Фрагмент из романа

 

Александр Снегирёв родился в Москве. По образованию магистр политологии. Автор нескольких книг прозы, лауреат премии «Русский Букер» за роман «Вера» («ДН», 2015, № 2). Живет в Москве.

 

 

Кисоньке, соавтору и этой книжки, и всей моей жизни.

Олегу Жданову, который очень хотел это прочитать

 

Пролог

 

1

 

Перекладина прогнулась под ногой.

Его шатнуло назад и вниз.

Мгновенный ужас бултыхнулся в нем.

 

Трап, идущий по крутому скату крыши, оказался дохловат.

Он сам купил железные уголки для перекладин, и эти уголки теперь норовили обломиться.

 

2

 

Всему причиной — желание заинтересовать, понравиться.

Потому и начал с напряженной сцены.

Да еще и пишет о себе в третьем лице.

 

Чтоб в жанре.

Типа, как Хичкок завещал: землетрясение на Манхэттене и — по нарастающей.

Поди обеспечь эту нарастающую!

Cтупеньки хилые, а дальше что?

 

Ненадолго же меня хватило. Срываюсь на третьем абзаце.

Не могу притворяться.

Ясно же, что он — это я.

Я купил злосчастные уголки, и подгибаются они под моим, весьма умеренным, весом.

 

Да, я пытаюсь привлечь внимание.

Да, я люблю, когда меня хвалят.

Меня раньше часто хвалили: хорошо покушал, хорошо покакал.

Хороший мальчик.

И то и другое я и теперь делаю безупречно.

Достиг совершенства.

Но никто меня больше за это не хвалит. Вот и вынужден изощряться.

 

Куда я лезу?

 

На крышу собственного дома.

 

А все потому, что Кисонька решила, будто печная труба не в порядке.

Была гроза.

Мы сидели в гостиной.

Раздались грохот и треск.

Мелькнула яркая вспышка.

Электричество погасло.

И тотчас вспыхнуло.

 

Кисонька утверждает, что это была молния.

Даже целых две: одна ударила в трубу, другая влетела с гостиную.

Шаровая молния влетела в гостиную неизвестно каким образом.

Окна закрыты, двери заперты, а молния влетела.

Или возникла сама собой.

 

Если слушать Кисоньку, дело было так.

Молния искрится и трещит, а мы смотрим на нее, застывшие, не в силах произнести ни слова.

Молния полетала по гостиной, поводила жалом, как любопытная сплетница, ничего, к счастью, не воспламенила и юркнула в камин.

И в дымоходе взорвалась.

Ба-бах, и только облако из топки плюс запах озона.

 

3

 

Кисонька прочитала все это и удивилась: как же так, совершенно проигнорирована шаровая молния, а она, между прочим, летала по нашей гостиной.

Очень по-мужски: яркое символическое явление пропустил, зато своего персонажа, то есть себя, вознес с первой строки.

 

Реальность раскололась.

То ли одна молния расщепила ее, то ли целых две.

То ли одна и две одновременно, то ли вовсе не было никакой молнии.

 

4

 

Для осмотра трубы Кисонька пригласила печника.

Заодно пускай камин переделает.

Камин давно дымит, а теперь еще молния.

 

Печник прибыл, заселился, разобрал камин, развел грязь, а до трубы все никак не мог добраться.

Вот я и решил взять дело в свои руки.

 

5

 

Приставил к стене раздвижную лестницу.

Крепко в нее вцепился, чтоб не шелохнулась, пока печник будет преодолевать два этажа до самой крыши.

 

Печник принялся карабкаться, лестница скрипела и не думала двигаться — печник очень грузный.

 

Недаром он откладывал восхождение.

 

С таким-то весом.

 

Едва печник ступил на первую перекладину трапа, идущего по крыше, злосчастные уголки согнулись и стало ясно — дальнейший подъем невозможен.

Печник и раньше не был худосочным, а женитьба это только усугубила.

 

6

 

Жена у печника замечательная.

Но постоянно готовит.

И все с изыском.

У нее даже есть домашняя коптильня.

Мультиварка,

яйцеварка,

кофеварка,

аэрогриль,

агрегатик для изготовления колбасок,

хлебопечка.

Не считая духовки, микроволновки, соковыжималки, миксера и еще какой-то херни.

 

Недавно она приезжала навестить печника и рассказала, что в домашней коптильне предусмотрена емкость для жирка.

Мяско коптится, жирок стекает.

Жирок.

Я мысленно поблагодарил судьбу за то, что у Кисоньки нет склонности к копчению.

 

Возможно, однако, я ошибаюсь.

Возможно, Кисонька тайно вожделеет коптильню.

Листает по ночам каталоги, перебирает украдкой ольховую щепу, придающую копченостям неповторимый аромат, посещает специализированные магазины,

гладит сверкающие корпуса, забирается пальчиком в отверстие для стока жирка.

Жирок, жирок, жирок.

 

А что если Кисонька, чего доброго, давно в секрете от меня сняла уютную квартирку и там коптит?

Что если…

…страшно представить…

Кисонька завела шашни с каким-нибудь обладателем домашней коптильни?

Посещает его тайно.

Cмотрит в истоме, как на вертеле крутятся куски плоти.

Шипят и оплывают пресловутым жирком.

Смотрит, любуется и, нет-нет, макнет пальчик в жирок и оближет.

 

Печник попробовал ногой подгибающуюся перекладину и покачал бородой.

Пришлось мне лезть самому.

На этот раз лестницу держал печник.

Не держал, а просто привалился.

 

7

 

До крыши я добрался мгновенно.

Cловно матрос по вантам.

По крайней мере, мне так показалось.

 

До крыши добрался, а дальше началось — перекладины прогибались и подо мной тоже.

Выходит, дело не в тучности печника.

И не в коптильне.

А в моей

жад-

нос-

ти.

 

Следовало брать уголки подороже и покрепче.

 

Оставалось победить силу притяжения скоростью.

Стремительно перебирая всеми четырьмя конечностями,

как мультипликационный кот, я стремглав преодолел рискованное расстояние

и благополучно достиг трубы.

 

8

 

Труба в полном порядке.

 

Аккуратная кладка, жестяной колпак.

 

Почувствовав себя героем, который имеет право на отдых, я решил осмотреться.

Обозрение с крыши не похоже на вид из окон: с крыши оно широкоугольное и головокружительное.

Мне даже показалось, что я вроде как лечу, настолько все вокруг было неограниченно.

Поляна перед фасадом далеко внизу, вершины деревьев вровень.

Поразила не высота моего теперешнего положения, а то,

что я вынырнул на поверхность леса, оказался на уровне его верхушек.

 

По дороге, идущей неподалеку, в обоих направлениях беззвучно сновали автомобили.

Я давно обратил внимание на этот необычный факт:

дорога рядом, а ее не слыхать.

Таинственное явление.

Из-за этого у меня к дороге особое отношение; вроде как она не дорога, а мираж.

А вон и сосед.

Такой маленький отсюда.

 

9

 

У соседа ларек.

Ассортимент лаконичный:

консервы, алкашка, мороженое.

Плюс саженцы весной и летом.

Плюс контрафактная стеклоомывательная жидкость зимой.

 

Помимо ларька у соседа жена.

Когда он уезжает подавать жалобы (он очень любит жаловаться), жена принимает поставщиков и болтает с продавщицей.

А иногда с рыжим мотоциклистом.

Я видел, как она на него смотрит.

Вот где и молнии, и все мыслимые атмосферные явления.

Когда жена уезжает к доктору, ставить пиявок, или на курорт, или куда там она уезжает, сосед вызывает проститутку.

Очень похожую на жену, только новее.

В остальное время он интересуется историей.

 

Как-то раз я шел мимо пруда — на скамейке сосед.

Забыл сказать, у нас тут еще овальный пруд с кувшинками.

А за прудом уже дорога.

Короче, сидит сосед, опустив козырек бейсболки, в одной руке бутылка водки, в другой стаканчик пива.

 

10

 

— Надо знать свою историю, — сказал сосед, протягивая мне бутылку.

— Спасибо, рановато, — ответил я.

— Надо знать историю, — повторил сосед.

— У меня с утра в боку ноет, — сказал я.

— Тогда без запивки, — строго сказал сосед и отодвинул стаканчик.

Я вздохнул, глотнул и потянулся к пиву.

Без пива нельзя.

 

— Вот ты знал, что по нашей дороге сам Наполеон из Москвы отступал? — спросил сосед, наблюдая, как гримаса страдания на моем лице с каждым глотком сменяется благостью.

— Из города он вышел возле АШАНА, — сосед махнул рукой в сторону Калужского шоссе. — Но Кутузов вынудил его сменить направление, тут-то наша дорога ему и подвернулась.

 

Сидя на крыше, я вспоминал, как мы с соседом смотрели на дорогу и вся Великая Армия двигалась перед нами.

В четыре ряда.

Впереди император на белом коне.

Позади него свита со страусиными перьями.

Следом гвардия: на головах, вместо медвежьих шапок, тюрбаны из пестрых платков,

на плечах боярские наряды из допетровских сундуков, на пальцах кольца из малахитовых шкатулок.

Любой величественный поход оборачивается грабежом.

Любой грабеж — маскарадом.

В ранцах часы тик-так, проложенный тканями фарфор звяк-звяк, ювелирка по карманам бряк-бряк.

 

Скоро они станут избавляться от ноши.

Коней съедят, а на себе тащить тяжко.

Cейчас по обочинам — сигаретные пачки и целлофан, а двести лет назад — канделябры и книги.

 

11

 

По пути из Москвы в Европу можно было неплохо подтянуть знания, к примеру, французской философии.

Поднимаешь Руссо,

прочитываешь,

бросаешь,

поднимаешь Вольтера,

листаешь,

бросаешь.

Трудно угадать, когда и как получишь дополнительное образование.

 

Разве, проходя мимо нас с соседом, могли они представить, какой печальный поход им предстоит?

Разве могли они представить, что скоро начнут пить кровь своих боевых четвероногих друзей?

Вороных, гнедых, буланых?

И лица их будут перемазаны кровью вороных, гнедых и буланых. А потом они этих вороных, гнедых и буланых сожрут, и друг за друга возьмутся.

Разве таким они представляли ближайшее свое будущее?

А более отдаленные перспективы и вовсе были от них скрыты.

Например, то, что их ноги, конские копыта, колеса повозок и орудийных лафетов месят грязь неподалеку от места,

где спустя почти сто пятнадцать лет,

в июне тысяча девятьсот двадцать восьмого года,

состоится

шестой

съезд

коммунистической

партии

Китая?

 

Единственный, проведенный за пределами Поднебесной.

 

12

 

Съезд прошел вон в той усадьбе за водокачкой.

Присутствовало более ста делегатов.

Они сформулировали основные задачи предстоящей китайской революции.

Среди почетных гостей был Бухарин.

Спустя девять лет он писал Сталину из тюрьмы:

«У меня сердце обливается горячей струею крови,

когда я подумаю,

что ты

можешь верить в мои преступления

и

в глубине души сам думаешь,

что я

во всех

ужасах

действительно

виновен».

 

Струя крови…

Интересно, когда солдаты отступающей Великой Армии перерезали коням вены, кровь текла ручейком или хлестала струей? Голодные присасывались к ранкам или подставляли рты под фонтанчики?

Интересно, что бы я сам писал другу и соратнику, если бы по его приказу меня приговорили к смерти?

 

Я бы пожелал ему счастья. Это ж каким грустным надо быть, чтобы забавляться казнями товарищей!

 

Еще несколько лет назад усадебный дом был разгорожен на убогие жилища.

Провалившийся пол, кособокая лестница, облезлые стены.

Теперь усадьба — сущее загляденье.

Правительственным распоряжением ее передали китайцам, те высадили газон, а дом отделали до неузнаваемости.

На балконах — красные бумажные фонари, на крыше — шпиль.

По периметру решетка, у ворот табличка с иероглифами, очень похожими на те, что на банках тушенки «Великая стена».

У китайцев на все случаи жизни одни иероглифы, одно название и одно мировоззрение — «Великая стена».

 

13

 

Дочитав до этого места, Кисонька снова возмутилась.

— Надоела история, хватит уже.

Давай уже чего-нибудь свежего.

Увидь уже что-нибудь кроме занудства.

Увидь то, что можно увидеть и чего нельзя.

Например, как сосед подглядывает через забор за богиней, которая загорает с голыми сиськами, или как я трахаюсь с плотником.

— Но здесь еще ни слова нет про богиню и плотника, — возразил я. — Они еще не существуют.

— Не существуют? — Кисонька сделала такие глаза, какие делают взрослые, услышав от детей наивное утверждение. — Если ты про них не написал, это не значит, что они не существуют. У тебя полный дом людей, а ты копошишься в старье.

— Если ты собираешься трахаться с плотником, я вообще его вычеркну, — твердо сказал я, мысленно вернулся на крышу и снова стал многозначительно вглядываться вдаль.

 

На повороте дороги заработал копер — машина, забивающая сваи.

Копер принялся мерно долбить — идет строительство развязки.

 

Рядом с ларьком урчит желтый экскаватор.

Сосед разравнивает площадку на опушке.

Там, где у него обычно саженцы.

Его подручные выкопали крупномеры и отволокли в сторону, вытащили

из ларька холодильники.

Товары вывезли вчера.

Позавчера отковыряли и сложили на обочине тротуарную плитку.

 

Дорога взбунтовалась.

