Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Дружба Народов » №12, 2016

Ольга ГЕРТМАН
Теперь навсегда

Уйти. Остаться. Жить: Антология литературных чтений «Они ушли.  Они остались» (2012—2016) / 
Сост. Б.О.Кутенков, Е.В.Семёнова, И.Б.Медведева, В.В.Коркунов. — М.: ЛитГОСТ, 2016.

На самом деле, эта книга — вся в целом, как высказывание, как весть — не совсем о литературе. Скорее — не только о ней. Может быть — не о ней в первую очередь. Тем более что уровень вошедших в книгу текстов довольно разный. Общее у авторов, чьи тексты составили анто-логию, — одно: все они ушли из жизни молодыми, не дожив до сорока.

Антология — итог многолетней работы. Изданию книги предшествовали четыре года литературных чтений «Они ушли. Они остались», которые организовывали и проводили Борис Кутенков, Елена Семёнова и ныне покойная Ирина Медведева. Итог, скорее всего, промежуточный — Чтения, насколько мне известно, намерены продолжаться; безусловно, не полный — в сборник включены тексты далеко не всех поэтов, чьи стихи звучали со сцены в эти четыре года (из самых ярких примеров — не вошли, на что, по словам составителя, были свои причины, Борис Рыжий, Виктор Iванiв1 ). Отчасти эту неполноту и нехватку восполняют несколько открывающих книгу статей о прошедших сезонах Чтений, где рассказано и о многих других поэтах. Вообще же, кажется, перед нами тот самый случай, когда разговоры о «полноте» и «системе» выглядят неуместно.

Куда важнее понять, о чем же — высказывание и весть?

Герои книги ушли из жизни по очень разным причинам, здесь нет единства. Кто-то — по собственной воле (как Роман Файзуллин, Евгений Хорват), кто-то — от болезни (как Михаил Лаптев, Алексей Колчев, Марина Георгадзе), кто-то — по вине слепого несчастного случая (как Ольга Подъёмщикова, Манук Жажоян, Илья Тюрин), кого-то погубили наркотики (как Анну Горенко), кого-то убила постсоветская история (Александр Бардодым сгинул при невыясненных обстоятельствах на грузино-абхазской войне 1992 года), кого-то растоптало наше страшное общество (Алексея Шадринова, не достигшего и двадцати лет, насмерть забили в армии).

В этом смысле книга страшная, трагическая. Что ни имя, то рана. Книга утрат, книга возможностей, которые часто едва только начали сбываться — и теперь не сбудутся уже никогда, карта непрой-денных путей русской литературы. Это — даже не книга-память, но книга-воспоминание. О каждом из ее героев еще невозможно говорить отвлеченно (разве только тем, кто их не знал, но такие случаи в книге единичны). Они — даже умершие четверть века назад — еще, по существу, живые. Они — наши современники, ровесники и сопластники многих из нас, соучастники нашего опыта. Поэтому от их смерти больно, даже если мы не знали их лично.

И тем еще более, что — волею ли составителей, иною ли, высшей волей — смерть сквозит в вошедших сюда стихах, возвращается снова и снова — едва ли не в каждой подборке. Она притягивает взгляды даже тех, кто погиб случайно и вовсе не искал ранней смерти. «Я не умру, главы не преклоню / пред палачом в короне изумрудной…» — первая строчка подборки Леонида Шевченко, убитого на волгоградской улице в нескольких шагах от собственного дома. «Их музыка хрипела серой сукой / (Сорвала голос, потеряв щенков). / Хрипела: выходи и умирай», — пишет Тарас Трофимов, попавший под электричку. «Так на лицо отбрасывает тень / Грядущий череп», — замечает шестнадцатилетний Илья Тюрин, настаивая в другом стихотворении: «Тело станет законным. / Значит, я не умру» — за три года до гибели в Строгинской пойме. А, например, у Анны Горенко — так и вообще все о ней, все о ней…

Но смысл антологии — не плач по ушедшим (хотя здесь много еще живого горя — за подборкой каждого поэта следует рассказ о нем, — чаще всего это личные, полные печали и благодарности воспоминания тех, кто их знал) и, слава Богу, не эстетизация смерти (что специально оговаривает Борис Кутенков в предисловии). Это помимо благодарной памяти — попытка разговора о феномене ранней смерти поэта вообще и в последние три десятилетия — в особенности. Именно об этом идет речь в статьях, предваряющих каждый из разделов книги.

Между героями антологии есть единство, по мысли ее составителей, существенно более важное и более глубокое, чем конкретные причины смерти каждого из них, — единство времени. Все эти смерти пришлись на конец XX—начало XXI века. Девяностые, двухтысячные, две тысячи десятые.

