Елена Нестерина окончила Литературный институт им.А.М.Горького в 1999 году. Член Союза писателей России, член Союза писателей Москвы. Лауреат I конкурса молодых драматургов «Премьера» (2002 г.). Проза и драматургия публиковались в журналах «Кольцо А», «Современная драматургия», «Урал». Автор книг «Официантка», «Магазин "Белые тапочки"», «Пудель бродит по Европе» и мн. др. Живет в Москве. В «Дружбе народов» печатается впервые.

 

 

Ольга Станиславовна Заварцева, по специальности аналитик, по профессии архивист. Пытаюсь систематизировать все, что меня окружает. Просто потому что нравится.

Хроника составлена по годам: первая запись сделана спустя год и один день после непосредственно события. Вторая — в процессе события. Третья — ровно на следующий день третьего года фиксации событий. Остальные — когда как.

Но у меня все строго.

 

 

Отчет первый

 

Нас никто не поздравил с Восьмым марта. Это послужило причиной для дальнейшего развития событий — на много лет, как позже выяснится, вперед.

У Анастасии Папоровой был парень, который вчера начал праздновать день рождения брата. Папорова этого брата ненавидела — в его компании ее парню всерьез сносило кукушку. Как выяснилось, сносило с самого детства, когда братья еще не пили. А уж когда начали пить и праздновать день рождения с алкоголем... Папорова сказала парню, что, если он еще раз... Если он...

И вот он все-таки еще раз и если.

Кроме парня Папорову поздравлять было некому. Они с мамой поздравили друг друга, Папорова звонила на «аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Она понимала, что мозг абонента тоже выключен или находится вне зоны действия, но надеялась, что рядом с мозгом есть или рассол, или «Антипохмелин», или дуракутам, где он находится, наконец-то стало холодно, он  поднялся в вертикальное положение и осмотрелся. Папороваподъезжала к дому, где жил брат, смотрела на окна. Свет в них горел, иногда мимо штор плыла неконкретная тень. Было ясно, что в квартире кто-то находился. Но степень соотнесенности этих людей друг с другом, их количество и половая принадлежность оставались неясны. Дурной брат трубку просто не брал, телефонов других гостей Папорова не знала. И ругая себя и судьбу, пришла ко мне.

Пришла и рассказала всю эту историю.

Меня не поздравили по-другому. Родителям было плевать на повод — они подхватились и уехали в село к родственникам. Там они с наслаждением праздновали — тоже, по их привычке, все равно что: главное, что нарядились, надушились, надарили друг другу подарков — и, рассевшись за длинным столом, вкусно и много ели, обсуждали блюда и способы их приготовления, степень воздействия съеденного на их организмы, правдивость того, что показывают по телевизору или пишут об ингредиентах, входящих в состав употребленного. Папа пил, мама за ним следила, родственники пили или тоже следили, ели, пели, ели, пили, пели, гуляли по улице, бегали на двор, звонили, ели, пили, пели, плясали, пили, гуляли... Мне бы их счастье.

Восьмое марта. И никто не поздравил...

Я еще не знала, что надо сильно по этому поводу переживать. Я сидела дома одна и раскладывала на компьютере пасьянс. На работе меня поздравили вчера, так что я даже и обижаться ни на что не думала. Но пришла Папорова и включила страдание. Тогда мы позвонили Муре. Папорова знала, кому звонить, чтобы поддержать ее в горе без радости. Папорова — интуит. А мы все — одноклассницы, хоть и не самые близкие подружки. Но вот такие странные вещи иногда сближают людей.

Мурочка начала страдать раньше нас — влюбленный в нее дяденька неожиданно оказался женат. Именно поэтому он не смог поехать с ней в дом отдыха «Жолнеры». Мура отписалась от дальнейших отношений с ним, удалила номер его телефона. Оказалась у разбитого восьмомартовского корыта — и через двадцать минут после нашего приглашения уже звонила мне в квартиру, позвякивая тремя бутылками ликера «Бейлиз», которыми задарил ее женатый недо-жолнер.

О прекрасный ликер, по семьсот пятьдесят граммов в бутылке на человека! Мы сели на пол, разбросали на полотенце все, что нашли у меня в холодильнике, взяли каждая по бутылке — и стали представлять, что мы мушкетеры при крепости Ля-Рошель. Да, в прошлом году нам было ровно на год меньше лет, да, мы всего не учли. Но сидеть на полу и размахивать тяжелыми темными бутылками было очень весело, пить ликер из горлышка тоже.

Ликер глотался только маленькими порциями. Каждый раз эти порции становились все меньше и меньше. Когда два раза по пятьдесят граммов в кафе, когда в составе кофе по-ирландски — это одно. А когда так много, и в одного человека — это другое. Страдающая Папорова попросила мяса. Курицу, почти целиком, в это время съела страдающая Мура. Оставленный родителями прекрасный торт «Абрикотин» — последний из поступивших в продажу, снятый с производства как слишком сложный и требующий только натуральных ингредиентов, — Папорова с Мурой потребовали унести долой с глаз. Сладкое твердое со сладким жидким мушкетерам не лезло. Я сварила им пельмени, обсыпала перцем и обмазала майонезом. Они съели килограмм. Я из них самая толстая, но за челюстями страдания не успевала. Открыла банку домашней свиной тушенки, намазала на куски батона. Обливаясь слезами, батоны девушки тоже съели, эстетка Папоровазаедала розовыми таблеточками ферментов, иначе эстетский организм не принимал. Бежать за водкой не предложил никто. Водку мы не пьем.

Очень вредно не поздравлять женщин с Восьмым марта — особенно когда им по двадцать семь лет, и они, как Мура, хотят замуж. Или, как Папорова Анастасия Григорьевна, жаждут страстной любви и романтизма. Чего тогда хотелось мне — я даже не знаю. Оно до сих пор как-то неоформлено. Что-то неясное, милое, хорошее такое маячит впереди, а придать ему форму я не могу. Хочется чего-то вот, ну чтобы оно как-то... Не знаю. Даже приятно, что оно такое неоформленное и пока только маячит.

Но, тем не менее, Мура и Папорова сконцентрировались и предложили прекрасную вещь: раз нас все предали — в том числе и меня мой мужчина, который не посчитал своим долгом у меня завестись, — КАЖДЫЙ ГОД СОБИРАТЬСЯ ВТРОЕМ И ОТМЕЧАТЬ ВОСЬМОЕ МАРТА! Должны же у взрослых сложившихся людей быть свои традиции! И у нас будет вот эта.

Мы поклялись. Мы пожали друг другу руки. Мы чокнулись бутылками с ликером.