Тихий проселок между деревнями, принявший на себя однажды сотни тысяч ног и копыт, не пропускавший с тех пор ничего серьезнее грузовиков с пиломатериалами для дач, вдруг заявил о себе.

Надоело дороге быть тонкой черточкой на карте, захотелось сольного проекта, захотелось стать шоссе с индивидуальным номером.

Напитавшись растущими потребностями новых жилых кварталов, дорога раздулась, как прожорливый питон.

 

И придавила соседский участок.

 

Землю под ларьком изъяли. Велели переезжать в сторону, туда, где саженцы.

И вот экскаватор равняет борозды с прикопанными деревцами. Крупномеры сберегли, а мелочь поленились.

 

14

 

Поставив ногу на хилую перекладину, я что-то заметил.

Блестит.

В груди екнуло.

Подполз — монета.

 

Два крыла, две лапы, две башки.

И другие чеканные красивости с обратной стороны.

И тяжеленькая.

Ай да находка, сороки что ли обронили?

Сунул в карман, поставил на лесенку обе ноги, гляжу — череп.

 

C крупную сливу.

Лежит в желобе кровельного покрытия.

Я взял череп. Я устроил сам себе кукольный театр — цапнул сам себя за палец.Челюсть с остренькими клыками забавно щелкает.

 

На пальце выступила красная капля.

Выдавил для дезинфекции, а глаз оторвать не могу.

Капля мерцает и притягивает.

 

И тут у меня закружилась голова.

От вида крови.

Реально замутило.

 

Как бы не навернуться.

Совершенно незапланированная тема.

Упал с крыши от вида капли крови на собственном пальце.

А кровь откуда?

Сам себя укусил крысиным черепком.

Величественная смерть, что и говорить.

Нет уж, у меня еще вся книжка впереди.

 

Я крепко схватился за лесенку, прижался к ней, зажмурился.

Копер забивает сваи уже не на повороте, а внутри меня.

Стучит гулко, с низкими басами, и весь окружающий мир долбит в такт.

Лес,

дома,

заборы,

колокольня

и колокольчики.

Плюс дачные кооперативы.

Плюс сельскохозяйственные угодья.

Плюс участки под ИЖС.

Плюс колодцы-скважины.

И растревоженные сваями мертвецы вторят из-под земли.

 

Стук начал удаляться и вернулся на стройплощадку.

Я растер кровь по ладони, положил черепок на место и пополз вниз.

 

 

Глава 1

 

1

 

Спускаясь, я наступил на голову печника, который залип в телефоне.

Голова оказалась покатой и скользкой, такой же ненадежной, как и перекладины лесенки.

Вернувшись на твердую почву, я взял лопату и поспешил туда, где сосед орудовал на экскаваторе.

 

Экскаватор многое успел: вместо борозд с нераспроданными деревцами теперь плоскость, изъезженная экскаватором.

Все деревца были с изъянами, несимметричные, неразвившиеся, вот сосед и не стал с ними церемониться.

Я стоял, как на месте казни инвалидов. Здесь и там виднелись останки калек.

Хотя, нет.

Вон что-то жизнеспособное. Кора ободрана, веточки обломаны, но жизнь еще теплится.

 

2

 

Вблизи сосед оказался таким же, каким я увидел его с крыши, — маленьким.

И экскаватор маленький. Маленький и желтый.

 

Впрочем, а какой же еще? Не синим же ему быть, в самом деле.

— Классная машинка, — я похлопал разогретую крышу кабины и постучал ногой по гусенице.

Желая всего лишь ухарски похвалить экскаватор, я не рассчитал силы. От дружественного пинка маленький желтый экскаватор повалился на бок. Сосед матерно выругался.

 

Принося извинения, я немедленно поставил машину как была. Сосед, к счастью, не пострадал, только слегка ушиб локоть.

Отношения с соседями — хрупкая вещь.

— Можно я ее заберу? — спросил я, указав лопатой на деревце и обозначив его почему-то в женском роде.

— Нормальное покупай, — сосед кивнул на пышные саженцы в горшках.

Чтобы загладить инцидент с опрокинутым экскаватором, я должен был бы

у соседа что-нибудь приобрести.

И я бы приобрел.

Только денег у меня нет.

Я так соседу и сказал. Денег нет. Беру то деревце, которое он все равно раздавил.

По маленькому лицу соседа, как по электронному табло, пробежала мысль, что за раздавленное деревце надо бы заплатить. Но мысль эту он не озвучил, а я сделал вид, что ничего на его лице не прочел.

 

Лопата плохо вонзается в грунт.

Мало того, что укатанный, так еще повсюду камни и куски резины.

Раньше тут свалка была.

Сюда свозили отходы резинового завода.

Потом завод закрыли, свалку присыпали, размежевали и продали.

Так деревня и получилась.

Все как бы ничего, лес, пруд, инфраструктура, только вглубь особо не копнешь.

Когда засыпали, обломки с городских строек использовали вперемешку с глиной.

О камни инструмент тупится, от резины отскакивает.

 

3

 

Я выковырял деревце вместе с колтуном почвы и понес.

Будет Кисоньке сюрприз — она любит деревья.

Сама любит и меня приучила.

Раньше я любил только вещи, любил умерщвленное для моей пользы, превращенное в искусные изделия и красивые предметы.

А теперь люблю живое.

Вот, например, деревце. Его тоже люблю. Не успел выкопать, уже полюбил.

 

 

Глава 2

 

1

 

От ворот до самого нашего дома тянется лужайка.

Кое-где кустарник и цветы.

На противоположной стороне лужайки дом с флигелем.

 

Перед крыльцом, в кресле, полулежит богиня Инста.

Убрана богиня сдержанно. На лице очки от солнца, на бедрах лоскут от взглядов. Ногти богини покрывает лак, губы — помада.

 

Из кустов выскочила собака и бросилась мне навстречу.

Я не боюсь собак, тем более, это моя собака. Она существовала с самого начала, просто ползала под террасой в поисках ящериц, поэтому я ее не упомянул.

Собака преданно заглянула мне в глаза, обнюхала клок корней и успокоилась — дерево ей не конкурент.

 

Я оставил ношу в тени у забора, помыл руки под краном и подошел к богине.

Собака бежала впереди, изображая дозор.

Собака облизала богине ноги, и та захихикала.

Так хихикают те, кто не прочь, но все равно артачатся.

 

2

 

Я склонился к богине, чтобы поприветствовать ее поцелуем, но меня остановил и даже заставил вздрогнуть неожиданный звук удара.

 

Десятилетний мальчишка, сын богини, пнул футбольный мяч в стену дома.

— Ты с ума сошел? — спросила богиня сына.

— Мне скучно! — крикнул мальчишка.

— А ну-ка повтори по-немецки! — велела богиня.

Сын богини изучает немецкий, и она не упускает возможности заставить его практиковаться.

— Их вермиссе! — гаркнул мальчишка и, пиная мяч, побежал по лужайке. Собака с лаем бросилась следом.

 

Ни богиня, ни тем более я не знаем немецкого, но звуки, которые издал ее сын, показались вполне немецкими. И неудивительно, ведь слова он произнес с гавкающей интонацией, а в конце выбросил вперед правую руку на манерГитлера. Речи последнего сын богини непрерывно смотрит в интернете и уже научился неплохо подражать кумиру. Богиня не осуждает привязанность мальчика к тирану — иностранный язык лучше всего усваивается в игровой форме.

 

Не успели мы с богиней налюбоваться резвящимся малюткой, как он издал истошный вопль, которым подкрепил попытки пнуть собаку. Собака уворачивалась, не выпуская из пасти мяч, утративший круглую форму.

— Она его прокусила! Прокусила своими мерзкими зубами!

Непреклонная богиня даже не повернула голову.

— Я понимаю только по-немецки.

— Дерхундбисдинбаль! Дер хунд бисс дин баль! — проныл маленький фюрер сквозь слезы.

— Скажи это папе, пусть купит тебе новый, — посоветовала богиня ласково. — А сейчас отойди, ты заслоняешь мне солнце.

 

3

 

Сын скрылся во флигеле, громко хлопнув дверью.

Собака улеглась среди пионов и, положив передние лапы на комок мяча, принялась его жевать.

— Открой, будь добр.

Богиня пошарила позади шезлонга и выволокла за горлышко здоровенную бутыль литров на пять-шесть.

— Спонсоры подогнали.

— Не рановато с утра? — спросил я, срывая фольгу и сворачивая проволочную клеть с пробки.

— Не отвлекайся, — улыбнулась богиня и жеманно ахнула от хлопка.

— Бокал… — я огляделся по сторонам, сообразив, что не понимаю, куда, собственно, лить.

— Сюда, — богиня подвинула тару.

— Прямо сюда?

— Лей.

Что ж, по крайней мере не расплескаю. Я наклонил бутыль, и золотистая струя ударилась о дно ярко-зеленого пластмассового тазика. Когда угол наклона бутыли сообщил, что остались последние глотки, богиня скомандовала «стоп».

Она опустила в тазик ноги и подставила рот.

— Только чтоб ни капли мимо.

Я поднес горлышко бутыли к ее губам и аккуратно влил.

— Тонизирует и одновременно расслабляет, — сказала богиня, проглотив.

Она откинулась в шезлонге и пошевелила педикюром. От ее ступней бежали пузырьки.

Богиня навела на себя смартфон, поправила волосы, сложила красиво губы и запечатлелась.

Затем я запечатлел ее в полный рост с тазиком.

Из получившегося богиня выбрала самое подходящее, объединила в иконостасик и отправила в мир.

#шикарнаяжизнь, #купаюногившампанском, #летоэтомаленькаяжизнь, #летоэтомаленькаяшикарнаяжизнь, #солнечныйдень, #здесьисейчас, #лавюфорэва, #безфильтров, #фэшн, #лакшери, #отдыхаемхорошо, #инста, #муд, #инстамуд, #инстагерл, #инсталеди, #инстастар, #инстабогиня, #инстагаднесс, #инстатоплесс, #инстабади, #инстами.

Жить надо так, чтобы было что запостить.

— Пятьдесят за то, что я напишу, как все славно в нашем королевстве, — улыбнулась богиня.

Я уважительно покачал головой.

Богиня привирает, ей максимум платят двадцатку, но и то хорошо, мне вообще никто таких предложений не делает.

Я немного ревную, что она никогда не выкладывает автопортреты со мной.

— В следующий раз удвою ценник, — нахмурилась богиня. — Вот тогда на самом деле будет хорошо.

После слова «хорошо» она рыгнула.

 

Как и я, богиня любит быть обласканной.

Только ей удается извлекать из этого барыш. Она умеет вкушать сладость интерактивности и одновременно зарабатывать.

Обратила адикшн себе на пользу, утверждая, что своими селфи дарит радость своим подписчикам.

Все мы любим объяснить собственные слабости стремлением к общему благу.

 

Отправляя в мир изображения своего лица и тела, богиня создала культ.

Ей подражают, ее вожделеют, производители и распространители косметики, парфюмерии, нарядов и средств от насекомых платят ей за автопортреты с их товаром.

Придирчивый наблюдатель заметит, что богиня далеко не единственная,

что она во многом уступает другим многочисленным богиням и культ ее не так уж значителен, но все же она занимает устойчивую позицию в обширном пантеоне нашей скоротечной эпохи.

Этим летом богиня вместе с сыном поселилась у нас во флигеле.

 

 

Глава 3

 

1

 

Я вернулся к дереву, окинул взглядом лужайку и выбрал место.

В это место я воткнул лопату.

Лопата воткнулась плохо.

Я стал втыкать снова и снова, выворачивая сухую глину. Скоро попался битый кирпич, затем, разумеется, резина.

Копать все труднее.

Слежавшиеся презервативы. Брак, когда-то вывезенный сюда с завода.

Копнул в стороне. И там презервативы.

Копнул в другом месте — презервативы.

Свившиеся, спрессованные, утрамбованные, как соленые кильки.

Залежи.

 

На террасу вышел печник.

Вальяжный.

Вольготный.

Я оперся на лопату, чтобы отдышаться.

— А не попить ли нам чаю? — произнес печник, как бы ни к кому не обращаясь.

Он погладил ус и подмигнул богине.

Богиня засмеялась.

— У тебя тут отливы под окнами неправильно установлены, — заметил печник.

— Что не так? — спросил я.

— Угла не хватает, вода стекает плохо.

Я вздохнул.

— И дверь скрипит, ты б ее смазал что ли.

Печник медленно закрыл дверь и открыл, закрыл-открыл, для наглядности.

Раздался противный визг.

Богиня лениво потянулась.

Я снова взялся ковыряться в гондонах.

— Хозяин, работа есть? — донеслось из-за калитки, которую я не закрыл.

 

2

 

Почтительно склонившись, на меня смотрят двое среднеазиатских работяг.

В калитку без приглашения не суются, знают правила.

Я пригласил их войти.

Вошли и отшатнулись.

А я и забыл совсем. Богиня по-прежнему топлес.

Уж извините, ребята, у нас такое бывает. И не надо отвечать своим ИГИЛом на нашу раскрепощенность.

Вот презики, вот лопата.

Символично, ничего не скажешь: ковырять слежавшиеся контрацептивы на глазах у полуголой развратницы.

Не отвлекайтесь. Вот тут надо разрыть, углубить, расширить.

Насыпать плодородной почвы.

И воткнуть вот это дерево.

 

— Сколько дашь, хозяин?

