это для него есть символ веры!»[59] Понятно, что данный пассаж, фактически сводящий научное понимание к религиозному поклонению, вере, образен. Но он неплохо раскрывает сталинский менталитет, тип его мышления.

Там, где взгляды Сталина абсолютно противоречили марксистским, скрыть это возможно было, только скрывая свои истинные суждения. Так обстоит дело с отношением Сталина к террору, морали, интернационализму и ряду других проблем.[60] Официально, публично Сталин, по существу, никогда не опровергал воззрения Маркса и Ленина по указанным вопросам. Наоборот, грубые политические искажения он прикрывал, камуфлировал марксистской фразеологией. В данном случае теория являлась для Сталина лишь ширмой, простым политическим инструментом.

Однако в отдельных случаях в частных беседах вождь искренне высказывался по вопросам террора, морали, межнациональных отношений и проч., что позволяет нам в некоторой степени реконструировать сталинские взгляды. Ещё в 1923 г. в «задушевной беседе» с Ф. Э. Дзержинским и Л. Б. Каменевым Сталин признался, что «высшее наслаждение в жизни – это зорко наметить врага, тщательно всё подготовить, беспощадно отомстить, а затем пойти спать».[61]

А вот какое откровение генсека записал в своём дневнике 7 ноября 1937 г. Г. Димитров: «…Мы будем уничтожать каждого врага, был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями (да, и мыслями) покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать. За уничтожение всех врагов до конца, их самих, их рода!»[62] Несколько позднее вождь высказал и такую мысль: в наше время пролетарский интернационализм нужно сочетать со здоровым национализмом, тогда будет меньше шпионов и предателей.[63]

В силу объективной направленности доктрины в марксизме нет «ни грана этики». При этом незавершённость, недосказанность, упущения по этой проблематике сыграли на руку таким политическим деятелям, как Сталин.[64] Но определённые нравственные императивы в контексте рассуждений классиков, исходя их марксистской парадигмы развития в целом, несомненно, присутствуют. Исходя из всех высказываний и размышлений на этот счёт, а самое главное – политических действий, невозможно представить подобные фразы из уст К. Маркса, Ф. Энгельса или В. И. Ленина.

Ф. Кастро, который наряду с Че Геварой внёс значительный вклад в этическое содержание марксизма, по этому поводу констатировал: «…Я никогда не чувствовал личной ненависти к людям <…> Месть не имеет смысла. <…> Политические идеи ничего не стоят, если у человека нет благородных и бескорыстных чувств. <…> Только пропащий человек, неудачник не понимает, что основной фактор в революции – это мораль. Именно моральные ценности – это то, что духовно вооружает человека. <…> …Как можно запятнать эти ценности, попрать их?»[65]

А для Сталина духовно сильный, деятельный и умный (способный) человек является хорошим независимо от других пороков. Соответственно, по Сталину, «единственно, что может быть названо пороками», - это слабость, лень и глупость.[66] Не случайно, в «Письме к съезду» В. И. Ленин дал Сталину единственному из большевистского руководства негативную личную характеристику...

Подытоживая теоретическое наследие И. В. Сталина, отметим главное. Первое. Сталин отождествлял то общество, которое было в СССР в 30-50-годы де-факто (раннесоциалистическое и одновременно деформированное сталинизмом), с социализмом. Отсюда, с одной стороны, ряд теоретических положений (о товарном характере производства, значительной роли государства, сохранении неантагонистических классов) соответствовал уровню общественного развития страны на тот период, но не соответствовал социализму как первой фазе коммунистического общества.

С другой стороны, другие сталинские установки (о работе по способностям, существовании общенародной собственности, отсутствии противоречий внутри советского общества и подавляющей функции государства) соответствовали в определённой степени критериям социализма, но не коррелировались с объективной реальностью в стране, не соответствовали действительности. Таким образом, происходила механическая экстраполяция принципов социализма на текущую действительность, а реалии текущей действительности возводились в ранг социалистических принципов.

Указанные ошибки были мотивированы, на наш взгляд, как политическими факторами (стремлением убедить общественное мнение в стране и за рубежом в правильности и реализованности тезиса о возможности победы социализма в отдельно взятом СССР), так и непосредственно теоретическими просчётами. Вопреки марксистской традиции, Сталин, в целом, рассматривал социализм как однородное, непротиворечивое общество, то есть метафизически.

Второе. Положение об обострении классовой борьбы по мере становления социализма, а также рассуждения, не облекаемые в официальные установки, но реализованные на практике (о терроре, демократии, морали, интернационализме), объективно противоречили марксизму, не соответствовали ни социализму, ни формирующемуся раннесоциалистическому обществу.