Мы поклонились телевизору, по которому шел праздничный концерт, а Регина Дубовицкая проникновенно называла нас дорогими — и мы ей верили.

Пусть Папорову рвало фесталом. Пусть звонила ее мама мне на городской телефон и потом, в сопровождении шатающегося парня (да, того самого, со следами отсутствия абонента в сети и искреннего раскаяния на лице), материализовалась у меня на пороге и Папорову забрала. Пусть Мура улеглась у меня в комнате спать, и я включила ей фильм «Магнолия», который она посмотрела в своей жизни уже раз сто пятьдесят. Пусть мне пришлось уйти спать к родителям.

Пусть.

Я сладко уснула на родительской кровати.

Ведь еще в том году я не знала, что все это действительно положит начало крепкой традиции.

 

 

Отчет второй

 

Пишу, что вижу. Просто мы сидим, и я пишу. Анастасия Папорова и Маргарита Муранова молчаливы, сдержанны, даже, можно сказать, зажаты — потому что их действия фиксируются. Они не знают, что сказать. Как сесть. Что изобразить на лице. Как будто я их снимаю на видео. Я не снимаю на видео. Я просто пишу, протоколируя. Я отгородилась от них ноутбуком — поэтому они передо мной, как на сцене.

Две артистки.

Артистка Папорова рассталась со своим пьющим парнем. Вчера он праздновал день рождения брата — и ей ничего плохого из-за этого не было. Папорова не страдала!!! Нет — десять!!!!!!!!!!

Вот так она не страдала. Она вообще даже практически весь год про него не помнила. Папорова, я все пишу, что ты думаешь? Говори-говори, я быстро печатаю.

Папоровой нечего сказать. Она бросила этого хрена, летом завела аниматора — работала в Турции не самым последним человеком развивающегося туристического агентства, выучила турецкий язык, простой и веселый. Аниматора сама бросила, он изменил ей с аниматоршей, да еще и по глупости, потом кусал ее за кожаные турецкие босоножки, бился в натертые этими босоножками раны на щиколотках, получил удар папкой с документами по глупой голове — и вплоть до октября, пока был сезон, наблюдал подъем Анастасии Григорьевны на высоты, оставаясь со своей роскошной фигурой и брутальным лицом низовым аниматоришкой. Ха-ха-ха!

В Москве с Папоровой заигрывал руководитель направления «Ближний Восток — Малая Азия», женатый на дочери заместителя руководителя руководителей направлений. Папорова могла бы тоже дать папкой по голове. Хоть ближневосточный мужчина был красив, телом бел и белокур, но женатый мужчина — это святое, не тронь! Скажи же, Мурочка?

Папорова завета Мурочки послушалась. Страдая. Но соблазнить белокурого хотелось.

Мурочка за год не продвинулась ни на йоту. Она доктор. Она принципиальнее нас с Папоровой, умноженных на мою маму и возведенных в третью степень моральных качеств моей начальницы Зотиковой, которую в нашей бюджето-распилочной госконторе прозвали «Со святыми упокой». Если мораль Папоровой — да, Папорова, это правда, сиди и не прыгай — подвижна и вариативна, легко поддается денежно-подарочному нажиму, то Мура — кремень.

Это не лесть, Муранова, это дурь.

Я и сама не знаю почему, но так считается. Мне кажется, что я не только о себе, но и о мире ничего вообще не знаю. У моей одноклассницы ребенок ходит во второй класс.

Класс!

Не летайте надо мной, гули-гули! Над моею головой, словно пули! Не цепляйтесь вы ко мне, Гали-Вали, я Маруськами вдвойне опечален...

Мура, это ты поешь? Это она поет... Этот наивный клип крутили тогда, когда мы заканчивали наши институты. Дядя влюблен в мать и дочку, их зовут Марусями... Дуристика, а смешно.

Мура, ты поешь? Доктор, вы пьяны?

Мы сидим в ресторанчике. Вокруг пары. Группы за столиками.

Мы тоже хорошая группа. Мура очень красивая. Папорова — ты стильная, Папорова. Так и запишем. Я розан. Зачем ты так говоришь, Анастасия? Ты злая? Поняла-поняла, розы некрасивыми не бывают! А-а-а... Но розан — роза мужского рода? Кто гонит? Я?!

Встречаться на восьмое марта — прекрасная традиция!

Мы чинно выпили бутылку «Crystal». Муранова М.Н. лезет ко мне в компьютер и диктует, что на этикетке бутылки написано «Cristal», это же по-французски. А я что напечатала? Ну, я не знаю, как тут быть. Пусть останется написано как есть, у меня тут все-таки хроника. Даже если шампанское поддельное. Папорова уверяет, что не поддельное — она такое сто раз пила. Просто надо было не понтоваться, а заказать что-то другое, тогда хватило бы денег купить по бутылке на каждого — и было бы как в прошлом году. Да потому что традиция бы поддержалась, почему? Это Мура все никак не уймется.

Так и запишем: посидели хорошо.

Мы встретимся снова.

 

P.S. Все, что произошло год назад, я зафиксировала на следующий день утром дома. Сделала более ранним постом. Так что все стало хронологично. Отныне и во веки веков.

Аминь!

 

 

Отчет третий

 

С нами Девайсовна. С нами, с праздником, с девайсами. Разложила все их вокруг себя и наслаждается. Одно втыкается в другое, они синхронизируются между собой, что-то чему-то чего-то привносит, добавляет функций, мощности и возможностей. Мы все прекрасно понимаем и используем, да-да, мы именно пользователи, а Девайсовна девайсамиодержима. Девайсовна работает с девайсами. Ей за это платят. Девайсовна — тоже наша одноклассница.

Можно было бы подвергнуть обструкции Муранову за то, что она пожалела Девайсовну, которая в гнутом унылом виде встретилась ей на улице, и пригласила на нашу закрытую вечеринку. Изгнать ее из нашего братства. Позор, Мура! Изгнать тебя, изгнать! Но мушкетеры такими вещами не занимаются. Да, они изгнали из числа живых тетеньку Миледи — и снова благородные. Мы злимся, но даже Девайсовну прогнать не можем, не то что Миледи голову отрубить. Хотя Девайсовне отрубить можно было бы — у нее в ушах наушники, она не успеет среагировать. Зачем мы ей нужны? Она даже про наше сплоченное мушкетерство не знает, поэтому и в Д’Артаньяны проситься не будет. Папорова, мы не выясняем, кто из нас Портос, поняла? Видите надпись: ЕСЛИ НАЗОВЕТЕ МЕНЯ ПОРТОСОМ, Я БОЛЬШЕ НА ВАШИ 8 МАРТА ХОДИТЬ НЕ БУДУ. И ВООБЩЕ ВАС ПОШЛЮ.