 

И тут я вспомнил, что денег у меня нет.

Семья на мели.

Что-то я, конечно, наскребу, но это гроши, отложенные до следующих поступлений, которые еще неизвестно когда произойдут.

Посадка дерева не планировалась.

Сейчас не сезон посадки деревьев.

Вряд ли оно приживется.

Спонтанное неосмотрительное вложение.

Может, отдать им богиню?

Не насовсем, конечно. Просто потискать.

Она, возможно, не прочь.

Я огляделся.

— Отдам вам ее.

Работяги посмотрели туда, куда и я.

Не молодка, зато тяжелая.

 

3

 

Возле дровника под навесом стоит старая сломанная стиральная машина.

Барабан из нержавейки, вся целиком килограмм на пятьдесят потянет.

В пункте приема металла за нее дадут больше, чем я заплачу наличными.

 

Подошли, подвигали, посовещались.

Так совещаются дети, когда проворачивают сделку.

А стали бы они осматривать богиню, если бы я все-таки предложил им ее?

Стали бы трогать, проверять зубы и плоскостопие?

 

Работяги заспорили на своем языке.

Замковыми камнями в нехитрой архитектуре их фраз звучат русские слова: лес, менты и молодой.

Видимо, они обсуждают, как потащат стиралку через лес, чтоб не попасться на глаза полиции, и основной груз ляжет на плечи самого молодого и крепкого из них.

Молодой хмурит красивые брови и грызет травинку.

 

По рукам.

Согласились и взялись за лопаты, подстегивая самих себя словечком «айда».

Айда, айда, айда.

Штыки вонзились в неподатливую русскую землю.

Айда, айда, айда.

Полетели во все стороны бракованные резиновые изделия.

Айда, айда, айда.

 

4

 

Забыл про собаку.

Она, конечно, облаяла работяг. Но не со зла, а для порядка.

Чтоб знали свое место.

Собака у меня немного наци.

На славян не лает.

Сразу хочу предупредить, что я ее взгляды не разделяю.

 

 

Глава 4

 

1

 

Оставив работяг трудиться под присмотром голой богини и собаки-расистки, я вернулся в дом.

Только вошел, слышу:

— Не попить ли нам чайку.

Печник никогда не говорит напрямую. Выходит, он ни о чем не просил, ему все сами предлагают.

Я поставил чайник.

Печник уселся на стул с высокой спинкой и огладил усы и бороду. Потом провел по ней пальцами, словно гребнем, пропустил через кулак.

Ногти у него холеные. Ногти печник бережет и содержит в блистательном состоянии. После каждого сеанса труда, которые случаются лишь изредка, он в два раза дольше заботится о ногтях.

 

Лаская бороду, печник принялся рассуждать.

Он любит мемуары и не любит современную литературу.

Зачем нужна выдумка, если реальность, особенно минувшая, намного изящнее и увлекательнее.

— Я давно не читаю романы, — в который раз повторил печник.

Я вздохнул и зачем-то согласился; мемуары и в самом деле бывают очень занимательны.

— Писатели не могут выдумать ничего интересного, — сообщил печник.

Я опять вздохнул.

Что-то часто я вздыхаю в последнее время.

 

2

 

Позади печника тенью притаился наполовину разобранный камин.

Все предметы вокруг покрыты пылью.

Мини-Помпеи перед потухшим мини-Везувием.

Печник работает вдумчиво и неторопливо. Согласно замыслу, обновленный камин должен стать изящнее старого, но пока он, наоборот, занимает все больше пространства.

Я заварил чай, пожелав приятного аппетита, сбежал.

Пора уже проведать Кисоньку.

 

 

Глава 5

 

1

 

Кисонька раскинулась, как пьяное хамло, поперек кровати.

С одного конца ножка с красивыми пальцами, с другого — горячая и симметричная розовая голова c закрытыми глазами.

Из-под наваленных как попало кудрей торчит ушко.

Какое чудо эта голова и это ушко из-под волос!

Губки приоткрылись, веко со вчерашней подводкой скомкалось.

Кисонька прислушивается к чему-то во сне. Пытается что-то понять.

Такие лица бывают у жертв терактов или, наоборот, у застреленных террористов.

Как будто тайна вот-вот должна открыться, но все никак не открывается.

 

Кисонька перечеркивает собой кровать, образуя запрещающий знак.

Яркий луч проникает через щель между ставнями и рассекает Кисоньку пополам.

Кисонька распространяет жар и аромат. Вот бы весь окружающий кислород пах как она.

Я вдохнул и залыбился, как дурак.

Посмотрел на ножку. Ножка так и напрашивается.

Я склонился и поцеловал.

 

2

 

На полу валяются лосины тропической расцветки.

Я поднял их и прижал к лицу.

Северокорейские агенты отравили брата Председателя Трудовой партии Кореи Ким Чен Ына похожим способом.

Не в том смысле, что прижали к его лицу кисонькины лосины.

От лосин он бы наоборот воспрял.

Они поднесли к его носу лоскут, пропитанный ядовитым дурманом.

Через несколько часов бедняга скончался.

 

Я от Кисонькиного запаха теряю разум.

Начинаю ее обожать настолько, что хочу скомкать, запихнуть под одежду, прижать к сердцу и всегда там носить.

Главное — никогда этого не делать.

Подобного скомкивания ее организм не выдержит.

Но есть у меня и менее опасные желания — я хочу ею стать.

Хочу немножечко побыть Кисонькой.

 

3

 

Недолго думая, я натянул на себя ее лосины.

Эластичная ткань позволяет.

У Наполеона вся армия в лосинах ходила.

Не в леопардовых, правда, а в белых. Тогда это было нормой. Сотни тысяч мужчин в лосинах.

И все возле моего дома.

 

Вы только не подумайте, что для меня женские лосины натянуть — обычное дело.

Просто никого нет, мы с Кисонькой одни. Тем более, она спит.

А ведь еще недавно рядом спала сиротка.

Ее разобранная кроватка стоит в сарае.

Не выкидываем, авось пригодится.

 

 

Глава 6

 

1

 

Сиротка была самая настоящая. У нее из родителей только бабушка.

И бабушкина сестра.

Бабушек две, а родителей нет.

Познакомились мы на Новый год.

 

Перед тем как позвонить в железную дверь сироткиной квартиры, мы с Кисонькой задержались этажом ниже — прямо на лестнице я преобразился в Деда Мороза.

Все необходимое было у меня с собой.

Я надел красный тулуп, шапку с белым отворотом и бороду. Дети нынче пошли наблюдательные, вычисляют самозванцев по башмакам, и чтобы избежать провала, я всунул ноги в горнолыжные ботинки.

Походка сделалась, словно у штурмовика из «Звездных войн»,

из-под пяток вылетал пластмассовый стук.

Укутанный синтетикой, скрытый под кучевым забралом бородоы, я вспотел, не успев взять в руки мешок с подарками.

Из квартир высунулись любопытные, весь подъезд был в курсе, что к сиротке сегодня придет праздник. На лицах переливалось удовольствие от предстоящих пересудов, будто я — жених, явившийся свататься.

 

Дверь приоткрыла худощавая, даже костлявая, высокая старушка в платье с большим кружевным воротником, который двумя белыми крыльями спускался ей на грудь.

Это была, как после выяснилось, родная бабушка.

— Вы к кому? — спросила она через щель.

— Я Дед Мороз, — забыв о всякой величавости, почему-то виноватым шепотом ответил я.

— Что вам нужно? — спросила бабушка.

— Я принес подарки, — ответил я растерянно и показал мешок.

— Ну, проходите, — милостиво позволила бабушка, сняла цепочку и открыла дверь пошире.

 

Из глубины жилища, переваливаясь с одной ноги на другую, приближалась другая старушка — бабка номер два. Ноги у нее были кривые, как у кавалериста. Одета она была в застиранные мужские трусы спортивного кроя и громадную несвежую футболку.

Сама cиротка осторожно выглядывала из комнаты. Любопытство на ее личике сменялось испугом, а кокетство — осторожностью.

 

Мы с сироткой в тот момент были чем-то похожи. Я — чудо переодетое, она — почти настоящее.

В ней было понимание всего на свете. Понимание того, что перестают понимать взрослые. Понимание того, что понимать ничего не надо — все и так понятно. Например, что я — реальный Дед Мороз, а не ряженый.

Готовность радоваться еще преобладала в ней над желанием разоблачать.

Подозрительность и боязнь подвоха еще не восторжествовали.

Доверчивость, эта божественная черта, была в сиротке.

Но конец уже виднелся. В ее припухших, всегда как бы заспанных глазах была усталость. Причастность к неземномутяготила ее, инстинкт торопил поскорее вылупиться, опериться и во всю зажить обычным человеческим существом.

 

Родная бабуся принялась поправлять сиротке волосы, а неродная подтянула на малышке сползающие колготки.

— Поздоровайся с Дедом Морозом, — сказали обе пенсионерки хором.

Сиротка смущалась, прятала глаза и не соглашалась меня приветствовать. Наконец она быстро произнесла: «Здравствуй, Дед Мороз», — и я поклонился ей. Когда я посмотрел на старушек снова, то невольно застукал их лица. Они переглядывались с такой усмешкой, будто с наслаждением наблюдали, как девственника привели в публичный дом.

 

2

 

Стараясь говорить басом, избегая глупых смешков, к которым приводит смущение, я принял приглашение пройти в глубь жилища, где, усевшись на диван, принялся одаривать обитательниц квартиры.

Ни одна не осталась обделенной.

Совершенно не помню самих подарков, помню только, что вручил малышке маленькое боа из розовых перьев. Увидев заранее ее фотографии в разных нарядах, я решил, что боа окажется кстати.

 

Когда я вынул боа из мешка, несколько перышек упали на пол.

— Что за странная вещь, столько мусора! — заквохтала бабуся, как если бы в курятник забрался лис. — Мы это уберем.

Сиротка, разглядывая походя мой подарок, подхватила:

— Мы это уберем! Уберем! От этого беспорядок!

Та, что в мужских трусах, наблюдала со стороны, скрестив на груди руки.

Корявые клешни и нежные пальчики слаженно скомкали розовые перья и затолкали в далекие закрома.

Теперь мне иногда кажется, что однажды, спустя много лет, во время генеральной уборки, то несчастное боа попадется сиротке на глаза, и она с нежностью вспомнит Деда Мороза и новогоднюю ночь.

Мне хочется, чтобы так случилось.

 

3

 

Я опять почувствовал себя женихом.

Моей скудной хитрости хватало лишь на то, чтобы кое-как притворяться Дедом Морозом, но охмурить двух мегер и сиротку, в которой пробудилась подозрительность...

Это было выше моих сил.

Я совершенно взмок и покинул квартиру, чтобы избавиться от ставшего ненавистным костюма.

 

На лестнице поджидала Кисонька.

Она спросила, как все прошло, и я ответил, что нормально.

Вообще, я не понимаю, зачем спрашивать, как прошло, если здесь и так все написано.

Не видно разве, как прошло?

Кисонька помогла мне убрать костюм в сумку и потянулась салфеткой к моему мокрому лбу.

Я оттолкнул ее руку.

— Я сам. Извини. Просто я сам.

Я утерся рукавом, и мы вместе отправились в гости к сиротке.

 

 

Глава 7

 

1

 

Сиротка встретила нас возбужденная, рассказала про Деда Мороза.

За пять лет жизни она впервые увидела его.

На елки ее не водили, на дом Дед Мороз не приходил.

 

Захлебываясь словами, она утверждала, что щедрый гость был ростом до потолка. Это мне, признаюсь, польстило.

Что ни говори, а униформа, даже дедморозовская, придает мужчине вес.

 

Рассказывая про подарки, сиротка не упомянула боа.

 

2

 

Пригласили за стол.

В шкафу напротив помещался хрусталь, цветные фотографии женщины в белом халате и черно-белые — мужчины в костюме-тройка, а также телевизор.

Телевизор показывал балет. Накрашенные красавцы в белых лосинах с набухшими гульфиками ходили на цыпочках.

 

Старушки рассказали, что отец их, петербуржец с высшим образованием, в пору расстрелов по сталинским квотам почуял опасность и отбыл в Москву.

Система репрессий была массовой, но не дотошной, никто не стал его разыскивать.

Женился родитель поздно, но на молодой.

Насладиться отцовством ему не довелось, инфаркт, обеих дочерей воспитала мать.

Позже одна из сестер, то есть бабуся сиротки, родила дочь. Мужем при этом не обзавелась.

Да вот, собственно, они оба: отец черно-белый, дочь цветная.

Посмотрев еще раз на женщину в белом халате, я подумал, что доктора тоже смертны.

 

В довершение бабка поведала о природе сироткиного имени.

Ушедшая в иной мир мать назвала ее в свою честь.

А сама она носила имя своей матери. То есть бабки.

Третье женское поколение с одним именем.

Ничего особенного, имя как имя, но дамочки явно испытывали к нему слабость. После кончины дочери старушка отношение к имени изменила.

— Пришла в годовщину на могилку, прочитала и все поняла, — призналась она.

 

Вскоре имя сиротки было официально изменено — исправили одну букву.

Любопытный метод избавления от проклятия, которое, по мнению пенсионерок, нависло над их семьей.

 

3

 

Мы с Кисонькой молчали. У меня даже аппетит пропал, что оказалось кстати — на столе шаром покати.

Кроме пирога.

Надо отдать должное Кисоньке — она принесла большой пирог.