Пожалуй, за исключением концепции социализма в одной стране (с указанными ошибками и оговорками) И. В. Сталин ничего нового в марксизм не привнёс. Будучи выдающимся политическим деятелем, он приспосабливал марксизм к действительности.[67] Конечно, субъективно, а в определённых вопросах и объективно Сталин был марксистом. Однако особенности его понимания марксизма, самой действительности, специфика мышления нередко приводили вождя к отступлению от марксизма, как в теории, так, естественно, и на практике.

Отступления и уступки в политике – вещи абсолютно необходимые и закономерные. Наиболее яркий пример ленинского отступления – НЭП. В силу объективных причин Сталину пришлось идти на значительно большие (количественно и качественно) уступки.[68] Принципиальная ошибка И.В. Сталина заключалась в другом. В отличие от Ленина он не рассматривал такую политику как отступление, шаг назад, а общество - в качестве переходного. Наоборот, подобный «полуфабрикат» выдавался им за «готовую продукцию»; разница между «заготовкой» и «изделием» нивелировалась. Рассматривая существовавший строй в качестве социалистического, И. В. Сталин, по сути, хотя и непреднамеренно, занижал «планку» социализма, делал уступку буржуазным отношениям.

Специфику сталинской корреляции теории с практикой раскрывает Б. Кагарлицкий: «Будучи прагматиком, Сталин понимал теорию, прежде всего как политический инструмент. Несомненно, теория должна служить практике, иначе она просто не нужна. Но со времени Сталина теоретические построения уже не служили практике, а обслуживали её. Если для Ленина каждый практический, тактический вопрос приобретает теоретический смысл, то для Сталина, наоборот, любая теоретическая проблема значима прежде всего в связи с конкретной политической практикой. Иными словами, задача теоретиков состояла в том, чтобы задним числом найти обоснование политическим решениям, принимаемым руководством».[69]

Такая роль теории закономерно приводила её к догматизации и мифологизации. Сакрализированный марксизм-ленинизм, превращённый Сталиным, по сути, в «святое» учение, наподобие религиозного, объективно не мог развиваться, ибо «священно учение» по определению не дополняется чем-либо новым. Многочисленные философы и историки могли лишь ссылаться на доктрину с помощью цитат из классиков, подчёркивая верность ей.[70]

При этом, как мы уже отметили, в реальности статус официальной идеологии получила та часть марксизма, которая разделялась, одобрялась Сталиным и, по крайней мере, внешне не контрастировала с его политикой, а могла, наоборот, её «обосновать». Кроме того этот марксизм в сталинской интерпретации превращался в механическое соединение марксизма с немарксистскими установками. Такое соединение не противоречило сакральному статусу доктрины, ибо по Сталину, именно это и есть «настоящий» марксизм-ленинизм.

Анализируя сталинское мышление, австрийский исследователь Ф. Марек утверждал, что для него характерно манихейское, дуалистическое восприятие мира: или-или. «Никаких промежуточных звеньев или других возможностей, а сами теоретические проблемы допускают лишь возможность ответить – да или нет. Чем сильнее манихейское противопоставление, тем неизбежнее упрощение, схематизация, вульгаризация».[71] Данные черты определялись, как мы уже отмечали, метафизичностью сталинского мышления.

Диалектика Сталина, на деле, сводилось к «сумме примеров», абстрагировалась от практики, в лучшем случае, оставаясь уделом «чистого мышления». В итоге диалектическо-исторический материализм являлся формальным, отрывался от логики, которая также становилась формальной. В марксистской же гносеологии основой является диалектическая логика…[72]

В декабре 1913 г., касаясь одного из частных политических моментов, В. И. Ленин в письме И. Арманд великолепно обозначил общую проблему всех политических эпох, любых (в том числе неполитических процессов, событий), глобальную беду человечества вообще. «Люди большей частью (99% из буржуазии, 98% из ликвидаторов, около 60-70% из большевиков) не умеют думать, а только заучивают слова. Заучили слово … твёрдо. Повторить могут. Наизусть знают. А как надо изменить его формы в новой обстановке, как для этого заново учиться и думать надо, этого мы не понимаем».[73]

И. В. Сталин тоже требовал учиться и переучиваться, замечая, что сам он учится постоянно.[74] Но знания и убеждения – это не одно и то же. Как не являются тождественными величинами стремление к правильному мышлению, к истине и умение правильно мыслить и достичь истины. Без сомнения, Сталин понимал опасность теоретического застоя, стремился развивать теорию и побуждал к этому других. Однако в силу обозначенных причин он не смог поднять теорию хотя бы на ступеньку выше, сделать её адекватной изменившейся по сравнению с послеоктябрьским периодом и изменяющейся постоянно действительности – то есть теоретически осмыслить реальность. В этом заключается не вина И. В. Сталина, а скорее – беда. Лишь единицы, подобно Ленину, способны на это.[75]

