В год столетнего юбилея Великой русской революции мы предложили известным прозаикам, поэтам, публицистам ответить на два вопроса:

1. Вы в 1917 году в центре водоворота противоборствующих сил в любой из дней по вашему выбору, в любой из драматических исторических моментов. С кем вы? В какой вы партии, группе, дружине? Кого защищаете и против кого выступаете? Каким хотите видеть будущее России? И главное — почему? Как вы объясняете свой выбор?

2. Вы в 1917 году в любой из решающих исторических моментов и у вас есть возможность влиять на развитие событий и направлять их, как вам заблагорассудится. Как бы вы изменили историю? Какой избрали бы социальный строй? По какому пути пошла бы Россия?

______________________

Денис Гуцко — прозаик. Родился в 1969 г. в Тбилиси. Автор многочисленных книг. Постоянный автор «ДН». Лауреат премии «Букер — Открытая Россия» (2005 г., за роман «Без пути-следа», впервые опубликованный в «ДН»). Живет в Ростове-на-Дону.

Если я — это нынешний я, с соответствующим багажом и взглядами на жизнь, то скорей всего был бы меньшевиком. Все-таки именно меньшевики (меньшевики-плехановцы), по моему мнению, предлагали тот самый компромиссный срединный путь, который объединил бы молодое и донельзя невротизированное гражданское общество Российской империи — вместо того чтобы дробить его и отправлять в мясорубку пролетарской диктатуры, как это сделали большевики. Беда, однако, в том, что этот компромиссный путь не случился по вполне объективным причинам: все было слишком запущено, сила гибельной инерции была непреодолима. Страна, в которой царь не хозяин даже в царской семье, помещики и крестьянство одинаково развращены рабством, а офицерство не способно организовать не то что переворот, но и сколь-нибудь согласованное давление на верховную власть, — такая страна, конечно, была обречена упасть в руки самых радикальных экспериментаторов — большевиков, которые жили уже в построссийской, придуманной, псевдонаучной реальности мировой революции и надвигающегося коммунизма.

А насчет возможности влиять на события… Если у кого-нибудь, у отдельной и реально существовавшей персоны, и была возможность что-либо кардинально и бесповоротно изменить в России 1917-го — то только у одного человека, у царя Николая Александровича Романова. Но представлять себя Николаем Вторым уж очень не хочется — слишком это изломанная и несвободная личность.