Юрий Нечипоренко, прозаик (г.Москва)

Восторг внезапный ум пленил.

М.В.Ломоносов

В соседнем дворе жили драчливые мальчишки, но биться с ними было бесполезно: их было больше, они были опытнее, у них были еще старшие братья и друзья — так что мы были обречены на мир. 

Мир принес много нового: оказалось, что соседи имеют свои ценности — книги и порох, самодельные ножики и горючие смеси. Горючие смеси делали по науке: добывали серу и селитру для пороха, дюралюминий и марганец для взрывпакетов, так что скоро наша жизнь заполнилась чтением новых книг, взрывами и запусками ракет.

Книги в каждой семье были свои, а нами ценились больше всего истории про Шерлока Холмса, капитана Немо, Кожаного чулка с его друзьями-индейцами и Бравого солдата Швейка. Так мы и росли, нашими учителями были КонанДойль, Жюль Верн, Фенимор Купер, Марк Твен, Александр Беляев и Ярослав Гашек, а их уроки мы выполняли, стреляя из самопалов, устраивая взрывы и состязаясь в метании ножей. Великие британцы, французы, американцы и примкнувшие к ним чуть позже Гашек с Беляевым задавали нам тонус — в их книгах мы находили жизнь, равную нашей — с поисками сокровищ, приключениями, удачами и поражениями…

Я мог щегольнуть перед друзьями парой отцовских ружей и дамским револьвером, и когда родителей не было дома, мы забирались в шифоньер, где хранились ружья — и разглядывали чудесные картинки: охотники и фазаны были там выгравированы на стали. Мы водили по ним пальцами и пытались представить жизнь, которую вел прежде хозяин ружья: он вставал в своем замке засветло и отправлялся на охоту за королевскими фазанами в свои леса... А хозяйка револьвера была, скорее всего, анархисткой, боролась за равноправие женщин — и если бы хозяин ружья повел с ней себя плохо, легко влепила бы ему пулю в лоб! Может быть, она даже охотилась на состоятельных владельцев замков и была авантюристкой — за дамским револьвером всегда стоит занятная история. 

Вся наша жизнь была охотой: надо было охотиться за серой, которая попадалась в отвалах шахт и на железнодорожных путях, охотиться за артиллерийским порохом, который остался от разбомбленных в войну складов и валялся колбасками у нас в лесу, охотились мы и за монетками, которые выпадали из карманов гуляк в парке, когда они раскачивались со своими дамами на огромных качелях. Везде мы искали ресурс, необходимый для жизни, жизни совзрывами и выстрелами. 

А как мы охотились за приключенческими книгами! Не зазорным даже считалось такую книгу стырить из библиотеки: хотя воровство не шибко ценилось в наших рядах, но книги были исключением — как большая звезда искривляла лучи света, что проходили мимо, так ценная книга влияла на наше поведение. Книги серии «Библиотека приключений» считались самыми ценными, а те, кто имел дома такую серию, были небожителями! Что же говорить про тех, у кого дома были собрания сочинений Марка Твена и Майн Рида, Фенимора Купера и Конан Дойля, Александра Беляева и Алексея Толстого — это были какие-то сверхчеловеки, обладатели таких сокровищ, что нам было даже совестно у них попросить хотя бы один том почитать — а вдруг потеряем, и восполнить такую ценную потерю будет нечем, и деньги не помогут…

Был еще и обмен, разрозненные тома и отдельные книги ходили по рукам, и можно было за самопал или дюралюминий выменять книгу! Эти ценности были эквивалентны, и читая книгу, мы как будто уже стреляли из самопала, взрывали смеси, которые давали ослепительные вспышки — такие же вспышки радости и наслаждения происходили у нас в мозгу, когда мы встречали там описания чудесных приключений Ихтиандра, восхитительных догадок Шерлока Холмса и побасенок Швейка! 

Конечно, книгу нельзя было поменять на револьвер, но вот классную книгу можно было взять почитать — за то, чтобы дать пострелять. Помню, как-то ночью во дворе мы стреляли с другом по лампочкам, за что я потом читал взятого у него «Последнего из могикан». Чтение про себя — та же стрельба, только бесшумными пулями слов, которые пронзают навылет и запоминаются надолго. 

Истории приключений и испытаний, слова о чести и благородстве, простодушии и коварстве, которые мы встречали в книгах об американских индейцах, как нельзя лучше подходили к нам. Мы чувствовали себя то первопроходцами пампасов Южной Америки, то последними из могикан Северной — в общем, только физически мы жили в маленьком городке на Донбассе, но души наши странствовали там, где царил вымысел великих писателей прошлого, и мы с восторгом парили на крыльях их воображения…