Несли мы вместе, но идея ее.

По Кисонькиной инициативе мы испекли пирог с сыром и шпинатом, разместили его аккуратно на досточке, чтобы не разломить, и принесли.

Не успела Кисонька раскрыть сверток, как бабка в трусах оторвала кусок и запихнула в рот.

— Можно я только попробую? — спросила она с набитым ртом.

Мы с Кисонькой действовали наперегонки с бабкой: она отъедала от пирога с одной стороны, а мы аккуратно нарезали его с другой. Нас было двое и действовали мы слаженно, на стороне бабки была только прожорливость. В итоге получилось что-то вроде ничьей — половину удалось спасти.

 

4

 

— Не вы одни к нам сватаетесь, — сообщила наевшаяся старушка. — У нас и другая пара претендентов есть. Крепкая семья, состоятельные люди, свой повар, на море возили.

Сиротка принялась вертеться на стуле. На нее посыпались вопросы о море, о медузах и ракушках, но она ничего не могла вспомнить.

— Жаль, они кошку завели. Кошка хоть и лысая, но у нашей все равно аллергия. Чихает, сопливит. А они такие хорошие, солидные, икрой угощают.

 

Старушки переглянулись.

После молчаливого обмена взглядами и внутренней борьбы бабка сиротки пошарила под подолом и выкатила железную дальневосточную шайбу.

 

Мне как единственному мужчине доверили вскрывать.

Я справился, соорудил сразу несколько расточительных бутербродов и, не откладывая, впился в один из них зубами.

Кисонька отказалась. Она только и делала, что смотрела то туда то сюда, что возвещало о мыслительном процессе.

— Мы кого попало не берем, — сказала та, что в трусах. — Вот вы, например, лауреат.

Я кивнул.

— Вам ведь и деньги дали?

— Дали.

— Много?

Я назвал сумму, уточнив, что она не облагается налогом. Старушки многозначительно переглянулись.

Сиротка бросила на меня благосклонный взгляд.

Cлушая о претендентах на свое драгоценное величество, она даже внешне поменялась.

Превратилась в маленькую предпринимательницу, дерзкую и бескомпромиссную: деньги есть — подходи, денег нет — следующий!

Ее готовность, ее откуда ни возьмись взявшаяся деловитость ужасали,

как разверзшийся террариум. Она была то чрезвычайно резва и весела, то делалась мрачной.

Скоро она пришла в столь сильное возбуждение, что потребовала выпить.

Все мы принялись как можно искреннее ругать алкоголь, между делом пытаясь подсунуть ей лимонадик.

Оказалось, сиротку не так просто провести.

Поднялся невообразимый ор. Не умилительный детский скандал,

а некрасивая, с искрами безумия истерика.

Залить пламя удалось лишь рюмкой ликерчика из бутылочки, к которой то и дело прикладывались обе бабуси.

 

Налить доверили мне.

Я попробовал ограничиться самой малостью, но сиротка взвизгнула,

чтоб до краев, и мне пришлось подчиниться. Не успел я выполнить приказ, как она схватила рюмку и, расплескивая, хлебнула.

 

Скривилась и отшвырнула.

 

И плюнула.

 

И заревела.

Посыпались увещевания, облитым и оплеванным вручили салфетки. Кисонька покраснела.

Заткнуть разбушевавшуюся сиротку удалось только шоколадным зефиром.

За несколько минут до этого она выпрашивала хотя бы одну зефирку. Стоило поднять крик, и она заполучила всю коробку.

 

5

 

Воспользовавшись затишьем, разомлев от ликера и пирога, бабка в трусах завела душевный разговор. Вспомнила юность, рассказала, как в институте занималась боксом, что было дикой редкостью, и как однажды после травмы у нее так ломило позвоночник, что она ходила по-маленькому стоя.

— Она у нас певица, — встряла другая бабка, которую смутило столь откровенное признание сестры.

— Музыкант, — поправила рассказчица.

— И блогер! — выкрикнула сиротка, и все почему-то смутились.

— Покажи свой клип! — не унималась сиротка.

 

После недолгих уговоров старушка в трусах продемонстрировала музыкальное видео.

Затем еще одно.

И еще.

А некоторые говорят, у нас пенсионеры не включены в актуальную реальность.

Какие образы населяли ее клипы?

Крепкие объятия.

Подмосковные вечера.

Уважение к старикам.

Душевная близость.

 

Кисонька боялась пошевелиться, бабуся в платье смотрела с благоговением, автор смотрела с достоинством, сиротка время от времени поворачивала к нам лицо и кричала «это я!», когда видела на экране себя.

 

После показа нам намекнули, что хорошо бы поставить клипам по лайку.

Мы тотчас выполнили просьбу.

Наши лайки оказались пятым и шестым по счету.

 

Cиротка пожелала мороженого.

— Тебе хватит, — строго сказала родная бабка.

— У тебя сахар повышенный, — сообщила вторая.

— Вы какашки! — завопила сиротка. — Какашки и говно!

Ее выволокли из-за стола, но крик не унимался. Тогда сиротку вернули

и вывалили перед ней целый кирпич пломбира.

 

6

 

— Почему ты не написал правду? — спросила Кисонька, когда ехала с Дедом Морозом домой.

— Какую правду?

Дед Мороз сделал вид, что не понял вопроса, хотя понял все очень хорошо.

— Почему ты не написал, как мы познакомились с сироткой и зачем она нам вообще понадобилась?

Дед Мороз тянул с ответом не случайно, не хотелось обо всем этом говорить, особенно при водителе такси.

— Почему ты не написал, что мы много лет пытаемся завести ребенка и ничего не получается? Почему ты не написал, что мы ходим по разным врачам, сдаем анализы, я колю гормоны, и все без толку? Почему ты не написал, что сам постоянно меняешь мнение: то хочешь ребенка, то не хочешь? Почему ты не написал, что тебе сказал доктор?

Деду Морозу показалось, что он стал увеличиваться, что сейчас подомнет Кисоньку, спинки сидений и водителя, выдавит собою окна, а затем разорвет автомобиль и сам потом разорвется.

— Почему ты не написал, что усыновление — единственный для нас вариант завести ребенка? — спросила Кисонька.

Дед Мороз занимал прежнее пространство, его не разорвало, скорее, он стал похож на замерзший кабачок, снаружи вполне себе, а внутри пустой

и бессмысленный.

 

 

Глава 8

 

1

 

Пока я тут рисовал картины прошлого, Кисонька пробудилась. Горячая, как печка.

Наши расписания состыкованы со смещением: я засыпаю — Кисонька курит, я проснулся — Кисонька спит.

Небольшой зазор во взаимном тайминге обеспечивает крепость отношений.

 

Я обнюхиваю Кисоньку, как пес обнюхивает съедобное сокровище.

Я берусь за нее, как повар берется за тесто.

Глажу, шлепаю и валяю.

И тогда она воскресает ото сна, а я, наоборот, вырубаюсь.

 

Но иногда требуется иной подход.

Вот и теперь, едва собрался ее воскресить по привычной схеме,

как получил отпор.

— Ты груб и тороплив, — сказала Кисонька. — Я ничего не чувствую.

Лицо ее напоминало тучу, из которой вот-вот ливанет.

— Совсем не хочется просыпаться. Не хочется жить. Я никому не нужна. Я мертвая, не различаю ни запахов, ни цветов. Я нужна тебе только для того, чтобы трахать по утрам. Ты не заботишься обо мне. Я чувствую себя кольцом, завалившимся за диван…

Омраченный таким поворотом дела, я все же отметил про себя великолепие образа.

Потянулся было за телефоном, но записывать в такой момент — это уж слишком.

Постараюсь запомнить методом ассоциаций.

Так, кольцо.

Кольцо, как у Толкина.

Диван… у бабушки был диван, обтянутый зеленой материей. Зеленый колючий диван, за который завалилась Кисонька…

— По утрам мне кажется, будто жизнь держит меня под водой. Держит насильно и дожидается, когда я захлебнусь.

Снова образ! И опять прекрасный, яркий, сочный, говорящий!

Толкин, диван, вода…

Схватил телефон и начал вбивать в него слова.

— Я живу будто не с тобой, — говорила Кисонька. — Одна. Ты здесь и не здесь. Всегда в своих мыслях, в своем телефоне, что-то записываешь. Я живу с целой толпой чужих мне персонажей. Они торчат в нашем доме, едят нашу еду, спят в нашей спальне. Иногда я не понимаю, с кем занимаюсь любовью, с тобой или с кем-то другим.

 

2

 

Существует еще один способ утреннего воскрешения Кисоньки.

И вот он-то срабатывает в любых ситуациях, независимо от расположения духа.

Достаю свернутый в рулон электрический матрасик,

раскатываю на кровати рядом с Кисонькой,

включаю.

 

Личико Кисоньки перестает расплываться и обретает отчетливость.

 

Поверх матрасика расстилаю пленку на манер маньяка-чистоплюя.

Говорить ничего не приходится, Кисонька сама переползает на пленку.

Личико оживляется.

 

Открываю большую зеленую банку, насыпаю из нее в миску, разбавляю теплой водой, перемешиваю.

По комнате расползается таинственная вонь.

 

Так пахнут могилы древних королев.

 

— Ты такой вонючий, — говорит Кисонька, потягиваясь.

Губки ее образуют озорную улыбку.

 

Черпая из миски, обмазываю Кисоньку вонючей жижей.

Жижа обладает чудодейственными свойствами.

Кисонька приятно скользит под ладонями.

Все выглядит так аппетитно, что хочется лизнуть.

Украдкой пробую с пальца.

Кисло и на зубах хрустит. Наверное, мощи одной из тех самых древних королев.

Кисонька переворачивается на спину, смотрит на меня нежно.

— Ну разве можно ходить в салон, чтобы это делал другой мужик да еще за пять тысяч?

— А что, в салоне мужики?

— Бывает, что и мужики, — Кисонька блаженно закрыла глаза, демонстративно предавшись воспоминаниям.

Везет же некоторым с работой. Обмазываешь голых баб зеленой жижей

и за каждую получаешь пятерку.

 

Покрыв Кисоньку жижей со всех сторон, я плотно обмотал ее полиэтиленом и накрыл одеялом.

Можно подумать, Кисонька приготовлена в последний путь.

Если электрический матрасик коротнет, чудодейственное ложе вполне способно превратиться в погребальный костер.

И откуда только подобные мысли?

 

3

 

На воскрешение Кисоньки уйдет полчаса.

Надо их чем-то заполнить. Например, посмотреться в зеркало.

Увидев отражение, я не стал мыть руки.

Остатками жижи нарисовал вокруг глаз круги, а через лоб, нос и подбородок провел вертикальную линию.

И натыкал точек тут и там.

Не то чтобы я любил играть в дикаря, просто жижу жалко, она довольно дорогая, даже если по интернету покупать.

Плюс стоимость самой процедуры.

 

Пока мы возились с сироткой, тратились на нее.

Аттракционы, контактные зоопарки, катание на пони, развивающие игры, цена на которые равна прожиточному минимуму. В те дни мы начали экономить на себе, Кисонька частично перешла на домашнюю косметологию и пристрастилась.

Мне тоже нравится, чувствую себя повелителем.

Плюс семейное единение.

 

Издалека донесся звук лобзика.

Довольный собственной рачительностью, предвкушая встречу с плотником, я спустился вниз.

 

 

Глава 9

 

1

 

Печник шевелил толстыми пальцами ног и пил чай.

За его спиной разверзся камин.

Не ясно, как лучше сказать: недоразобранный или недостроенный.

Разгромленный.

 

Напустив на себя озабоченный вид, будто у меня важное дело, я быстро прошел к задней двери.

И вот я уже на крыльце, выходящем на лес.

 

2

 

Взору открылась лужайка в пятнах светотени.

На краю леса, возле сарая, орудует плотник. Лужайка припорошена стружкой хлебного цвета. Поблизости валяется несколько деревянных ломтей и множество пустых пятилитровых канистр от растительного масла.

На кирпичах стоит наполненный железный чан.

Под чан подведены восемь горелок, над каждой трепыхается синий газовый огонь.

Плотник возится с большущим пнем.

 

3

 

— Ты настоящий зверь, мой малыш, — сказал мне плотник.

— Зверь, который пишет этот текст, — уточнил я.

— Ты настоящий сатир: низ звериный, верх дикарский.

— Трудно найти слова слаще для уха тихого и пугливого интеллигента, — ответил я, не будучи в силах скрыть восторг от элегантной похвалы плотника.

Мы заключили друг друга в крепкие мужские объятия. Давно не виделись.

— Варишь? — спросил я.

— Вывариваю, — ответил плотник. — Ты как раз вовремя.

 

Пыхтя и неловко переступая, мы вместе доволокли до чана очередной пень.

Плоскость спиленного ствола обширна и своими причудливыми очертаниями напоминает континент. Внутренние карманы, образовавшиеся в теле дерева за долгую жизнь долгой жизни, кажутся озерами, трещины — ущельями, глубоко простирающиеся от внешнего края витиеватые ложбинки — устьями рек. Годовые кольца, расходящиеся широкими волнами, концентрируются посередине густым затемнением столицы.

Мы погрузили пень в масло, и он выбросил на поверхность три цепочки быстрых пузырьков — масло начало вытеснять кислород.

— Сколько тут? — спросил я.

— Сто пятьдесят литров, — гордо ответил плотник.

 

4

 

Плотник — молодой мужчина с лицом актера и густой шевелюрой.