А-а-а! Вот зачем мы Девайсовне: она вынула из ушей бананы и начала хвалиться. У нее не было публики. Она работает в окружении мужиков. Закупки и поставки. Телефоны, флешки, выносные хранилища памяти, адаптеры, шнуры... Что еще, Девайсовна? Она думает, что я с кем-то переписываюсь, типа чат у меня, я не совсем здесь. Поэтому хвалится Муре и Папоровой. Не личной жизнью хвалится, а гребаным оборудованием и возможностями, которые каждый из ее любимых девайсов ей то и дело открывает. Делится знаниями. Она счастлива, что знает. Что может. Что имеет. «А этот девайс... А с этим девайсом... А для этого девайса...» Хотя имя свое она помнит. Но мы ее больше так не называем.

Эх, Девайсовна-Девайсовна...

Испортила нам праздник.

Превратила его в сборище имени Девайсовны.

Не дала рассказать Папоровой, какие у нее проблемы в личной жизни.

Не дала всплакнуть Муре и в конце плача сообщить неизменное — что она верит в позитив.

Пока Девайсовна вещала, мы ели. А она только собрала с салата розы из редиски.

На каком оборудовании работает ее мозг? Что за источник энергии использует?

Девайсовна выступила, сложила в сумку свои многочисленные девайсы, любовно стуча по ним акриловыми ногтями, вжикнула молнией. Вздохнула и откинулась на спинку стула. Розовые щечки, довольство и умиротворение. Вампир.

С праздником.

 

 

Отчет четвертый

 

Если сказать, что ребенок родился у Папоровой из-за Девайсовны, это будет не совсем неправда. Если бы не было с нами тогда Девайсовны, мы смогли бы узнать о его формировании в организме Анастасии несколько раньше. При Девайсовне она ничего говорить не стала. Мы молча, как выжатые лимоны, расползлись по домам с той вампирской встречи.

И Папорова сообщила только неделю спустя.

Что соблазнила женатого. В принципе, как и планировала. Того самого белокурого красавца, ответственного за Малую Азию. Который никогда не разведется с дочерью своего же руководителя. Соблазнила неудачно. Чтобы всем сохранить лицо и не потерять должность, друг о друге и том, кто неуклонно развивается в органах малого таза Анастасии Папоровой, отец ребенка и носитель ребенка поклялись забыть. Папорова забыть не смогла — доктор Мурановаконтролировала ее  на всех подступах к аборту.

Так что сегодня мы праздновали 8 марта дома у Папоровой, Папоровой мамы и сына Папоровой, Папорова Коти. Запись сделана спустя полтора часа после завершения празднования.

Коте скоро шесть месяцев. Хороший Котя. Пока мать работает, сидит дома с бабушкой, ест смесь из бутылочки, страдает запорами и диатезом. Выглядит плохо, но очень веселый и милый, ясные глазки. Муранова утверждает, что он развивается гармонично, а запоры пройдут. Я надеюсь — потому что жалко мальчика, весь в корках и болячках. И лицо такое вытянутое, как рыльце. Просто копия отца: а уж на фото этого козла мы насмотрелись... Ну, как он мог показаться Папоровой красавцем? Что у Папоровой в голове? Я по-прежнему смотрю на то, что происходит с окружающими, и удивляюсь. Удивляюсь и ничего не понимаю. Уж мне такой выхухоль — даже неженатый — никогда бы не понравился! В чем разница между мной и Папоровой, которую он очень даже устраивал? Мура тоже ответа не знает.

Да, Мура... Мура и Котя, Котя и Мура. Как странно распределяются подарки судьбы: ребенок родился не у заботливой Мурочки, а у неукротимой Папоровой, которая даже не уходила в декрет и появилась в офисе своей турфирмы через месяц после рождения Коти. Она и сейчас плохо знает, как с ним управляться, — все делает мама, которой пришлось брать отпуск по уходу за ребенком. И это за несколько лет до пенсии.

Мура просто молодец. Как же ей не лень! Я до сих пор боюсь взять Котю на руки. И не потому, что мне не нравится его мордочка в коростах и слюни, которые он роняет. Просто вот как-то не могу... А Мура его таскает. Котя Муру любит. Мяу. Она очень старается. Я специально наблюдала, как Маргарита уверенно, будто шахматы на доске, переставляла на кухонном столе перед носом Папоровой баночки с протертыми овощами и фруктами. Она их купила целую сумку и принесла среди прочих подарков младенцу и его семье. «Вводи, — все повторяла, — вводи скорее. И наладится!» Но когда Папорова, ее мама и Мура начали вводить ребенку банку пюре, я уже не выдержала и ушла к телевизору. Так и бродила между ним и холодильником.

Через два часа они втроем Котю укатали и законопатили в кроватку. Ну да, — и пришли ко мне в гостиную праздновать. Стол я накрыла знатный. Времени-то у меня о-го-го сколько было!

А девайсы в этом году стали называть гаджетами.

 

 

Отчет пятый

 

Арам-зам-зам, арам-зам-зам! Гули-гули, гули-гули, гули-рам-зам-зам!

Это Мура поет. Поет и пляшет. Восьмое марта мы отмечаем в Турции — Папорова, спасибо тебе!

Музыка! Бассейн! Диджей направляет стробоскоп в этот бассейн. Внимание: в бассейне Мура! Все как положено: колготки, туфли, вечернее платье, укладка и макияж. Всё, всё там. Арам-зам-зам, арам-зам-зам!

Русские, русские идут! В бассейн прыгают два молодых человека. В мелькающем свете стробоскопа все трое гонят волну и визжат. Тот, кто прыгнул с пивным бокалом в руке, поднимает его высоко и кричит, что пьет за здоровье девушки. В момент прыжка пиво в бокале сменилось водой из бассейна. Думаю, парень это заметил, потому что пить не стал, все больше орал и размахивал руками. Не кул, совсем не кул, герой бы выпил...

Папорова не терпела конкуренции — она тут же организовала заплыв в ночное море. Кому март, а кому имидж. Привязав парео на вырванный из рекламного модуля пластиковый шест, Анастасия принялась собирать женщин под знамя Клары Цеткин. Со знаменем в руке она сразу стала самой красивой, тем более что аниматоры подыгрывали ей, зная ее суровый нрав. И злопамятность, я бы добавила. Она загнала четырех клуш в море, оставив вытащенную из бассейна Муру дрожать у прибоя — Папорова знала, что Мура плавает красиво, но в такую холодную воду не полезет никогда.

Со знаменем в руке она поплыла. Аниматоры вооружились кругами и выставили в авангарде пляжного спасателя Джабраила.