Время, которое и составители книги, и многие авторы комментирующих подборки эссе явно склонны чувствовать повышенно смертоносным. В одном из этих эссе (открывающем первый раздел — следовательно, концептуальном) Виктор Куллэ назвал отношения между поэзией и смертью на рубеже тысячелетий «милле-ниарным обострением». «Мы живем, — пишет он, — в эпоху, когда мирному сосуществованию культуры и цивилизации пришел конец». (Полноте, не пришел ли этот конец еще по меньшей мере в 1914 году?) «Рубеж тысячелетий, — настаивает он, — стал для отечественной поэзии роковой вехой. Помимо миллениарного обострения, стихотворцам суждено было пережить гибель страны и привыкать к бытованию в новой реальности». Вплоть, полагает он, до того, «что само писание стихов в какой-то момент стало представ-ляться занятием бессмысленным» (в чем, по мысли автора, особенно повинен «белый шум», создаваемый бессчетной армией интернета», из-за которого поэты обречены оставаться неуслышанными.

Неужели в эпоху безраздельного господства книгопечатания их слышали лучше?

Не говоря уж о том, что многие из поэтов, чьи стихи помещены на этих страницах, — вот хотя бы Михаил Лаптев, всю жизнь писавший в стол и публико-вавшийся крайне скупо и редко, — именно благодаря интернету стали событием нашей жизни и теперь уже не перестанут им быть.

Но это так, пометки на полях.

Всего в антологию включены стихи тридцать одного поэта. В ней три раздела: ушедшие до двадцати пяти, до тридцати и до сорока. Тексты героев книги собраны в эти главы единственно по количеству прожитых авторами лет — а не, скажем, по признаку общности поэтики или поэтического уровня. Среди героев книги есть поэты попросту первого ряда, как, например, очень много обещавший, всерьез писавший всего три года, утонувший в девятнадцать Илья Тюрин, как дожившая всего лишь до лермон-товских двадцати семи Анна Горенко (Карпа), как огненный, сгоревший во внутреннем пламени в тридцать четыре Михаил Лаптев. Кстати, среди собратьев по судьбе они не то чтобы не выделены совсем. Да, в особую главу их тексты не собраны — видимо, потому, что дело здесь не в этом. Выделены они тем, что стихам именно этих авторов, наиболее сильным, в качестве комментирующего эссе сопутствуют не личные воспоминания, но литературоведческие статьи. Самая теоретичная из них, без всякой лирики вообще, — насыщенная, несмотря на небольшой размер, работа Данилы Давыдова об Анне Горенко, в которой критик анализирует характерные приемы ее письма, ее «поэтику последовательного ухода», место ее среди поэтов своего поколения. Впрочем, эта статья стоит в сборнике особняком. Отчасти сопоставимы с нею по аналитичности работа Лили Панн о Мануке Жажояне — рецензия на его посмертный сборник «Случай Орфея» (но там речь идет больше все-таки о личности, чем о поэтике), короткое эссе не знавшей своего героя лично Людмилы Вязмитиновой о Михаиле Лаптеве, где она намечает его литературную генеалогию и ставит его в контекст литературных процессов поздних восьмидесятых — ранних девяностых, и размышления Марины Кудимовой о творчестве Ильи Тюрина и о том, как он читается сейчас. Все остальные комментирующие тексты существенно более личны и лиричны. Это можно в известной степени утверждать даже об очень интересном эссе Дмитрия Голынко-Вольфсона, посвященном Василию Кондратьеву. А текст, пожалуй, самый интересный здесь, наряду с этюдом Давыдова о Горенко. Он не столько литературоведческий, сколько культуро-логический, даже антропологический — рассматривающий (увы, лишь конспек-тивно) особенности взаимодействия героя с петербургским ландшафтом и мифологией и его самого как культурный тип. «Многие жизненные, любовные и особенно литературные эксперименты Василия были намеренно, продуманно и пунктуально стилизованы под амплуа "проклятого поэта". В период всеобщего культивирования респектабельности и импозантной черствости его ошарашивающая, расхристанная "прок-лятость" даже близким знакомым казалась иногда старомодным трюизмом и эстетизированной причудой».