Он красиво курит, костюмы на нем сидят безупречно, в чужие дела нос не сует.

Не от хорошего воспитания, просто ему плевать.

Идеальный набор качеств для успешной карьеры. Она у плотника до недавнего времени и выстраивалась.

 

Плотнику можно было только позавидовать — помощник одного из первых сановников континента.

Одного из семи царей.

В обязанности плотника входила организация торжеств, коих было немало.

 

5

 

Причина карьерного вознесения плотника заключалась еще и в том, что рядом с ним хозяин чувствовал себя как бы европейцем.

Уж больно светское впечатление производил плотник на фоне прочих холопов в пиджаках различных оттенков синего.

Шеф даже немного стыдился и при себе держал его для стимула, для личностного роста.

Чтоб не срываться и в дикое русское барство не впадать.

А если и срываться, а срывался он постоянно, то хотя бы осознавать это, и от искреннего и глубокого раскаяния особое наслаждение испытывать.

Русское раскаяние сродни русской же бане: сначала раскаляешься докрасна, а потом сразу в ледяную купель, чтобы пар и шипение, чтобы от раскаяния убеждения только окрепли.

Сам плотник хоть и не был образцом чувствительности, но природу имел противную природе хозяина, и критический порог пересек неожиданно

для самого себя.

 

6

 

Однажды верховный правитель собрал всех своих семерых царей.

Точнее, хозяин нашего героя всех собрал, но под эгидой верховного.

Надо было ему, хозяину, что-то обстряпать.

Дело происходило в степном сердце страны, в зоне месторождений, после саммита.

 

Немолодые, с лицами, выделанными продолжительным пребыванием у власти, цари расселись за столом, пустой трон во главе которого предвещал появление верховного.

Каждый из семи был наместником в одной из стратегических отраслей, строго следил за соблюдением интересов верховного, приравненных к интересам империи, и о себе, в разумных пределах, не забывал.

Верховный задерживался, цари молчали, кто-то задремал.

 

Если бы в том зале имелись часы, было бы слышно, как они тикают.

Но часов не наблюдалось, а потому не было и времени.

Часы, кстати, отсутствовали не случайно. Зал, в котором проводилось собрание, раньше служил для нужд казино, а после запрета на азартные игры использовался для торжественных мероприятий.

Многое тут было переделано, в том числе и перед приездом верховного, но часы по традиции не приживались.

Кроме того, по какой-то необъяснимой причине в помещении царил холод.

Отопление работало исправно, но оно не в силах было победить стабильно низкую температуру бывшего игорного чертога.

Гости поеживались, у наместника в сфере технологий будущего тонко взвыло в животе.

Подали горячие напитки, что привело к предательски громкому бурчанию в брюхе у наместника над северными путями.

Задремавший всхрапнул.

Привыкшие ждать уже начали маяться, но тут явился адъютант.

 

Было объявлено, что визит верховного отменяется, а вместо этого прибыло приветственное слово.

Хозяин вечера был хоть и расстроен, но принял бумагу с трепетом, будто скрижали какие.

 

Все семеро встали.

 

Хозяин вечера начал читать со слезами на глазах.

Неясно, правда, что именно заставило его прослезиться: неявка верховного или честь озвучить священные слова.

 

Традиции гостеприимства.

Взаимовыгодное сотрудничество.

Сердце радуется.

Героические страницы.

Победоносная и непобедимая.

Традиции и культура.

Победа над фашизмом.

Подмосковные вечера.

Уважение к старикам.

Укрепление боеготовности.

Патриотическое воспитание.

Душевная близость.

Традиции и культура.

Сердце радуется.

Ни пяди своего не отдадим.

Подмосковные вечера.

Героические страницы.

Сакральное место.

Уважение к старикам.

Победа над фашизмом.

Взаимовыгодное сотрудничество.

Геополитическая катастрофа.

Победоносная и непобедимая.

Подмосковные вечера.

 

Когда стало ясно, что конец, все семеро устроили овацию.

Наместник по технологиям будущего больше других старался.

Он с самого начала ладоши держал наготове и разок хлопнул преждевременно.

А по окончании захлопал радостно еще и от того, что угадал.

Еще и от того, что чуял, близится обед.

 

7

 

Cлуги принесли закуски и прохладительные напитки, а затем и главное угощение — разваренные куски на подносе.

— Присаживайтесь.

Редчайшее блюдо, старинный рецепт, а не какая-то херня.

В древние времена подавали только на пирах императоров.

Гостеприимный хозяин поклонился пустому трону.

В нашу эпоху отведать кушанье невозможно, потому что данный зверь, из которого блюдо, истреблен.

 

Практически.

 

Глядя на пустой трон, гостеприимный хозяин выдержал выразительную паузу. Молчание затягивалось, и хозяин, окинув всех лукавым взглядом, спросил:

— Где же этого редчайшего зверя раздобыли, если он истреблен?.. Практически.

 

Наместник по технологиям осмелился предположить, что блюдо — результат новейшего научного эксперимента, осуществленный специалистами его ведомства.

— Нет и еще раз нет, при всем уважении, — клокотал от гордости хозяин. — И не охота, нет! Не экспедиция в Африку или в Хакассию, — он подмигнул одному из царей, но каменный лик того даже не дрогнул.

— Вы не поверите, — хозяин ликовал из-за собственной смекалки.

Все, даже самые безразличные, сосредоточились.

— В местном зоопарке. Последняя особь.

 

По лицам, видавшим виды, пробежала мгновенная рябь с нюансами.

Храпевший недавно силовик покачал головой, отдавая должное смекалке, а начальник технологий будущего брезгливо поджал губы, эту грубую смекалку презирая и одновременно ей завидуя.

 

Не успели цари вонзить свои искусственные и натуральные клыки в кушанье, как обнаружилось, что оно несъедобно.

То ли в старинный, чудом дошедший до нас рецепт вкралась ошибка. То ли редкий зверь был слишком стар и утратил на зоопарковом корме деликатесные качества.

А может быть, избалованные современные рты оказались не готовы к кулинарному величию прошлого.

А может, история происхождения блюда лишила всех аппетита.

И даже окружающий холод не помогал.

Цари налегали на гарнир, рвали хлеб, а один знаток единоборств даже позволил себе шутку, мол, его супруга и та мягче.

 

Скоро все умолкли. Остывающий последний зверь удостоился минуты молчания.

 

Жестом хозяин подозвал нашего героя, будущего плотника.

Общение между ними давно не нуждалось в вербальном переводе.

Хозяин взглядом приказал избавиться от неудачного блюда.

 

Цари расставались с тарелками без сожаления и лишь один, тот, который по технологиям, одними губами спросил: «Не против ли папа? Одобрит ли он тот факт, что не доели?»

И едва слышный этот вопрос был, однако, услышан всеми, и тяжелые лица обратились к хозяину.

И в самом деле, папа не против?

Хозяин варварского ужина поглядел осторожно на пустующий трон, затем по-отечески на коллег и подчеркнуто выразительно, но беззвучно, как для глухих, артикулировал:

— Папа разрешает.

 

Остывшие куски редкого зверя скормили ученым собакам, распознающим по запаху коварные помыслы.

Только одну порцию упаковали и передали свите самого бережливого из царей.

Тот пожелал разогреть и еще раз вдумчиво отведать в домашней обстановке.

Да и мать его, блокадница, с детства приучила еду беречь.

И поэтому тоже приберег.

 

8

 

Этот странный авторитарный полдник воспламенил в будущем плотнике накопившийся негатив.

Он подал заявление.

Спустя два дня его жилище бегло обыскали, проверили ноутбук — не насобирал ли компрометирующих сведений?

На банковский счет поступили щедрые отступные.

Хозяин не уговаривал остаться, но и впечатления самодура о себе оставлять не хотел.

 

Не теряя времени, нынешний плотник занялся психологическим самолечением.

Перебрался к нам с Кисонькой и принялся рыскать по чаще в поисках упавших деревьев.

Сделать такой выбор ему помогла жена — выгнала его из дома.

Он слишком много работал, и она познакомилась с лоботрясом из соседнего подъезда.

 

Плотник выискивал пни, волок на лужайку, обдирал, вываривал в масле, шлифовал, полировал и приделывал ножки.

Получившиеся низкие столы уже загромоздили изрядную часть гостиной.

Пробираясь между камином и поделками плотника, Кисонька то и дело стукалась ногой о замысловатый край дубового массива.

Она проклинала и пень, и плотника, но гнев ее был скоротечен и сменялся благосклонностью — в любой момент плотник готов сгонять в садовый питомник за каким-нибудь садовым растением.

Растения Кисонька любит.

Дерево на лужайке должно ее обрадовать.

 

 

Глава 10

 

1

 

Я посмотрел на дом.

Дом был очень красив.

Лучи светила, восходящего с обратной его стороны, разбиваясь о него, превращались в нимб.

Дом возвышался, и очертания его дрожали в зыбком ореоле.

 

Я взял телефон, оставленный на ступенях террасы и стал ходить туда-сюда вдоль опушки, примериваясь.

Так, чтобы крышу не зарезать.

И чтобы флигель поместился.

Пришлось шагнуть под березы и сосны.

Еще шаг.

Вот.

Все помещается. Раз, два…

А это еще кто?

На террасе.

Не плотник.

Плотник вон он.

И не печник…

 

Я убрал телефон в сторону и посмотрел на дом и террасу невооруженным взглядом.

Все на месте, никого лишнего.

Солнце поднималось над крышей, лучи слепили.

 

Снова навел телефон.

Опять на террасе какой-то тип.

Против света не очень видно.

Да еще и собака рядом.

Моя собака.

Увидела меня.

Увидела и залаяла.

 

Я убрал телефон.

Пустая терраса, плотник копошится, собака лежит на террасе.

 

2

 

Я зачем-то обернулся. Посмотрел во все стороны. Никто надо мной не подшучивает? Впрочем, как?

Решился подойти к террасе.

К тому месту, где только что видел неизвестного.

Телефон тем временем уснул.

Я разбудил его четырехзначным кодом.

Год войны с Наполеоном.

Опять посмотрел через телефон на то место.

И увидел.

Прямо перед собой.

А чего я ожидал?

 

Подошел плотник.

— Ты чего, малыш?

Я поднял телефон, выпавший из рук.

— Так что-то.

 

 

Глава 11

 

1

 

Пора раскутывать Кисоньку.

Я снова в доме.

Печник куда-то подевался.

А чашку оставил на столе. Нет чтоб помыть или хотя бы убрать в раковину.

Поднимаюсь по лестнице.

 

2

Послышался скрип.

Я остановился.

Прислушался.

Снова скрипнуло, но в другой стороне.

Я тронул стену.

Деревянный брус явно не прочь вырваться, но его крепко приколотили.

Брус поскрипывает, но сбежать не могут.

В трубах вода. Воду гонит давление и удерживают краны. Давят со всех сторон. Вода томится сразу во всех трубах, перед всеми закрытыми кранами, как бык в загоне перед ареной.

В трубах отопления по кругу бегает тосол.

Ему некуда деться.

Тосол отчаянно пульсирует в трубах, ухает в батареях.

Поперечные балки, штыри и гвозди скрепляют брус.

Трубы направляют жидкости.

Муфты закрепляют трубы.

Сосед караулит соседа.

Красные фонари караулят усадьбу, обочины караулят дорогу, муж жену.

По отдельности мы бы разбежались, но нас организовали в порядок, обрекли на вечное томление и пользу.

 

3

 

Перед Кисонькиной дверью на полу борода.

Прямо на полу, а дверь приоткрыта.

Когда я уходил, то плотно затворил ее.

И бороды никакой не было.

Чья борода? Печника.

 

Страшно входить, когда знаешь, что тебя ждет.

Встречи с пугающим — это всегда встреча с Богом.

Ну что, Господь, встречай.

 

4

 

На полу нашей спальни валяются штаны печника, сам печник стоит возле Кисоньки.

Без штанов

и

без

бороды.

 

Грузный амур.

Мальчонка в рубашонке.

Из-под которой что-то торчит.

 

Печник стоит возле пленочного червяка, проглотившего Кисоньку.

Кольчатый полиэтиленовый червяк заглотнул Кисоньку — одна голова торчит.

Торчит и моргает.

 

Печник водит собой по кольчатому полиэтиленовому телу.

Полиэтилен издает полиэтиленовый скрип.

Печник водит собой по ободу Кисонькиного рта.

Кисонька издает нарастающий звук.

 

5

 

Я вышел.

Она, конечно, не может пошевелиться. Бессильная игрушка в руках вероломного злодея. Однако по ней не скажешь, что она очень страдает.

Я снова вошел в спальню.

 

Печник водит собой по Кисоньке, Кисонька издает нарастающий звук.

Перед ними, спиной ко мне, стоит некто в леопардовых лосинах.

 

Теперь их трое!

Я снова вышел и сразу вернулся.

 

Она на кровати, печник, как ни в чем не бывало, резвится, тот, что в лосинах, стоит, как истукан, а рядом сиротка прыгает, на меня обернулась, смеется похотливо и на всю троицу пальчиком показывает.

 

6

 

Когда я вернулся в спальню в четвертый раз, там было пусто.

Кровать так аккуратно застелена, что сразу понятно — ни Кисоньки, ни печника, ни фигуры в лосинах, ни, тем более, сиротки здесь никогда не было и никогда не будет.

 

7

 

Я вышел и плотно затворил дверь.