— Мужчины, докажите, что вы нам нужны! — кричала Папорова из воды, игнорируя логические связи между предложениями. — Мы без вас можем все! Кто сумеет меня догнать? Я первая доплыву до буйка!

Одна пловчиха сломалась и вернулась. Муж стремительно примчался к ней с полотенцем. Остальные барахтались в волнах. Их было хорошо видно — все пляжное освещение повернули в сторону женщины со знаменем.

Довольно быстро и азартно всех их, и Папорову первую, выловили. Папорова пригласила участников в кальянную. Среди ковров, подушек и сладкого дыма она продолжала быть царицей. Выбранные Папоровой мужчины активно доказывали, что они ей нужны. Она смеялась победным смехом, и ее вполне можно было понять.

В роскошной кальянной оказалось тепло, благостно, и затерявшаяся в массовке Мура уснула. Папорова вяло предлагала мне поддержать традицию и закрутить роман во-он с тем дядей, явно женатым, но мне было лень.

Виски, лукум, баклава, пишмание, гранатовый чай — Восьмое марта в Турции выдалось на славу. Я хочу стать гастрономическим туристом.

 

 

Отчет шестой

 

Мура замужем! Мура в скайпе. Мура поздравляет нас, снова собравшихся в квартире у Папоровой, с Международным женским днем.

На экране колышется довольное лицо Маргариты Мурановой. Они с мужем на международном симпозиуме молодых врачей-эндокринологов в Мюнхене, так чего же не поздравить нас из международной поездки? Вторую половину экрана занимает муж Муры, Котя. Да, его тоже, как и сына Папоровой, зовут Котей, Константином. Мур-мур, кис-кис и сплошное мяу. Сыну Папоровой завели котейку, сплошное мяу неукротимо льет в обувь и портит вещи. Котики захватили мир! Они лезут из компьютера, выскакивают на экран телефона, а вот сейчас карабкаются мне по колготкам. И — да — колготки-то мне и порвали! Убью котю! Кошачью морду.

Котя маленький человеческий еще только лезет под стул, хочет спасти своего котэ. Вместо того чтобы поговорить с молодыми эндокринологами, я прыгаю вокруг стула и пытаюсь избавиться от Коти и коти. Папорова, от которойнеистребимо пахнет котом, не реагирует и продолжает  спрашивать о Мюнхене.

Мура вышла замуж осенью. Муж свеж, муж врач, муж из Нижнего Тагила, и теперь прописан в ее квартире. Он любит Муру, они познакомились на аналогичном симпозиуме, им везло, их вело к свадьбе. Все вело. Во всем везло.

Свадьба была хорошая. Я второй раз в жизни оказалась на свадьбе. Будет выходить замуж Папорова, начну писать хроники свадеб и празднований годовщин. Я предложила это начать прямо с годовщины свадьбы Муры — и Папороварасплакалась. Что, какая ей свадьба,  кому она нужна. Это новость. Разве Папорова правда хочет замуж? Зачем? Она только что купила большую квартиру — никого им там лишнего не надо. Даже кота этого я бы туда не повезла — ссать в тапки... Ладно-ладно, кота не трогаем, пусть ароматизирует пространство вам на здоровье.

Папорова не хотела рыдать на глазах у счастливых молодых — и выключила скайп.

Мама ее уехала к подруге в Лианозово. Мама отдыхала. Мама обычно хорошо ее утешала, мама у Папоровойзолотая. Я  утешала плохо. Я привезла торт. Большой «Киевский», московского производства, но Папорова худела. Пока мы это выясняли, Котя влез в него двумя руками, наелся крема, размял безе и накидал по полу орехов. Месяцы борьбы с диатезом коту под хвост.

Папорова долго его мыла, ругала и рыдала в ванной.

Так-то ничего страшного не случилось, даже весело, но все как-то глупо, вроде как ни к чему, непонятно зачем. Смеяться не хочется. Папорову жалко. Столько энергии, столько воли к победе и радости жизни. И что? И ничего... Это она так говорит, что ничего. Но у нее жива мать и есть готовый здоровый ребенок. Этого мало для счастья? А если бы у нее был любимый муж, была бы она счастлива? Счастье — это муж? У Муры нет матери и ребенка, но есть муж. У меня нет мужа и ребенка, только родители — это много или мало? Женское счастье — это не просто человеческое счастье, а какое-то специальное? Для полного счастья в этом наборе должно быть обязательно все из перечисленного?

Почему же нет международного мужского дня? Неужели и правда потому, что все остальные дни в году — и так мужские, и мужское счастье более достижимо? Но это неправда. А в чем тогда правда?

Тоска.

Папорова несчастлива еще и потому, что Мура счастлива. Мура не бывает несчастлива от того, что другим хорошо. А я бы сказала — ровно наоборот. Мура — врач и Мура очень благородная. Но страдает-то Папорова.

Всех так жалко, так жалко...

 

 

Отчет седьмой

 

Я живу в айфоне. Вот как его купила, так теперь там и живу. Там у меня все. Пишу сейчас в него. Удобно. Это маленькое аккуратненькое окно в мир дает ощущение соотнесенности и сопричастности. Я все вижу, все знаю, я всегда в центре событий. Я всегда на связи — с любым человеком, местом и раздатчиком информации.

Мура пригласила отмечать Восьмое марта у них дома. Муж, очаг, умиление. Папорова ехать не хочет. И я не хочу. Во-первых, понятно, что нелепый праздник. Во-вторых, не такие уж мы подружки. Все втроем мы не виделись больше года. Что нам обсуждать? Мурочка этого не понимает, из своей счастливой норки ей хочется милоты для всех остальных. В-третьих, они даже не стали читать мою хроникальную запись, которую я им старательно разослала еще год назад. Они не читали — я спрашивала. Отмазались как-то вроде «Пока некогда», «Я обязательно», «Ну ты там круто, ага, как всегда, чётенько...», «Сейчас реально цейтнот, позже»...

Зачем я тогда это фиксирую? По привычке? Графомания неизлечима? Взять и из вредности, раз они не читают, выложить где-нибудь! Пусть люди читают и комментируют. Сейчас, я смотрю, массово переходят в Фейсбук. У меня там друзей почти шестьсот человек, из них одноклассников, думаю, пятнадцать, еще человек десять просто наших с Мурой и Папоровой общих знакомых. Но чтобы кто-то комментировал нашу историю... Вот почему-то не могу.

А на просторах Фейсбука тетки сегодня поздравляют друг друга цветами и котиками, жалуются и ругают совковый праздник, который надо убрать из календаря, подлизываются дяденьки, аккуратно втираются рекламы. Все то же самое, но прикольно. Можно не отрываться от дивана, смотреть в айфон и быть в курсе.