Беда же нашей страны и вина Сталина заключена в другом. Рассмотренные личностные, интеллектуальные, психологические черты советского руководителя в силу созданного им политического режима делали крайне затруднительным теоретическое продвижение вперёд вообще. Думающие советские представители общественных наук были жёстко ограничены каноном официальной идеологии, с одной стороны, и возможными, вероятными репрессиями за отступление от неё, с другой. В итоге официальный марксизм все белее погружался в застой и деградировал; все меньше мог осмысливать положение в стране и отвечать на вызовы времени. А минимальный уровень марксистской теоретической культуры масс был достигнут ценой формализации, огрубления, вульгаризации теоретических знаний, помноженных на пророческое замечание Ленина о неспособности людей мыслить.



[1] Роговин В.З. Сталинский неонэп. М., 1994. С. 167.

[2] Антология позднего Троцкого. М., 2007. С. 95.

[3] Славин Б. Человек абсолютной власти. // Правда.1994. 21 декабря; Вылцан М. К вопросу об интеллекте Сталина. // Правда-5. 1996. 27 сентября-4 октября; Шепилов Д.Т. Воспоминания. // Вопросы истории 1998. №3. С. 17-20; Илизаров Б.С. Тайная жизнь Сталина. М., 2003. С. 178.

[4] См., напр.: Жуков Ю. Иной Сталин. М., 2003. С. 8-9; Косолапов Р.И. Сталин и Ленин. //Досье «Гласности». 2000. №3.

[5] Боффа Дж. История Советского Союза. М., 1990. Т. 1. С. 286-287; Кун М. Бухарин: его друзья и враги. М., 1992. С. 173; Славин Б. Ук. соч.; Кагарлицкий Б.Ю. Марксизм: не рекомендовано для обучения. М., 2006. С. 56-57.

[6] И. Сталин. Вопросы ленинизма. М., 1952. С. 110-113,2.

[7] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 26. С. 354.

[8] Там же. Т. 44. С. 301; Т. 45. С. 309; Т. 41. С. 179.

[9] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 144-145.

[10] Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 61.

[11] И. Сталин. Вопросы ленинизма. С. 105, 91-92;

[12] Там же. С. 143.

[13] Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 120; Т. 9. С. 131, 132.

[14] XV конференция Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). 26 октября-3 ноября 1926 г. Стеногр. отчет. М.-Л., 1927. С. 531-533.; Коминтерн и идея мировой революции. М., 1998. С. 674-685.

[15] Антология позднего Троцкого. С. 114.

[16] Называя данную теорию сталинской, мы исходим из факта, что именно И.В. Сталин придал ей концептуальный, законченный вид. При этом нельзя забывать, что генсек опирался на ленинские наработки по этому вопросу, а в процессе становления этой концепции, в ходе партийных дискуссий 20-х годов, большую помощь Сталину оказал Н.И. Бухарин.

[17] XV конференция… С. 452.

[18] Сталин И.В. Соч. Т. 14. С. 130.

[19] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 22. С. 623, Т. 35. С. 140.

[20] См.: Вазюлин В.А. Логика истории. М., 2005. С. 368-369.

[21] И. Сталин. Вопросы ленинизма. С. 554.

[22] Об ошибках И.В. Сталина в определении социализма и его критериев см.: работы Черковца В.Н., Любинина А.Б., Попова М.В. в сб.: Марксизм. Социализм: от рассвета до рассвета. Материалы Форума марксистов 25-26 октября 2014 г. М., 2015. С. 47-67, 82-96, 143-154.

[23] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 271.

[24] И. Сталин. Вопросы ленинизма. С. 554.

[25] Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 171-173.

[26] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 279.

[27] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 38. С. 353-354.

[28] Там же. Т. 39. С. 15.

[29] Ильенков Э.В. Философия и культура. М.- Воронеж, 2010. С. 337-338.

[30] XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (б). 18-31 декабря 1925 г. Стеногр. отчет. М.-Л., 1926. С. 258-259.

[31] Троцкий Л.Д. Перманентная революция. М., 2005. С. 220.

[32] Вазюлин В.А. Логика истории. С. 368.

[33] Ильенков Э.В. Философия и культура. С. 256.

[34] Шапинов В.В. Империализм от Ленина до Путина. М.,2007. С. 66.

[35] Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 355, Т. 14. С. 91-92.

[36] См. об этом подробнее: Ельмеев В.Я. Социальная экономия труда: общие основы политической экономии. // Марксизм и современность. 2007. №3-4. С. 38-48.

[37] Мао Цзэдун. Маленькая красная книжица. М., 2007. С. 67.