Я ткнулся лбом в дверной наличник.

Я закрыл глаза.

 

Дверь в спальню — прямо передо мной.

Кисонька там одна, дожидается моего прихода.

Ждет, когда я размотаю ее и омою под струями.

 

Я уже собрался войти, как увидел, что борода по-прежнему лежит у порога.

Печник скинул ее перед тем, как проникнуть в нашу спальню.

Кисонька не любит, когда колется.

 

8

 

Какая гнусность — чужая борода!

Даже двумя пальцами касаться противно.

Хозяин бороды перешел все границы.

Пора его устранить, доигрался.

Моя книжка, что хочу, то и делаю.

Больше ноги его здесь не будет.

Ни ноги, ни бороды.

С печной трубой и так все в порядке, а камин как-нибудь без него достроим.

Харэ, баста, нет его больше.

 

9

 

Упразднил, а отомстить не успел.

Обидно.

Отыграюсь на бороде.

 

И я обоссал бороду печника.

То есть, помочился на бороду печника.

Хотя, чего уж там, не помочился, а обоссал.

Нассал гаду прямо в бороду.

Так полил, что хоть выжимай.

 

Давно хотел это сделать.

Но не очень-то просто нассать человеку в бороду.

Нельзя упускать такой шанс.

 

 

Глава 12

 

1

 

После того, как в такси Кисонька выдала все наши секреты, вас не удивит, что спустя несколько дней после Нового года мы снова отправились к сиротке.

Узнав о ней от одной доброжелательницы незадолго до праздников, мы твердо решили попытать счастья.

 

Пришли мы не с пустыми руками.

Апельсины, кусок говядины и бутылка сладкого вина, особенно любимого пожилыми мегерами.

Для сиротки — увлекательный конструктор.

Бабки тут же засунули мясо в духовку, два апельсина положили на стол, остальные убрали в закрома.

Апельсины аллергичные, от них диатез.

 

Вино тоже убрали.

 

Пока мясо превращалось из сочного в пересушенное, мы сели в комнате сиротки, поиграть в конструктор.

Бабуся-блогер разместилась рядом — как бы между невестой и сватьями чего не вышло.

Невеста, впрочем, особо не смущалась: очень быстро забралась ко мне на колени, а потом и на шею.

Старушенция решила выступить комментатором — пустилась в рассказ о выдающейся гибкости сиротки.

Гибкость проявляется не только в быту, но и на занятиях художественной гимнастикой.

Сиротка потребовала держать ее за руки на весу. В таком положении она легко коснулась пальчиками ног собственного лба.

В конструктор так и не поиграли.

 

2

 

За обедом, пока я давился мясом, родная бабуся сиротки сказала:

— А я все-таки решилась.

Мы с Кисонькой посмотрели на нее вопросительно, сестра бабуси вздохнула, а сиротка таинственно заулыбалась.

— Я решилась, и не отговаривайте, — продолжила бабка.

Я подумал, уж не о нас ли она говорит?

О нас и сиротке.

Мол, решилась передать нам бразды воспитания, потому что мы хорошие приличные люди.

— На следующей неделе операция, — торжественно заявила бабка, разрушив мои дерзкие надежды.

— Что-то серьезное? — осторожно спросила Кисонька.

— Да, — ответила бабка.

— Мы чем-то можем помочь? — спросил я. — Может быть, поискать хороших врачей?

— Да что врачи… — трагически сообщила бабка и уставилась в пустоту.

Мы с Кисонькой тревожно переглянулись.

Сиротка вся извертелась от восторга, ей явно не терпелось, и она выпалила:

— Бабушка решила вырезать жировик!

Слова эти были произнесены так, будто бабушка отправлялась в полет на Марс.

— Вот он, жировик! — сиротка указала пальчиком на шишку, размером с перепелиное яичко, украшающую лоб бабки. В слово «жировик» сиротка вложила столько благолепия, точно это был редкостной красоты зверь.

— Прекрати обо всяких гадостях за столом болтать! — одернула ее бабка, и все послушно склонились над тарелками.

 

3

 

После обеда мы снарядили сиротку и отбыли.

Наблюдая из окна нашу погрузку, бабуся-блогер громко кричала, что детское сиденье следует пристегивать как можно надежнее.

И чтобы ни в коем случае не покупали ей мороженое.

 

Перед тем как усесться, сиротка дернула детское сиденье — хорошо ли закреплено — и обнаружила, что недостаточно хорошо.

— Он плохо застегнул ремень, — оценила сиротка работу таксиста. — Надо туже.

Я затянул потуже.

Сиротка позволила всунуть себя в сиденье и пристегнуть.

— Туже, — попросила она, оттягивая ремень на груди. — Не хватало мне покалечиться.

Я затянул потуже.

— Еще туже.

Затянул еще туже.

— Еще туже! — потребовала сиротка.

Было слышно, что ей тяжело дышать, так она притянута.

— Еще туже! — повторяла она и смеялась.

 

Мы направились в цирк больших зверей, но добрались туда не сразу.

— Я задыхаюсь! — захрипела сиротка.

Я отстегнул ее.

Она долго не могла отдышаться, как будто долго находилась под водой.

Когда нормальное дыхание вернулось к ней, она сказала мне с укором:

— Во время движения автомобиля нельзя быть непристегнутым. Застегни меня.

Я ослабил ремень, перекинул через нее и защелкнул карабин.

Сиротка сказала что-то еще, но я перестал слушать.

 

4

 

На подступах к цирку нас поджидал Винни-Пух.

— Сто рублей, — напевал Винни-Пух. — Селфи с Винни-Пухом всего сто рублей.

Сиротка верещала от восторга, но подойти близко к Винни-Пуху не решалась.

Как мы ни уговаривали ее, все тщетно. Я жалел о такой ее пугливости, а еще об уплаченных ста рублях, которые исчезли в недрах синтетической шкуры оборотистого медвежонка.

 

Страх не оставлял сиротку и в самом цирке.

Проворный бегемот, ученая свинья, белый конь и жираф с черным, длинным, непристойным языком вызывали в ней любопытство и страх.

 

Кисонька смотрела на арену с интересом.

Особенно ее привлекала наездница — красотка в черном купальнике. На голове у нее был цилиндр, на щеке шрам.

Соскочив с коня, она принялась помыкать бегемотом, свиньей и жирафом с помощью хлыстика.

Кисонька призналась, что и сама бы не прочь стоять так с хлыстиком и гонять бегемота кругами.

Вот только щеку жалко.

 

Представление было забавным, но я совершенно не могу его описать интересными словами.

Например, была какая-то обезьянка, которую вроде как похитил злодей.

Обезьянку искали.

То и дело между рядами пробегал таинственный мужчина в блестящей рубахе, расстегнутой до волосатого живота.

Одного взгляда на этот живот было достаточно, чтобы понять — вот он, злодей. Играла громкая музыка, ученые звери показывали трюки, сиротка обмирала.

 

5

 

Она не просто обмирала.

Она схватила меня за руку и стала шептать на ухо непонятные слова.

Слова выдуманного языка.

Ею выдуманного языка.

Языка, который ее бабуси называют древнеегипетским.

 

Обе старухи убеждены, что сиротка обладает даром ясновидения, в прошлом воплощении жила в Древнем Египте и не забыла свой родной язык.

Родной язык прошлого воплощения.

У нас если что-то таинственное, сразу Древний Египет.

Или нацисты.

А лучше Древний Египет и нацисты разом.

И вот сиротка шепчет мне на древнеегипетском, и я понимаю, что соприкасаюсь с чудом.

— Переведи, пожалуйста, — попросил я. — Переведи на русский.

— Это я, это я.

— Что ты?

— Обезьянка!

— Что обезьянка?

— Я — обезьянка!

— Как это? — спросил я. — Ты же девочка.

— Я девочка и обезьянка.

— Одновременно?

— Да!

 

6

 

В антракте маленьких зрителей пригласили на аттракционы.

Оказавшись в их толпе, сиротка стала испуганно озираться.

Глаза ее, судя по фотографиям, с самого детства обладают этим странным свойством: кажется, что малышка только что очнулась либо от рыданий, либо от пьянки, либо от того и другого разом.

Жизнь с двумя старушенциями научила ее бояться людей.

Просто потому, что она их не так уж часто видела: в цирк ее не водили — далеко, в театр не водили — дорого, в детский сад не водили — в детском саду инфекции.

Бедняжка боялась даже шаг ступить без нашего сопровождения, но все же поддалась на увещевания и принялась боязливо вкушать радости антракта.

 

Скатилась с надувной горки.

Горку сторожил деловитый ребенок. Он принял у меня купюру и сказал, что сдачи нет.

Скатываться на сдачу сиротка отказалась, и деловитый ребенок пожал плечами.

 

После горки сиротка пожелала подняться под купол цирка.

Деловитый юноша прицепил ее к тросу и мгновенно вознес в вышину.

Сиротка покорно свисала, не выражая никаких эмоций.

 

У юноши тоже не нашлось сдачи.

Повторный подъем сиротку не заинтересовал, о нас с Кисонькой не могло быть и речи — трос рассчитан на маленькое тельце.

 

Личико сиротки так и не озарилось улыбкой, но она пожелала фотографию с Дедом Морозом.

Испытывая некоторую ревность к конкуренту, я подвел сиротку к очереди — фотографию с Дедом Морозом желали многие.

 

Дед Мороз вкалывал, как известный артист: «Раз, два, следующий».

На кнопку жала Снегурочка. Румянец у Снегурочки был диатезный, как у пьющей тетки возле магазина.

Сдачи у них тоже не нашлось.

 

7

 

После представления сиротка потребовала мороженое.

Напоминание о том, что мороженое запрещено бабушками, не помогло. Поднялся крик. На нас стали оборачиваться. Пришлось пойти на компромисс — мы покупаем маленькое мороженое, а она сохранит это в тайне.

 

Лизала и дулась.

Кисонька спросила, можно ли и ей лизнуть.

Сиротка молча отошла в сторону.

По фойе ходил Дед Мороз, он собирал деньги у распорядителей аттракционов.

Принял котлету от хозяйки пони, от хранителя батута, от юноши с тросом и от деловитого ребенка.

Дед Мороз сунул деньги за пазуху, а у деловитого ребенка проверил карманы, что-то оттуда извлек и наградил расхитителя подзатыльником.

 

Мороженое тем временем растаяло, сиротка бросила его в урну и протянула мне ручки.

— Вытри.

Она осталась у нас ночевать.

Спать одной в специально купленной для нее кроватке не захотела, легла с нами.

Между мной и Кисонькой.

Во сне вертелась и звала маму.

 

8

 

Когда на следующий день мы вернули ее бабкам, она с восторгом сообщила, что видела жирафа, Деда Мороза и ела мороженое.

— А еще меня чуть не задушили ремнем! — заявила она бабкам, с любопытством наблюдая за выражениями наших лиц.

 

 

Глава 13

 

1

 

Расправившись с ненавистной бородой, я вошел к Кисоньке.

Она дремлет, как будто никто ничем по ней только что не водил.

С хрустом.

Дремлет, не ведая, какие страсти из-за нее разгорелись.

 

— От тебя воняет, — сказала Кисонька.

— Ты уже говорила.

— Теперь воняет по-другому.

— В самом деле?

— Да, — она зевнула. — Воняет чем-то диким. Развяжи меня. Почему ты в моих лосинах?

Такая смешная: замотана с ног до головы, а выделывается.

Ишь, воняет от меня.

Сама-то…

— На меня насрала птица.

— Повезло. Хорошая примета, но воняет.

— Я выпустил птицу из сарая, вот она на меня и насрала.

— Отблагодарила.

— Да.

— Кто запер птицу в сарае?

— Она сама туда залетела и не могла выбраться.

— А дверь была открыта?

— Да.

— Птицы живут в другой реальности.

— Реальность одна, но видим мы ее по-разному.

— Ты меня размотаешь или философствовать будешь?

Я подошел к ней близко.

Провел по телу и по лицу.

Вроде, все это должно ей нравиться.

Мы же только что видели, как она реагировала на подобное с печником.

 

Даже я завелся.

 

А она нет.

Лежит и смотрит, не моргая. И губы поджала вместо того, чтобы распахнуть в истоме.

И никакого нарастающего звука.

— У меня нос чешется.

— Здесь? — я почесал ей нос.

— Левее.

— Здесь?

— Выше. Голова чешется.

— Здесь?

— Не здесь.

— А где?

— Размотай меня!

— Что еще чешется?

— Размотай, я сама почешу!

— Скажи, я почешу.

Я начал вести себя как-то странно. Даже для самого себя.

Реально странно, но мне понравилось.

— А здесь не чешется? — я прорвал червяка.

Кисонька посмотрела на меня с ненавистью.

— Вот здесь не чешется?

Я разодрал пленку между ее ногами и, пачкаясь в целебной грязи, крепко схватил ее.

Прежде, чем она начала брыкаться.

Я уже был готов наброситься на нее, но ненависть на ее лице сменилась безразличием.

Она снова зевнула.

— Что-то не так? — спросил я, чувствуя, как пружина страсти в моем теле ослабевает.

— Хочется романтики, выдумки, — произнесла Кисонька.

— Выдумки?! А это что, не выдумка? Пленка, грязь, томление! Я что, плохо пишу? Какую еще тебе надо выдумку?

— Пишешь ты нормально. Но женщине нужно увлечься. Женщину каждый раз нужно завоевывать. Удивлять. Хочется экспромта. Интриги. Ты такой смешной сейчас, глаза испуганные, как у олененка.