Так что я предложила Маргарите и Насте устроить конференцию. Будем сидеть каждая у себя дома, видеть друг друга, разговаривать, чокаться с экранами и не напрягаться утомительной поездкой, уборкой после гостей и так далее.

Я поставила свой айфон на подставку. Принесла коробку пирожных, большую кружку чая и нарезанный ананас — чтобы не так потолстеть от съеденного. Ха — Папорова стала блондинкой! А за спиной Муры пробежал муж, помахивая лапкой.

Папорова сказала, что она в отношениях. Все сложно. Отношения первые и отношения вторые. Происходят параллельно. Одни отношения живут с ней в ее новой квартире (старую она продала и положила деньги в банк). Другие отношения моложе первых на одиннадцать лет, ее саму на десять, хороши собой, москвичи, верны, но небогаты. Тогда как первые горят желанием покорить Москву и корыстно использовать в этом Папорову Анастасию. Она это чувствует. Но они дарят ощущение стабильности, надежности — за что и взяты под крышу родного дома. Эти отношения подарили цветы и серьги, уехали по делам до вечера. За это время нужно встретиться со вторыми отношениями, так что скоро Папорова будет собираться.

Мурочка предлагала на следующий год встретиться обязательно в ресторане, обязательно вместе со своими мужчинами — чтобы получилась большая шумная компания, ведь какая разница, что праздновать, главное — вместе, потому что нет ничего приятнее общения, потому что можно не успеть, ведь люди смертны... Даже всхлипнула. Муж, который тут же примчался, ее успокаивал, холил и лелеял, по лицу Папоровой было видно, что она сейчас вот-вот выключит все на фиг. Мура успокоилась. Мы пообещали встретиться. Ах ты, Мурочка.

Но я реально не хочу встречаться. Перед Мурой было стыдно. Зачем наобещала? Вот они, все эти братства, традиции и клятвы. Тошные невыполнимые обязательства.

Или это просто вообще радость от этого всего кончилась, а общение, которое не по работе, стало бессмысленным?

Ночью в квартиру ввалились мои неугомонные родители — из гостей. Хохотали, шикали друг на друга, уронили в кухне табуретку. Почему им весело? Толстые шерочка с машерочкой. Плохо, что я у них одна. Им бы, по-хорошему, нужно было завести еще пяток таких же жизнерадостных позитивных потомков — и тогда этим позитивом они бы поделились с пятью людьми. Те вовремя и удачно женились бы на ком-то. Получилось бы еще пять дружных семей. А тут только я...

Надо погуглить, кто такие шерочка и машерочка.

 

 

Отчет восьмой

 

Любовь не может пройти. Страсть никуда не девается. Если это сердечная страсть, в смысле душевная. А не физиологическая. Та — да. Та проходит, и никто ее за это не осуждает. С ней все понятно.

Это я за Мурой записала. Ее разлюбил муж.

Это трындец. С Мурой такого не должно было произойти.

Они в институте давали клятву Гиппократу. В ЗАГСе давали клятву Гименею. А это точно так же нерушимо, как Гиппократу, — иначе зачем же клясться? Мура искренне не понимала. И я не понимаю.

Они собирались венчаться — давать клятву не древнегреческому богу, а Богу нынешнему. Чтобы и ныне, и присно, и во веки веков... Но потом пришли к выводу, что это лишнее. «Достаточно, — сказал муж, — нашей клятвы друг другу». Да, так и сказал: «Я — царь своему слову. Раз поклялся, значит все».

И вот теперь оно и есть — все. Укатил в Нижний Тагил. Пока в отпуск.

У нас такое вот Восьмое марта. Мы у Муры дома. И Папорова приехала. Она задвинула кого-то из своих отношений (не воспроизведу, что она рассказывала о нынешнем состоянии дел), отменила встречу со своими основными (и очень крутыми) подружками.

Вот сейчас бы забегать по комнате, заржать, завизжать — про то, как пошло оно все лесом, и жует-то оно пусть веник, вспомнить, что мы гардемарины, чокнуться черными бутылками и крикнуть: не вешать нос, мы же один за всех. Но Мура была такая убитая, что даже не она, а Папорова напомнила мне, что мы были мушкетерами. И предложила еще пиратов Карибского моря вспомнить. Они там тоже условно один за одного, и судьба и родина у них едины.

Почему не смешно? Ведь должно быть. У нас нет проблем, у нас есть деньги, собственное жилье, образование и интеллект, работа, мы способны восстановиться и быть интересными и открытыми для новых отношений. Или спокойно жить без них.

А наверное потому, что никто не застрахован от перепадов чужих желаний. Мура не изменилась и уж тем более не изменила, не стала противнее, глупее, назойливее или равнодушнее. Она была объективно славная, светлая и добрая. Ее любят пациенты, и врачебное начальство, думаю, ценит, раз она постоянно продвигается. С ней интересно, с ней общаешься — и как будто по мозгам и по сердцу мажут кисточкой, которую окунули в солнце. Улыбаться всегда хочется. Уверена, что муж Константин на это и повелся. А теперь что, развелся? В смысле, разводиться собирается?

А вот он не знает! Не знает, что ему делать. Но вот так вот.

Ни я, ни Настя Папорова не умели успокаивать. Уверять, что рано или поздно все будет хорошо.

Никто не знает, как будет. Может, Муре повезет. Только в чем будет заключаться ее везение? Что муж передумает в обратную сторону и вернется? А надолго? И что Муре делать — жить в напряжении и ожидании, что его опять переклинит? Любить мир — но всегда быть готовой к войне, в смысле, к неожиданной смене приоритетов благоверного?

Ответа мы не знали. Долго сидели у Муры дома, практически молча. Потом Настя уехала — у Котиной няни тоже должен быть праздник.

Папорова сказала про няню. Значит, у мальчика уже няня, а бабушка отдыхает. А где же тогда мужчина для отношений? Тоже сидит дома с Котей, бабушкой и няней? Скорее всего, что никакой мужчина у Папоровых уже не живет. Вот не расспросила я...

Мура подробностей не знала.

В этот раз, как когда-то восьмого марта восемь лет назад она у меня, я ночевала у нее. С праздником, дорогие женщины!

 

P.S. Для фиксации истории это нужно обязательно записать. Поэтому я добавила в свой восьмимартовский файл эту запись — уже в апреле.