В целом же ничего особенно концептуального, неожиданного, решающего о главном своем предмете — о феномене ранней смерти поэта в наше время — участники разговора, кажется, все-таки не сказали. Много важных человеческих (не теоретических, не нуждающихся в теории, даже сопротив-ляющихся ей) слов — сказали, да: о том, что «жизнь человека хрупка и, увы, беспамятна» (Владимир Коркунов); о важности «налаживания мостиков» «между необходимостью помнить — и преодо-лением исконного людского беспа-мятства» (Борис Кутенков), о том, что «творить настоящие стихи можно только на краю, на изломе, на острие» (Елена Семёнова), что «смерть молодых и талантливых ранит» (Дарья Лебедева). Тут ничего и не возразишь. В отношении этой темы интереснее всего здесь — небольшое эссе Лолы Звонарёвой о поэзии как о «прении живота со смертью» в контексте европейской культуры; построения же Александра Лаврина о «трех типах смерти поэта» — Входе, Выходе и Исходе — выглядят, признаться, избыточно умозри-тельными. И некоторые вопросы в очередной раз подтвердили свой статус вечных (то есть таких, которые в разных культурных, социальных, жизненных ситуациях ставятся снова и снова — чтобы получать новые ответы). Например, как все-таки соотносятся культура с цивили-зацией? Вредят ли поэзии новейшие для каждого из времен технологии? (Многих героев книги, пишет Дарья Лебедева, «непросто было бы представить сегодня с планшетом или айфоном в руке, в этой всепоглощающей гонке за земными материями».) Возможно ли писать стихи после тех или иных катастрофичных исторических событий? В самом ли деле гибельно быть поэтом? «Связан ли тип смерти с сущностью поэта?» (Александр Лаврин). Мыслимы ли не гибельные, но плодотворные и счастливые для поэзии времена? Спасает ли она мир хоть сколько-нибудь? Что ей вообще удается в одном из ее важнейших дел — в деле противостояния смерти? Но существенно ли приблизились они тем самым к пониманию того, что и почему погубило всех поэтов, чьи стихи мы теперь читаем, возможно ли к такому пониманию вообще приблизиться, воз-можно ли на это смотреть без того, чтобы черный огонь выжигал глаза? — Не знаю.

Зато составители антологии сделали нечто, на мой взгляд, существенно более важное, чем ответы на какие бы то ни было вопросы: дали читателю возможность пережить уязвимость, единственность и драгоценность человеческого, по отноше-нию к которому поэтическое — (всего лишь) очень высокая его степень, одна из максимальных его концентраций.

Конечно, уязвимость этих совсем молодых людей — первое, что бросается в глаза всем — и читателям, и коммента-торам; обреченность их — первое, что навязчиво приходит на ум. Все эти стихи, в каких бы ситуациях ни писались они на самом деле, — теперь упорно видятся написанными на границе бытия и небытия, с чувством прозрачности и проницаемости этой границы.

«Жизнь становится проста –

Легче и больней,

Акробату без шеста

Легче и вольней.

Птица с каменных дерев

В воздух входит вброд,

Остаётся, умерев,

Жить наоборот», —

 

так писал Алексей Ильичёв, проживший на свете двадцать пять лет.

Но ведь это касается нас всех.

И, кстати, о неосуществившихся — с каждым из ушедших — возможностях русской поэзии. Да ведь они уже осуществились. Они будут осуществляться и дальше, пойдут в какой-то — разумеется, непредсказуемый — рост, станут — хоть какие-то из них — стимулами неведомого нам еще развития, потому что, изданные, услышанные, эти стихи стали событием нашей жизни. И уже не перестанут им быть. Они теперь навсегда.

 

________________

1 Стихи Iванiва, по словам составителей, непременно будут включены в антологию при ее переиздании.



Другие статьи автора: ГЕРТМАН Ольга

Архив журнала
№9, 2020№10, 2020№12, 2020№11, 2020№1, 2021№2, 2021№3, 2021№4, 2021№5, 2021№7, 2021№8, 2021№9, 2021№10, 2021др№4, 2021№11, 2021№12, 2021№7, 2020№8, 2020№5, 2020№6, 2020№4, 2020№3, 2020№2, 2020№1, 2020№10, 2019№11, 2019№12, 2019№7, 2019№8, 2019№9, 2019№6, 2019№5, 2019№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1, 2019№12, 2018№11, 2018№10, 2018№9. 2018№8, 2018№7, 2018№6, 2018№5, 2018№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№12, 2017№11, 2017№10, 2017№9, 2017№8, 2017№7, 2017№6, 2017№5, 2017№4, 2017№3, 2017№2, 2017№1, 2017№12, 2016№11, 2016№10, 2016№9, 2016№8, 2016№7, 2016№6, 2016№5, 2016№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№12, 2015№11, 2015№10, 2015№9, 2015№8, 2015№7, 2015№6, 2015№5, 2015№ 4, 2015№3, 2015№2, 2015№1, 2015№12, 2014№11, 2014№10, 2014№9, 2014№8, 2014№7, 2014№6, 2014№5, 2014№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№12, 2013№11, 2013№10, 2013№9, 2013№8, 2013№7, 2013№6, 2013№5, 2013№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№12, 2012№11, 2012№10, 2012№9, 2012№8, 2012№7, 2012№6, 2012№5, 2012№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№12, 2011№11, 2011№10, 2011№9, 2011№8, 2011№7, 2011№6, 2011№5, 2011№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011
Поддержите нас
Журналы клуба