 

2

 

Немалое мужество требуется мужчине, пусть даже олененку, одетому в обосранные леопардовые лосины и отвергнутому собственной неверной супругой.

Немалое мужество нужно для того, чтобы не придушить падлу прямо вот тут и не бросить писать всю эту херню с призрачной надеждой на публикацию.

— Олененок? — переспросил я, чтобы совладать с сюжетным поворотом.

— Я бы тебя сфотографировала, но у меня руки связаны.

Перепачканными пальцами я взял телефон и обратил его на себя.

И в самом деле олененок.

Олень.

 

Я обратил телефон на Кисоньку.

Кисонька и есть.

Ушки, глазки, носик.

Экспромта, значит, хочется.

Романтики.

— Смотри, что у меня есть, — я показал монету.

— Деньги? — оживилась Кисонька.

— Не деньги, а старинная монета. Золотая.

— Покажи.

Я поднес монету к ее мордочке.

— Какая желтая, — сказала Кисонька с аппетитом.

Я провел монетой по ее ушку, коснулся носика.

Губы ее приоткрылись.

Я едва успел отдернуть руку, Кисонькины зубки клацнули мимо.

— Ишь резвая.

Кисонька отправила мне чмок.

Я подразнил ее монетой издалека, а затем провел ею по лапке снизу вверх.

— Могу подарить ее тебе.

— Подари.

— Попроси.

— Прошу.

 

Кисонькиной холодности и след простыл. Всю холодность растопило желтое светило с двухголовой птицей, короной и прочими чеканными красотами.

Вот что значит выдумка!

Вот что значит романтика и экспромт!

Кисонька раскалилась.

Из моих пальцев монета закатилась за крылья ее занавеса, и занавес открылся мне.

 

3

 

Здесь отсутствует страница.

Пропали сцены, полные первобытной страсти и пылающего эротизма. Пропали нежные и вместе с тем властные прикосновения к шелковистой коже, пропали тела, распаленные желанием.

Наверняка украл какой-нибудь завистник, который не мог спокойно смотреть, как раскрепощенно я срываю плоды наслаждения.

Жаль, написано было недурно.

Все были, как живые, особенно главный герой.

То есть я.

Живой, привлекающий к себе персонаж.

 

Последовав за двухголовой птицей, олененок отпер Кисоньку.

Она преобразилась в существо, неизвестное ученым и себе самой.

Пока она внимала каждому его движению, по стене прыгала ветвистая тень.

Тень от его рогов.

Потому что рога у олененка, как у взрослого.

 

 

Глава 14

 

1

 

Нас разбросало среди простыней, полиэтилена и черной пыли.

Мы голые и грязные, не то что американские актеры после секса — в отутюженных пижамах, каждый на своей половине кровати.

Кисонька, так до конца и не освобожденная от полиэтилена, вся в черной коросте и разводах, поджимала колени к подбородку и стонала от неги. Она пахла водорослями и пучиной. Словно побывавшая в брюхе морского чудовища и теперь приведенная в чувство, она огляделась по сторонам с опаской и радостью.

— Я люблю тебя.

— А я тебя.

Кисонька задрала ноги.

— Здравствуйте, ножки.

Кисонька прижала подбородок к груди и скосила глаза.

— Здравствуйте, грудки… — Помешкав, она добавила: — Только не надо сейчас меня поправлять. Я знаю, что слово «грудки» больше относится к куриным полуфабрикатам, но мне хочется так сказать. Грудки, грудки, грудки!

Я поцеловал ее плечо, мне не хочется ее поправлять.

— Здравствуй, животик, — Кисонька помяла свой животик.

— Здравствуй, родинка, — она тронула родинку на крае пупка.

— Здравствуйте, ручки, — Кисонька стала загибать пальцы, подсчитывая часы сна. Достаточно ли проспала?

Обнаружилось, что проспала меньше средней нормы и следует поспать еще. Но разве теперь уснешь?

— Как же хорошо. Как мне хорошо. Обожаю тебя! — Кисонька отправила мне взгляд, полный любви.

Я молчу, сердце мое колотится, как обдолбанный рейвер.

— Ты покосишь газон? Уже три недели не косил.

Луч из щели между ставнями подобрался к моей шее.

— Обязательно сейчас об это говорить?

— Я просто спросила.

— Почему нельзя просто насладиться мгновениями счастья? — И откуда у меня в голове такие словосочетания…

— Мне кажется, что как раз в такие мгновения и хорошо поговорить о нашем доме.

— Даже в такие минуты ты не можешь просто полежать, — произнес я с откуда-то взявшейся ненавистью.

— На самом деле ты не любишь меня, — сказала Кисонька. — Ты любишь, когда я зашиваю твои штаны или стою раком. А еще лучше, чтобы я спала. Недаром я у тебя постоянно дрыхну, а ты мной любуешься. Добренький какой, любуется спящей женой, а только жена становится собой, сразу начинает ее ненавидеть. Ты бережешь себя от настоящих эмоций. Как только требуется эмоциональная вовлеченность, ты сразу устраняешься.

— Неужели обязательно сейчас об этом говорить? — взмолился я.

— А когда об этом говорить? Днем ты сядешь писать, тебя нельзя будет беспокоить, потом ты устанешь и ляжешь спать, потом ты снова будешь писать, потом будешь злой, потому что ничего не получается, и так всегда. С тобой никогда нельзя поговорить. Ты нас обоих задал какими-то недоразвитыми личностями. Про второстепенных персонажей что-то понятно, а вместо нас — какие-то размытые пятна.

Кто мы?

Чем мы заняты?

Зачем живем?

Почему ты не написал, как преподаешь, читаешь свои рассказы на радио, выступаешь в театре? Почему не написал, как ты психуешь перед этим, пьешь, а потом у тебя депрессия неделю, потому что ты совершенно истраченный после этого?

Кисонька встала с кровати и продолжила обрушивать на меня новые абзацы.

— Почему ты представил меня мнительной бабой, которая погнала мужа на крышу из-за выдуманной молнии? Почему ты не пишешь, что я пытаюсь сдать наш летний домик, который ты манерно назвал флигелем, чтобы нам было на что жить, потому что твоя литература ничего не приносит?

Почему ты не пишешь, что десять лет я старалась родить тебе ребенка, отказалось от карьеры, ходила по врачам, ездила за границу, но ничего так и не получилось, а ты еще постоянно сомневался, нужен тебе ребенок или не нужен? Без всего этого вообще не понятно, зачем нам сиротка. Кажется, будто сытые лентяи от скуки решили поиграть в благотворительность!

— Ты уже про это говорила! — перебил я.

— Услышал правду и сразу злишься, — бросила Кисонька.

— Я злюсь потому, что у нас дом полон чужих людей.

— А я тут при чем? Печь надо ремонтировать. Подруга попросилась пожить. Подруга, которую ты называешь богиней, а меня описываешь как сонную нюшу. Плотник вообще по твоему приглашению приехал.

— Я их всех вышвырну! — зашипел я. — Я из-за них работать не могу.

— Ты работать не можешь потому, что выдумываешь много.

— Что я выдумываю?

— Все! — Кисонька схватила край грязной пленки и встряхнула. Черная пыль осыпала меня. — Надоело, я в душ.

Роняя шелуху, Кисонька выскочила вон.

Я смотрел на ком грязной пленки, на разбросанные перепачканные простыни. Вот тебе и кокон, образ притянул событие, вылупилась не просто обновленная Кисонька, а сама Святая Правда.

Ничего, скоро придет служанка и все уберет.

 

 

Глава 15

 

1

 

Я решил проведать работяг.

За время предыдущих глав яма приобрела нужные размеры.

Работяги отдыхали подле груды слежавшихся окаменевших контрацептивов.

— Хорошо, хозяин?

 

Я сел на корточки над раскопом.

Ломти земли выглядели аппетитно.

Срезы были масляно-гладкими или, наоборот, крошились, словно шербет.

Они были начинены жирными сокращающимися червями.

Цельными и рассечеными.

Черви двигались замысловато, как танцоры футуристического театра.

В нос шибануло почему-то красным вином. Понеслись ароматы черной смородины, ежевики, сухих трав и специй. Мелькнула мысль о бархатистых танинах и дубовых нотках в послевкусии.

 

2

 

Вдруг на дне ямы земля стала осыпаться.

Как сахарный песок в воронку.

Я такое видел в фильме про космических пришельцев «Враг мой». За осыпанием почвы там следовало появление щупальца подземной твари, которая затаскивала к себе все живое и сжирала.

Не успел я испугаться, как на дне образовался темный провал, но никакое щупальце оттуда не высунулось.

— Это не мы, хозяин, — сказал старший из двух работяг. — Мы копали, где вы сказали.

 

3

 

Я спрыгнул в яму.

Довольно опрометчивый поступок — а что, если бы подо мной провалилась почва и я бы ухнул в неизвестное подземелье?

Я стоял на краю провала, почему-то захотелось сунуть в образовавшуюся черноту руку.

Я потянулся, но передумал. Решил сначала посветить телефоном.

 

4

 

Луч проявил ржавую лестницу, ведущую вниз.

Чего-либо еще разглядеть не удалось, своими размерами подземелье превосходило способности телефонного фонарика.

 

Ударами лопаты я обломил края провала, расширив его.

Теперь лестница была видна отчетливо.

Взяв телефон в зубы и велев работягам в случае чего спасать хозяина, я ступил на перекладину.

 

Быстро накопившаяся слюна полилась изо рта. Фонарик суматошно выхватывал пустоту.

 

Скоро лестница закончилась, я встал на твердую поверхность, взял телефон в руку, смог утереться и сглотнуть.

Под ногами хрустел пол из терракотовой плитки.

Такие полы часто встречаются в подъездах старых домов.

Сверху, в дыре, были небо и любопытные головы работяг.

— Не заслоняйте свет! — крикнул я.

 

5

 

Страшновато.

Полез я только потому, что сначала делаю, а потом думаю.

Будь я устроен наоборот, не полез бы.

Наличие недалекого неба и продолжающих подглядывать работяг ободряло.

Я посветил по сторонам.

Стена, дверь, коридор.

На стене обои, на дверном косяке отметки детского роста.

Одна комната, другая.

Фонарь выхватил календарь.

Календарь свежий.

 

Спину одновременно пронзили острия сотен массажных аппликаторов Кузнецова.

Все мои собственные и подсмотренные демоны мигом заполнили темноту вокруг.

Только понимание позволило мне удержать себя в руках, а не кинуться прочь, суматошно перебирая перекладины.

Понимание того, что в темноте нет ничего такого, чего нет во мне.

Убавив пламя страха усилием воли, я вернулся к лестнице и, не торопясь, взялся за перекладину.

И тут я кое-что услышал.

Как будто кто-то клюет.

Птица.

Маленькая подземная птица прыгает по полу и клюет.

Клюнет и на меня посмотрит, клюнет — и на меня.

 

Загипнотизированный жутью, я не мог оторвать от птицы глаз.

Что же она клюет?

Приглядевшись, я разглядел — маленькие улитки. На полу, на стенах, повсюду полно маленьких улиток.

Так вот что хрустит под ногами.

 

Прыг-скок. Птица упрыгала в сторону, покинула пятно света.

Я не решился шарить фонарем, повернулся обратно к лестнице, а птица тут как тут.

Что-то держит в клюве.

Бросила передо мной и упорхнула в темноту.

 

6

 

Я нагнулся.

Золотая монета.

Карманов нет, в руке телефон…

Я сунул находку за щеку и выбрался на лужайку перед домом.

— Ну что? — спросил старший работяга.

Я высунул язык.

 

Работяга вгляделся, и свет озарил его темные черты.

Свет исходил с кончика моего языка, на котором подрагивала золотая монета.

Монета с двуглавой птицей, короной и прочими чеканными штучками.

 

 

Глава 16

 

1

 

В следующий раз мы навестили сиротку через две недели. Просились раньше, но бабуся-блогер, взявшая на себя функции семейного управделами, отсрочила наш визит, отгородившись туманным, явно фальшивым предлогом.

Родная бабка успела удалить себе жировик и красовалась с пластырем.

Что с пластырем, что без него, она по-прежнему напоминала курицу, свалившуюся с насеста.

Особенно в профиль.

 

Она подала мне нож нарезать снова купленное нами и снова пересушенное в духовке мясо. Одновременно ее сестра-напарница сделала заявление.

Те самые благодетели, от которых икра.

Про которых рассказывали.

У которых повар.

И лысая кошка.

Так вот, они

хотят

снова

помогать

си

рот

ке.

 

Ну, и мы тоже иногда можем.

Если хотим.

В любом деле полезен тендер.

 

Мой нож никак не вонзался в иссушенную говяжью плоть. Хозяйки боялись бактерий, все живое представлялось им опасным.

Сообщив про конкурентов, пенсионерка улыбнулась. Впрочем, возможно, я принял за улыбку непроизвольную игру складок на ее лице. Другая повертела головой, и в ее разбавленных глазах мелькнула синька моющего вещества.

 

2

 

Наперебой бабуси стали расписывать достоинства тех супругов.

Она — москвичка из хорошей интеллигентной семьи. Занимается недвижимостью, многого добилась.

Он — спортсмен с Украины. Сначала был простым тренером, потом она подарила ему боксерский клуб.

Состоятельные и деловые.

Водили сиротку в торговый центр.