Мурочкин муж вернулся из Нижнего Тагила. Случай исключительный. Некая женщина, с которой очень давно он имел отношения, попала в беду. Рухнул ее бизнес, пошли долги, депрессия, страдания. Социальные сети свели ее с давним возлюбленным, о котором много-много лет она и не вспоминала. Она рассказала ему свою историю. И Котя понял, что обязан помочь. Да-да, Котя был когда-то не так пушист, не так хорош, ту женщину он оставил на раннем сроке беременности. Пусть она кричала, что воспитает ребенка сама, пусть требовала, чтобы он никогда не появлялся в ее жизни. Константин исчез — то есть уехал в Казань, где учился на доктора, а когда летом вернулся в родной Тагил, той женщины там не обнаружил. Уехала. Уехала она, как выяснилось уже много лет спустя, совсем недалеко, сделала аборт, спустя годы вышла замуж и родила двоих детей. По нелепой случайности погиб ее муж-бизнесмен, и дела, которые сразу перешли к ней, быстро покатились к краху. В момент краха она и разыскала Костю. Рядом с совестливой и принципиальной Маргаритой Мурановой он тоже стал в сто раз совестливее, а потому понял, что человеку, который когда-то из-за него сделал аборт и убил тем самым другого человека, он должен помочь. Так что теперь ему нужно ехать в Нижний Тагил и класть жизнь во благо спасения несчастной женщины с двумя маленькими детьми. Иначе он поступить не может, а потому, если к той женщине не уедет, будет себя презирать. За то, что он вынужден оставить Мурочку — в общем-то благополучную москвичку и перспективнейшего специалиста-новатора, он тоже будет себя презирать, но степень этого презрения окажется несравнимо меньшей. Жизнь-то физическая при этом ничья не пострадает! А что клятвы... Гименей и не то стерпит. Это уже я так шучу, муж Муры такого не говорил. Да — он, конечно, предлагал не разводиться, из квартиры не выписываться — вдруг та женщина так качественно встанет на ноги, что в помощи Константина перестанет нуждаться? И тогда он сможет вернуться к своей любимой. Но если любимой это неудобно, то он немедленно разводится и выписывается.

Настя Папорова сразу сказала, что это бред. И что поверить в такую версию невозможно. Только наивная Мурочка и глупая я могут поверить.

Тем не менее, Мура развелась. Доктор Котя уехал в Нижний Тагил спасать. Он же врач. Нет, этого Мурочка тоже не озвучила, это я за нее добавляю.

 

 

Отчет девятый

 

Мизансцена. Огромная квартира в новостройке. Здесь спокойно можно разместить хостел на сорок человек. Отличная кухня-гостиная. На большом обеденном столе гора бумажных носовых платков «Каждый день». Коробка с пакетиками черного чая байхового «Каждый день»; кое-как порезанный вафельный торт «Каждый день». За столом сидит Анастасия Папорова, она вытаскивает из пачки платочек «Каждый день», сморкается, плачет и наливает себе в рюмку коньяк «Каждый день». Так она встречает гостей.

Турфирма, в которой работала Анастасия, разорилась. Топ-менеджеров уволили. И ее, пусть не в первых рядах, но уволили тоже. Банк, в котором Анастасия хранила свои деньги, полученные от продажи старой квартиры и доходов в турфирме, попал под санацию и отзыв лицензии. Зависли на счете доллары и евро — да-да-да, на счетах Анастасии Григорьевны лежали доллары и евро, почему эта туристическая женщина не доверяла рублям? Наверное, правильно не доверяла, но вот теперь она пытается вытащить свои деньги, и с каждым днем эта надежда становится все призрачнее. Анастасия записывается в очередь, каждый день с раннего утра ходит в банк, как на работу. Что-то ей удалось снять — и она судорожно разместила деньги на рублевом счете Сбербанка. Надежней некуда. Она не сдастся, это понятно, но сколько сил и времени ей предстоит на это грохнуть...

Анастасия Папорова в ужасе экономит. Она отказала от места няне, Котя как миленький ходит в детский сад.Анастасия покупает все самое дешевое — и вот сегодня мы  отмечаем Восьмое марта с горой ее сопливых платков на столе и кучей неразобранных пакетов из «Ашана» в углу кухни.

Изредка Папоровой приходят поздравления. Иногда даже раздаются звонки. О-о, какой у Папоровой телефон: ее верный аппарат «Nokia» сменился на «Kopia». Очень похож на тот, очень дешево стоит, очень. Старый не сломался, нет, но сейчас нужно с таким.

Ясно!

Папорова пьет. Закусывает бюджетным тортиком и снова наливает. Наши хипстерские закуски называет «забубонами», роется в своих пакетах, горестно вытаскивает нарочито невыразительного цвета баночки и коробочки с желто-зеленой полоской и стыдливой надписью по белому фону, просит ни в чем себе не отказывать, вытаскивать из пакетов закупленное и накрывать ее убогий стол.

Убогий стол на двенадцать персон вскоре ломится от обилия бюджетной еды и выпивки.

Анастасия закатывает глаза, ходит курить на лоджию — не реагируя на выпад Муры, почему не куплены и не продемонстрированы зрителям сигареты «Каждый день», а продолжает ею поддерживаться иностранный бренд.

И вот, забодай меня комар — но во всем этом театре чувствуется что-то живое. Даже Мурочка веселится, активно включившись в процесс приготовления еды. Я пробую водку с белой этикеткой нонейм — хорошая водка! Папоровапробует тоже — у нее,  наверное, коньяк точно с таким же вкусом.

А содержимое баночек и коробочек ничем не отличается от обычной еды. Хотя из чего делают обычную еду, я точно не знаю. Да, я живу с родителями и готовить не умею. Зато хорошо сервирую стол. Думаю, навык приготовления пищи мне никогда не пригодится — надеюсь, мои родители будут содержать меня до моей глубокой старости. Я им деньги — они мне уход и жизнеобеспечение, они мне свою пенсию — я им стакан воды...

Мы сидим далеко-далеко друг от друга. Никаких сервизов — все как хочет хозяйка, на бумажных тарелочках, а то и прямо на пакетах и упаковках. Вокруг нас бродят Котя и котя, Папоровский сын научил своего питомца не прыгать на стол и не воровать еду. Смышленый мальчик! И симпатичный какой стал. Папорова призналась, что каждый день делала ему массаж — вбивала лицо внутрь черепа, чтобы на папашу не был так похож, у ребенка-то кости и хрящи еще подвижные. На кого там был похож сам папаша-то, на сайгака? На малоазиатскую выхухоль — это Мура подсказывает.

И ведь вбила! Теперь у Коти круглое ровное Папоровское личико, как мы любим.

Почему я верила, что над всем, что происходит, уже не получается смеяться? Что впереди только тоска от ожидания подвоха и очередного предательства? Мы же сейчас вот смеемся — и нам просто весело. Мы, пожившие женщины старше тридцати пяти лет, у каждой свой социальный изъян: одна разведена, другая не была замужем, но с ребенком, третья вообще ни в чем не участвовала.