[38] Ильенков Э.В. Способ восхождения от абстрактного к конкретному в «Капитале» К. Маркса // Маркс К. Экономическо-философские рукописи 1844 года и другие ранние философские работы. М., 2010. С. 669.

[39] Роговин В.З. Сталинский неонэп. С. 236-238; Вазюлин В.А. Логика истории. С. 329-330.

[40] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 93, 98-99.

[41] Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 162-163.

[42] Че Гевара, целенаправленно изучавший в начале 60-х годов основы экономических отношений при социализме, пришел к выводу о противоречивости и недостаточной изученности в марксистской политэкономии товарных категорий в социалистической экономике. (Че Гевара Э. Статьи, выступления, письма. М.,2006. С. 430-431.)

[43] Энгельс Ф. Анти-Дюринг. М., 1988. С. 317, 202, 287.

[44] Попов М.В. Изменение характера производства в процессе строительства и развития социализма. // Марксизм и современность. 2007. №3-4. С. 50.

[45] Вазюлин В.А. «Осмыслить современную эпоху…» //Труды международной логико-исторической школы. Вып.2. История и реальность: уроки теории и практики. М., 1995. С. 20-25; Шапинов В.В. Ук. соч. С. 66-69.

[46] Дробан А. Преобразующая мощь ленинских идей. // Правда. 2009. 10-13 июля.

[47] Колганов А. Современный социализм. Марксистская версия. // Альтернативы. 2009. №2. С. 67-68. О марксистской теории отмирания государства см.: Черняков С. Какая власть у нас была? // Альтернативы. 2000. №3. С. 105-116.

[48] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 42-43, 96; Т. 38. С. 427; Т. 45. С. 384, 389-406.

[49] Сталин И.В. Соч. 2-е изд. Т. 14. С. 209.

[50] И. Сталин. Вопросы ленинизма. С. 640-646.

[51] Троцкий Л.Д. Перманентная революция. С. 209.

[52] Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 107, 114; Т. 16. С. 16

[53] Сталин И.В. Соч. Т. 17. С. 631.

[54] Там же. Т. 18. С. 675.

[55] Там же. Т. 13. С. 85.

[56] Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 277.

[57] Сталин И.В. Соч. Т. 16. С. 137.

[58] Волкогонов Д.А. Сталин. Политический портрет. М., 1998. Кн.1. С. 406, 217.

[59] Сталин И.В. Соч. Т. 17. С. 636.

[60] О национальной и внешней политике И.В. Сталина см.: Черняков С. Сталин и национально-революционный вопрос. // Альтернативы. 2009. №2. С. 89-101.

[61] Цит. по: Роговин В.З. Была ли альтернатива?: «Троцкизм»: Взгляд через годы. М., 1992. С. 158.

[62] Дневник Г. Димитрова.// Вопросы истории. 2000. №7. С. 36.

[63] Там же. С. 42.

[64] История марксизма. Т.4. Марксизм сегодня. Вып.2. М., 1986. С. 99-104; Колганов А. Ук. соч. С. 69-70.

[65] Беседы о религии. Фидель и бразильский священник Фрей Бетто. М., 1995. С. 339, 340, 149, 215.

[66] Славин Б. Ук. соч.

[67] Мы полагаем, что в отличие от троцкизма, маоизма, геваризма и других ответвлений от классического марксизма, сталинизм в значительно большей степени - практика социалистического строительства, нежели теоретическое направление. Сущность сталинизма заключается в своеобразном симбиозе раннего социализма с остаточными (в том числе возрождёнными) явлениями докоммунистических формаций.

[68] Шапинов В.В. Ук. соч. С. 36-38.

[69] Кагарлицкий Б.Ю. Ук. соч. С. 59.

[70] Кагарлицкий Б.Ю. Ук. соч. С. 59-61; Божич А.С. Большевизм. Шахматная партия с историей. М., 2009. С. 496, 498.

[71] История марксизма. Т. 3. С. 81.

[72] Ильенков Э.В. Диалектическая логика. М, 1984. С. 203-204.

[73] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 242-243.

[74] Сталин И.В. Соч. Т. 18. С. 207-208.

[75] Естественно, «абсолютно правильных» теоретиков и теорий не существует. Гениальность К. Маркса, В.И. Ленина заключалась не в том, что они все предусмотрели, ответили на все вопросы, и в их концепции не было ошибок, а в характере, масштабе и соотношении, как позитивных идей, так и ошибок относительно объективного познания мира и других мыслителей.



Другие статьи автора: Черняков Сергей

Архив журнала
№3, 2016№2, 2016№3, 2015№2, 2015№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011№4, 2010№3, 2010№2, 2010№1, 2010
Поддержите нас
Журналы клуба