 

Кисонька порозовела, ее температура подскочила. Она перебрасывала взгляд с одной собеседницы на другую, с сиротки на меня.

Сиротка выкрикнула, что да,

с другими ей очень понравилось,

а теперь она желает сладкого.

 

В сладком было отказано, после чего она обрушила на старушек ворох ругательств, среди которых ярким стразом сверкнуло новое словечко.

Жопка.

— Вы какашки и жопки! — вопила сиротка.

 

3

 

Одеваясь перед прогулкой, сиротка натянула новую яркую шапочку, расшитую блестящими цветными камушками — подарок деловых супругов.

 

Какое гнусное предательство!

Ведь бабки строго запретили нам покупать сиротке обновки.

Мол, у нее и так всего достаточно.

И так шкафы ломятся.

Мы, дураки, послушались, а эти цинично купили ей шапочку с камушками

и обошли нас минимум на круг.

 

4

 

На этот раз мы отправились смотреть ледяные скульптуры.

Сказочные существа со сверкающими рогами и прозрачными телами заполнили площадь на том самом месте, откуда император французов смотрел на Москву.

Еще одно призрачное воинство, грозное до первой оттепели.

Раньше здесь была гора, теперь высится компактный обустроенный холмик, сохраненный городскими властями из милости.

Как старый гардеробщик, оставленный на своем месте при новых хозяевах.

Никакой Москвы вдалеке не видно — она повсюду.

Наступление французской армии спустя двести лет обернулось контрнаступлением города.

 

Неподалеку располагается знаменитая панорама Бородинского сражения.

Круговая реалистическая картина с подлинными предметами на переднем плане.

Обгорелые бревна, разбитые орудия, вытоптанная трава.

Как бы попадаешь в эпицентр сражения.

Я предложил зайти, раз уж оказались поблизости.

Мальчуковая забава. Сиротка не очень стремилась, но я все очень привлекательно обосновал.

А что? Мы часто покупаем детям те игрушки, в которые не наигрались сами.

 

5

 

Желающих соприкоснуться со славным прошлым было немало — нас присоединили к экскурсии.

Проводник недолго рассказывал об истории создания панорамы, быстро перескочив на тему исторического костюма. Страстный любитель истории, он сетовал на неумелость современных портных.

Медвежью шапку французского гвардейца с грехом пополам соорудить могут, а вот генеральские золотые эполеты уже не под силу.

Отсутствуют во всей России руки, способные на эполеты.

Не могут тут справиться с золотой канителью и пряжей, не могут оплести круглое поле двойным золотым жгутом, свесить бахрому и обшить галуном.

Ни это не могут, ни многое другое.

Шлемы из лакированной кожи с чешуйчатыми медными наушниками и плюмажами из конского волоса,

фетровые треугольные шляпы, укрепленные китовым усом, украшенные султанами из петушиных перьев,

кивера,

седла,

кушаки,

ленты,

нагрудные знаки из золоченой латуни,

шитье.

 

Все это у нас невозможно.

 

У нас нет, а в Китае — пожалуйста.

Там мастеров миллионы.

Восток сегодня единственный способен дешево, достоверно и массово имитировать Запад.

Даже двухсотлетней давности.

 

Могло ли такое прийти в голову французскому императору?

Кутузову?

Александру Первому?

Маршалу Нею и всем вот этим нарисованным человечкам?

 

6

 

Сиротка скуксилась.

Экспозиция показалась громоздкой и пыльной.

Свесившись через ограждения и рассматривая атакующих друг друга солдат, кирасир, смело скачущих через ручей, еще горящие избы и избы, от которых остались только обугленные бревна, видя настоящие пушки и ядра, слушая причитания экскурсовода по поводу неспособности сегодняшних россиян к имитации, я подумал, что все это сплошное надувательство.

Вся история придумана взрослыми, чтобы морочить голову детям. Не чужим детям и даже не собственным, а внутренним детям, которые есть в каждом из нас.

 

 

Глава 17

 

1

 

Громкий крик и последовавшие за ним стоны и проклятия заставили меня закрыть рот.

Едва не подавившись монетой на языке, я очнулся в собственной постели, среди останков нашей с Кисонькой страсти.

 

Крики принадлежали Кисоньке и возвещали о ее столкновении c очередным полированным пнем.

 

Проглотив монету, я закашлялся.

Какое все-таки классное изобретение — карманы.

И как только раньше несчастные крестьяне таскали монеты за щекой?

 

2

 

Утерев рот, я огляделся.

Комната стала как будто теснее, окна сузились, потолок опустился.

Заподозрив неладное, я вскочил с кровати и тихонько приоткрыл дверь…

Так и есть!

Спальня располагается на первом этаже и выходит прямо в тесную кухню, выполняющую роль столовой, гостиной и библиотеки. За старым круглым столом разместилась шумная компания.

Плотник, богиня, верховодит, конечно, печник.

 

Камин по-прежнему не достроен, но сохранил прежний объем.

Относительно уменьшившегося дома камин и его строитель стали в разы больше. Ведь печник, разумеется, ни капли не похудел.

 

3

 

Прикрыв дверь, я со вздохом посмотрел на разгромленную кровать — никакая служанка теперь не придет.

Спасибо Кисоньке, ее почерк.

Все перекроила — вернула окружающему миру чертову правдивость.

В поисках одежды я открыл шкаф.

 

4

 

Морская ракушка.

И откуда взялась привычка тащить в дом ракушки?

Нашивка от пионерской рубашки.

Полыхающая красная звезда на желтом фоне.

Сколько страсти, прямо эскиз для татуировки в латиноамериканском стиле.

Я вспомнил, как спорол нашивку, когда вырос из рубашки.

Хотелось сохранить.

 

5

 

Недавно видел клип — знаменитый командир восточно-украинских повстанцев наводит страх на пленных солдат правительственных войск.

Он стащил пленных с танка, на котором их привезли, большим ножом спорол с рукава одного из них нашивку и сунул тому в рот.

Мол, жуй.

 

Я положил пионерскую нашивку в рот.

Пресный вкус ниток, жестко, невкусно.

Стал бы я жевать нашивку, стоя на коленях в осенней грязи перед командиром с печальными глазами?

Как бы я повел себя на месте того командира?

А что бы сделал сам командир, окажись он без ножа, связанный, на коленях среди врагов?

Стал бы есть хлопчатобумажные изделия с примесью синтетики?

Или сохранил бы мужество, которым блистал перед связанными пленными?

Откуда он взял тот большой и блестящий нож?

Зачем он ему понадобился?

Такой большой.

Он подражал любимому киноперсонажу?

Проводил зримую параллель преемственности?

Объявив себя наследником, подперся реквизитом?

 

Богине очень нравится этот командир. Его печальные глаза, его смелость и его нож.

Богиня говорит: «Вот это мужик. Не то, что реальные вокруг».

Интересно, она искренне или за гонорар?

Думаю, искренне, но деньги не помешают.

 

Переложив нашивку изо рта обратно в ящик, я надел футболку и шорты, собрался с духом и вышел из комнаты.

 

 

Глава 18

 

1

 

Все сидели за столом и перебирали иван-чай.

Появление мое встретили всеобщим восторгом, по большей части выраженным печником.

Он кинулся меня обнимать, спросил, хорошо ли я спал, и даже одарил троекратным русским поцелуем.

Я морщился от тыкающейся в меня бороды, но она, вопреки ожиданиям, не воняла, а, напротив, благоухала чем-то импортным.

 

— Садись, не стой, как чужой! — пригласил меня за стол печник.

В моем-то доме.

Впрочем, мой ли это дом теперь?

Моя ли реальность?

Страшно в окно посмотреть.

 

2

 

Мое появление почему-то внесло тягостность.

Оживленная болтовня сменилась долгими паузами; понимая свою причастность к этому, я начал злиться.

— Пока ты спал, я набрала иван-чая, сейчас мы оборвем листья, помоем и насушим на целый год.

— Тут столько улиток, — заметила богиня, сметая очередную улитку с листа.

— Иван-чай содержит витамина С больше, чем лимон, и полезен мужчинам, — подмигнул мне плотник.

— Улитки едят листья, а жуки просто трахаются, — сладострастно заметил печник. — Под каждым листочком парочка.

— Такое чувство, будто бордель накрыли, — заметила Кисонька.

Печник склонился над жуками и вдруг охнул.

 

— Что такое? — воскликнула Кисонька.

— Спина стрельнула, — пожаловался печник.

— У тебя зажимы.

Кисонька встала позади печника и принялась разминать ему спину.

Печник прикрыл глаза и принялся кряхтеть, положив свои пухлые пальцы с блестящими длинными ногтями на стол.

Богиня посмотрела на меня и вздохнула.

Плотник подмигнул мне и помешал сахар в сахарнице.

— Надо вам домашнюю коптильню купить, — сказал печник голосом, полным истомы. — Коптишь что хочешь, а жирок в специальную емкость стекает.

— У нас продукты кончаются, — сказала Кисонька.

— Я съезжу, — произнес печник со стоном.

— Я сам съезжу, — встрял я.

— У тебя же нет машины, — напомнила Кисонька.

— На автобусе съезжу.

— Надо много купить, ты дотащишь?

— Дотащу, — ответил я гордо.

— Я все куплю, не волнуйся, — по-хозяйски сказал печник. Мол, он способен разрешить любую неурядицу.

— Кстати, что у вас с сироткой?

— Да как-то… — начала было Кисонька, но печник перебил ее.

— Чего вы сами-то не заделаете?

— Не заделаем что? — уточнила Кисонька.

— Мелкого! Зачем морочиться, чпок и готово! Помощь нужна?

В его усмешке и бороде сосредоточились все неурядицы моей жизни и все огрехи моего текста.

Старухи и сиротка плясали и кривлялись в его бороде.

Плечи плотника тряслись от смеха, богиня прятала издевательскую улыбку.

 

 

Глава 19

 

1

 

Меня часто упрекают в том, что я избегаю трудностей.

Это абсолютная правда.

Но я делаю это не из лени или страха, просто трудности проявляют во мне дремлющую половину меня, которую лучше не тревожить. Когда все гладко, я кроток, но если что-то идет не так, я делаюсь вспыльчивым.

Вот и теперь что-то тяжелое и густое колыхнулось во мне, и я сам не понял, как оказался возле печника.

Только что был тут, а потом вдруг сразу там.

 

Стремительно переместившись, мой персонаж принялся молотить по мерзкой густой бороде.

Печник упал, ударившись затылком о сложенные возле камина кирпичи.

 

2

 

Бешенство не иссякало.

Бешенства хватило на то, чтобы схватить один из кирпичей и несколько раз крепко ударить ненавистную бороду.

 

Я зажмурился.

 

Боялся потерять сознание, увидев, что творю.

А я не хотел останавливаться.

 

 

Глава 20

 

1

 

Наконец вмешались окружающие.

Меня взяли под локти и помогли подняться, ноги мои скользили в образовавшейся луже, хрустнула очередная улитка.

— Надо сразу солью посыпать, иначе потом не отстираешь, — богиня засуетилась, посыпая солью пятна на моих шортах.

— Я сама, — сказала Кисонька, намекая, что нечего трогать чужого мужа за шорты.

Богиня с шумом поставила солонку на стол, она, мол, просто хотела помочь, но если в ее помощи не нуждаются, то и не больно-то надо.

 

2

 

Мы стояли, не произнося ни слова.

У меня дергался подбородок.

Со стороны дороги доносился шум автомобилей.

Во рту у печника надулся и лопнул пузырь.

 

— Я увидел вас вместе. Там. А теперь тут. И ты массируешь ему плечи.

Скороговоркой я начал обосновывать произошедшее.

— Я сделал это ради нашей семьи. Ради нашей любви.

Никто мне даже не поддакивал. Полная тишина.

— Я убил человека.

По небу летит самолет.

— Я убил человека.

На дороге стучит копер.

— Я убил человека…

— Ты убил человека, — подтвердила Кисонька.

 

Спасибо тебе, любимая, за эти слова!

Они вытянут меня из небытия.

Они разобьют скорлупу отчуждения.

Твои слова объяснят мне все заново.

Твои слова отстроят мой мир из праха.

— Что я наделал? — спросил я.

— Ты убил человека.

Одно за другим Кисонька посолила все пятна на моей одежде.

 

2

 

— Кто камин будет достраивать? Тебе не надоело в этом бардаке жить? — обратилась ко мне Кисонька.

— Другого найдем, — сокрушенно возразил я.

— Другого… мы ему аванс дали.

— Я сделал это ради нас! Ради нашей семьи!

— Нашей семье не помешает, если камин будет побыстрее достроен, — отрезала Кисонька.

Я смотрел на ужасную картину, причиной которой стал, и глубокое раскаяние охватило меня.

И в самом деле, разве стоит недостроенный камин его хамства, высокомерия и притязаний на Кисоньку?

Конечно, нет. Камин дороже!

Камин — это уют, это порядок, это семейный очаг.

Да и аванс жалко.

Захотелось обхватить голову руками, как в кино, и воскликнуть: «Что же я натворил?!»

Захотелось закрыть глаза и чтобы все исчезло.

 

Не говоря ни слова, я лег над диван и подтянул колени к подбородку.

Я снова маленький мальчик, я ничего не должен решать.

— Хороший мой, счастье мое... — Кисонька погладила мою голову. — Прости меня, я виновата, не создала тебе нормальные условия для работы. Дом тесный, камин этот… Если хочется кого-то убить, просто поприседай.