Или в генно-модифицированные овощи и выращенное на генно-модифи-цированных кормах мясо, которые входят в состав народных продуктов, добавляется мотиватор на бодрое отношение к жизни? Порошочек такой веселящий...

Ну потому что вот мы сидим — из всех троих я самая счастливая и процветающая, у Папоровой и Муры — пьеса Горького «На дне», эмоциональном и личностном дне, разумеется. А ничего — и сидим, и едим, и смеемся. Как будто и ничего страшного. Или это потому, что все проходит, так пройдет и это? И никакого порошочка?

Надо же, как спаслась Папорова! Сменила социальную нишу — и стало хорошо? Услышав это, Папорова сразу вспомнила, что она страдает, выскочила на лоджию с сигаретой.

Мура осталась со мной — спокойная, улыбается, пьет чай. Когда видишь, что кто-то умеет так крепко брать себя в руки, вера в человечество поднимается. Мурочкин Константин, бросив столичную работу, пропал на просторах Урала. Мура с ним связи не поддерживает, не заглядывает на аккаунты общих знакомых. Мура работает.

И Папорова будет работать — ей без работы скучно. Ее уже приглашали в несколько фирм. Она тянет время и наслаждается разрушением. Сладко, как она сказала, падает на дно.

Может себе позволить.

А я же скачала клип про гули-гули. Не тот, который пляжный арам-зам-зам, а наш старый, студенческий. Который любит исполнять Мура. Про две Марусечки мои, две лапули, которые на свиданье не пришли — обманули. Мы посмотрели. Два раза. И чего мы так раньше ржали? Ведь понятно, что самодеятельность. Ражие мужики с накладными бородами, поддельная голубятня, женщины, которым, как сказала Анастасия Григорьевна, она бы даже полы мыть не доверила. Да-да, Мура, я понимаю, это смеялась наша молодость. Да, мы сейчас пожившие, пожили-то до фига уже, неандерталки в наши годы давно проводили на последнюю охоту внуков и передохли. Но пожить-то пожили, а жизнь все еще впереди. Да, Мура, заявляю это с трибуны. И я не виновата, что ты не отличила кошачий корм «Каждый день» от сгущенки «Каждый день» и плюхнула себе на блин. Ешь теперь. Надо было не на Папорову смотреть, а на этикетку.

Мы же еще даже не начали плохо выглядеть. Ты-то, Папорова, завтра точно будешь выглядеть хуже, но тебе и можно, ибо не на работу. Да и вообще нефиг. Сделаешь биоревитализацию по скидочной системе — для кого в интернете купоны продаются? Поддержишь в этот раз китайского производителя гиалурона, а не итальянского. Мы живы, это главное! Говорю я вам, Роза и Клара, с сегодняшней бюджетной трибуны, со всем присущим мне пафосом.

Да, дальше мы поругались. Как не ругались еще никогда. Сначала Настя с Маргаритой, потом я с Настей, потом они объединились против меня. Потом Мура вышла из коалиции и села плакать.

А мы ведь и правда не друзья. Не подруги. У Муры есть крепкая медицинская дружба, Папорова сплошь в связях разной степени значимости; и у меня есть подруги, наросли из разных сфер жизни. А с этими-то пипетками мы — од-но-класс-ни-цы! Чего мы так друг к другу прицепились? Нужна негласная демонстрация успеха? Равнение на лучшую? Да, когда-то в классе мы были три королевы: я по оценкам, Папорова по влиянию на умы и общему руководству, Мура по красоте и патронажу убогих. Да, после празднования десятилетия окончания школы мы вдруг вспомнили друг о друге, а через месяц Папорова-то, восьмимартовская страдалица, и примчалась ко мне. Вот и создали, блин, традицию, вот и придумали способ общения. Все так шатко, все неустойчиво. Мы не друзья, не друзья. Да и что такое дружба-то на самом деле? Разве была бы я такой нетерпимой к Папоровой, если бы она была моим другом? Ну поглумилась бы, поприкалывалась, но все равно поддержала бы ее в ее бредовых идеях. Раз она друг. А мне хочется навести ее на правильную мысль, заставить не поступать плохо... Друга, видимо, надо любить и поддерживать любого... Да и Папороване станет гнать своего друга из дома и орать, что я ханжа, что поучаю ее (то есть предлагаю ей то, чего она  не хочет слышать), что притворяюсь ангельской невинностью или невинным ангелом (не помню), а меня на самом деле видели с мужчиной. Муранова Маргарита тоже была недовольна моей скрытностью, тоже кричала, что я не друг, что зачем-то фальшиво взбадриваю их эрзац-надеждой (ее слова), что впереди только мрак и сожаление об упущенных возможностях, зачем издеваться над одинокими людьми, если у самой все шоколадно. Папорова еще добавила, что я эгоистка и мне одной везет...

Ну вот так это было.

А не хотела я им рассказывать. Если — по озвученному Папоровой и поддержанному Мурановой мнению — счастье заключается в наличии стационарного мужчины, то я счастливее их. Потому зачем я буду ставить себя в заведомо выигрышную позицию? Я не хотела их ранить. Не хотела вызвать зависть. Сожаление. Слезы — в конце концов!

Слезы все равно были обильные. Вот что значит — насмеялись вначале.

И я им все равно ничего не рассказала.

Да и нечего рассказывать. Все в моей жизни по-прежнему. Я надеюсь, что так.

У кого был Котя, у кого сейчас Котя и котя, а у меня Боба.

Да — это про Бобу я им не рассказала. Ну смешно же.

 

 

Отчет десятый

 

Сегодня Восьмое марта. Глупее этого праздника только Двадцать третье февраля и День народного единства. Мы не празднуем. Я объяснила почему, и Боба понял.

Бобу зовут Роберт. Да, Бобик, можно сказать. Кошачье-собачьи имена — надеюсь, это все, что меня связывает с Восьмым марта и мурочко-настенькиными традициями. Боба не кот, как Котя у Папоровой, и не муж, как бывший КотяМуры.

Бобой назвала Бобу его бабушка. Маме и папе Бобиным пришлось присоединиться.

Я с Бобой, и я полна фобий. Пусть так. Жениться мы не будем. Наверное, я Бобу люблю, но жить останусь с родителями. Бобе там нет места. Перед нами с Бобой весь мир, а маленькую норку счастья и уверенного покоя я хочу навсегда оставить за собой.

Я постаралась предусмотреть все. Обезопасить себя от всех страданий, которые могут обрушиться, — это я вынесла из опыта женщин, которые любили без оглядки. Я не приобрету с Бобой никакого общего имущества, ни в коем случае не заведу ребенка. Если ребенка я захочу, то у меня будет чем платить его няне — я завела специальный депозит и перечисляю туда деньги. Гипотетический ребенок будет только мой, и с голоду мы с ним не умрем. Чтобы в нашей с ним ячейке был отец, нужно, чтобы этот отец обязательно любил меня — а где гарантия, что гипотетический же отец не сбежит или не разлюбит меня, оставаясь в семье только ради ребенка?

Нет, в ресторанах мы не платим с Бобой по счету пополам, мы с ним одинаково щедры и не мелочны. Он такой славный. Я и не знала, что можно так радоваться кому-то. Я радуюсь. И уж тем более я никогда не думала, что эгоистичное, лживое, нестабильное и подлое существо под названием «мужчина» может вызывать к себе такую приязнь. Поэтому никакого совместного быта. Мне так хочется заботиться о Бобе — но я не буду. Я должна очень постараться.

Это виновата природа, это все гендерность — думаю, Клара и Роза, чьи труды я так и не изучила, тоже это понимали, а потому призывали к равенству. Природа ради продолжения человеческого рода заставляет женщин очаровываться мужчинами, осеменяться и взращивать потомство без гарантий верности партнера и, главное, его помощи в этом взращивании. Религия назвала эти природные флюиды любовью, поставила воспроизводство на контроль и поток, снабжая население своевременными вводными — и женщины, подгоняемые заложенным природой томлением по любви и нежным чувствам, окончательно закабалились. Трепетать, ожидая, надеяться, бояться, пытаться нравиться, украшаться, молодиться, учиться не упускать любовь и быть желанной... Я не могу в этом участвовать. А нежности хочу. Радости хочу. От взаимной приязни возникает счастье. Так приятно чувствовать себя счастливой. А когда мы счастливы взаимно...

Но Боба... Ну зачем ты, Боба? Я боюсь, что в имени и кроется разгадка этого временного помешательства. Скоро очарованию наступит конец. Рано или поздно он у всех наступает. Исключения подтверждают правило, и я скорее тоже окажусь в числе тех, на кого распространяется правило, а не крошечная доля исключения. Такова статистика. Исключение — это чудо. Кто сказал, что чудо достанется именно мне? Некоторые, правда, по поводу себя именно так и думают. Что с ними произошло чудо, в их жизнь вошла великая любовь. В мою не вошла. Это случайность.

И я не путаюсь в показаниях. Я фиксирую Восьмое марта.

Без слез перечитать написанное за десять отчетных лет не смогла.

Боба никогда не видел меня плачущей, бегал за водой, волновался. Искренне, просто даже неудобно, до чего искренне. Где, где подвох? Когда Бобе надоест? Как только я расслаблюсь? Да я потому специально и не напрягаюсь, любите нас черненькими.

Всё, не плакать. Интересно, над собственными дневниками рыдают только графоманы — или все?

Какие мы с девчонками были все-таки нелепые! Хоть и веселые, если быть честной. Это такое веселье, разве нет? Почему я во всем сомневаюсь, даже в прошлом?..

Где сейчас Мура и Папорова? Не знаю. Знаю, что Папорова работает в турфирме, ориентированной на Скандинавию, буквально месяца за два до осложнения с Азией и Африкой соединив свою жизнь с горячими турами на счастливый север и не прогадав. Она умная, Папорова. Да и интуит к тому же. Не плохая, не хорошая. Папорова как Папорова. Пусть она будет счастлива.

А Мурочка хорошая. Она очень хорошая. Я тайно дружу с Мурочкой. Встречаюсь нечасто. Она такой славный человек, что, когда я о ней думаю и желаю ей счастья, мое несентиментальное сухое сердце обливается кровью. Потому что кто, как не она, большого человеческого счастья и заслуживает?!

Если бы у Бобы был клон или близнец, я подарила бы его Муре. Самого Бобу она не возьмет. Потому что мой. И останется в ее представлении моим, даже когда мы с ним расстанемся. Она так сильно желает нам с Бобой счастья, а мне не дурить, что, когда она это говорит, у нее из глаз слезы летят в разные стороны прямо-таки брызгами. Наверно, коллеги и пациенты такого за Маргаритой не замечали. Она настаивает на том, что главное счастье в жизни — это счастливый брак: только взаимная преданность, только нескончаемое очарование друг другом. Тогда ничего не страшно. Мура утверждает, что высказывание подкреплено опытом, потому что она на больных насмотрелась и сама пожила.

И еще она говорит: это неправда, что любящие люди должны смотреть не друг на друга, а в одну сторону. Это боевые подруги Клара Цеткин и Роза Люксембург могут себе позволить — вместе смотреть в далекое туманное будущее, Маркс, Энгельс и Ленин на барельефе и красном флаге, ибо все они не в отношениях, а связаны по работе. А любящие — только друг на друга. Жить, жить, смотреть — и радоваться.

Мы с Бобой летим в Танзанию. Скоро первая транзитная пересадка. Я же покинула архив и теперь работаю в экологической программе. С Бобой, с Бобой работаю. Где работаем, там и знакомимся.

Пусть нашим с ним домом будет планета. Перед планетой мы равны. Чего я не могу сказать о природе, которая нашептывает известными ей способами женщинам нужные ей программы, а социум эти программы поддерживает и продолжает усиливать неравенство. Иногда мне кажется, что Боба вышел из леса — а потому, как Тарзан, не знает социальных законов. Он заботится и как будто заглядывает мне в душу, а еще потому, что не злится и терпит то, что я гоню в оборонительных целях. Как тяжело готовиться к тому, что такой дивный человек меня бросит! Пусть я все предусмотрела, вплоть до договоренности о переходе в другую команду программы, но уже заранее больно.

Боба смотрит на меня, Боба улыбается. Он ждет, пока я закончу печатать.

В самолете тоже никто не празднует. Состав у нас интернациональный. Иностранцы не знали, а наши устали. Так что Восьмое марта, помимо того что часовым поясом сменилось уже на девятое, спокойно сошло на нет.

Какой ты нежный, Боба, почему ты так смотришь, почему тебе хочется верить? Сколько женщин разбило себе сердца и поломало жизни, уверовав в то, что возможна жизнь за каменной стеной, если кто-то из твоих, Боба, собратьев, пообещал или внушил им это? Как надо вывернуться, чтобы поддерживать твое желание быть этой стеной и оплотом счастья? Где взять такой ум и талант?

Нет у меня ответа. Я тебя люблю, а себе не верю. Я готовлюсь, что ты во мне разочаруешься, я не умею бросаться с головой в омут любви и не бояться.

Но у меня есть норка, туда я уползу.

Выключаю айфон.

Дай руку, любовь!