Путь карандаша
  
I

Кара-таш, черный камень (тюрк.)

Свинцовые и серебряные штифты
без всякой оправы.
Жжёная кость и растительный клей.

«Кара».
Карканье чёрного
над безмолвным булыжником
«таш».

Длинный путь
до «Сакко и Ванцетти».
«М» и «ТМ».
Неуверенные штрихи.

Шуршит «мышь» на коврике,
весь путь карандаша
высвечивая на экране.

Исчезает мозоль
со среднего пальца.
Распадается цепочка слов,
закольцованная рифмой.

II

Ревёт река, не замедляя бега.
Снесло водой последние мосты.
На островах нестаявшего снега
томится взгляд. Чего же хочешь ты?
Иду поодаль, мест не узнавая.
Манит река, последний лёд круша.
В грудном кармашке странно ощущаю
сухой озноб карандаша.

У окошка

Назойливо ломится муха.
На окнах — защитная сетка.
Сидишь у окошка, старуха?
Прядёшь свою пряжу, соседка?
Я мимо иду за водою,
чтоб овощи вымыть для варки.
Ты помнишь себя молодою?
Возможна ли юность для парки?

Минутное путаю с вечным,
боюсь оборвавшейся нити.
Хвала молодым и беспечным.
Но мимо, но мимо гребите.
Чего от меня вы не ждёте,
прикрывшись старушечьей шляпой,
черкну в надоевшем блокноте,
помечу как курица лапой.

Я здесь, чтобы взять на заметку,
пока не исчезли в округе,
колодец, скворешню, беседку — 
и переписать — на досуге.
Цветёт в огороде картошка.
У яблони сломана ветка.
А ты всё сидишь у окошка.
Пряди свою пряжу, соседка.1

Романс

Море, белое, как молоко.
Белый парус в тумане — умышлен.
В этот час обмануться легко.
Что стоит за блаженным затишьем?

Облака над обрывом пасти — 
и однажды заметить случайно,
как песок из разжатой горсти
между пальцев уходит прощально?

Что нам стоит последняя блажь?
Кто ответит? Не будет ответа.
Лишь, маня, пробегает пейзаж
по следам уходящего лета.

Эти любовники

Наше строенье на склоне Массандровской балки
даже похоже по виду на летнюю дачу.
Пусто и чисто. Исчезли окрестные свалки.
Может, отпразднуем редкую эту удачу?
Не подключайся к сети, не броди по эфиру.
Не хлопочи, дожидайся погоды.

В дверь постучали. Любовники ищут квартиру.
Лишь на неделю. Неделю. Не месяцы-годы.
Нет, — отвечаем, — какие мы домовладельцы?
А про погоду — прекрасная будет погода.
Что ж, — говорят, — мы готовы на это надеяться.
Как не надеяться? — Молодость, море, свобода.

Быстро ушли, даже с плеч не спускали поклажу.
В кеге початой, резвясь, молодое вино
так бормотало: — Уж я их проблемы улажу.
Это я вам говорю, беспроблемным давно.
Думала я: — Хороша беспроблемная пара!
Ну, бормотуха, что надо им прополощи.

Думали выспаться — всхлипнула где-то гитара.
Переглянулись — и с вешалки сняли плащи.
Свет маяка освещает округу неровно.
Звёзды над молом мерцают в четыре свечи.
Эти любовники всё ещё бродят бездомно
вместе с гитарой, терзающей душу в ночи.

Пассифлора

Для чего из лиловых цветов
мне на изгородь брошен покров,
пассифлора моя, пассифлора?

Шесть веков растворились в дали,
чтоб достигла ты нашей земли,
пассифлора моя, пассифлора.

Под звезды убывающей ход
прочитаю наивный твой код,
пассифлора моя, пассифлора.

Даль веков, корабли, Новый Свет
дали имя тебе — страстоцвет,
пассифлора моя, пассифлора.

Итальянский схоласт неспроста
воплощеньем страданий Христа
всё же сделал тебя, пассифлора.

Копьевидное жало листа
не умножило раны Христа,
пассифлора моя, пассифлора!

И, наверное, только слова,
что шипов было семьдесят два
в том терновом венце, пассифлора.

Пять тычинок, три рыльца в пуху — 
ни при чем. Это как на духу
говорю я тебе, пассифлора.

Щучье озеро

Щучье озеро в редких кувшинках,
муравьиные кучи в лесу.
В зашнурованных насмерть ботинках
я себя вдоль заборов несу.
Лес с черникой и хмурые дачи.
Иглы, шишки и свежие пни.
Не могли бы сложиться иначе
сероватые ночи и дни?
Снится клёв надоевшей уклейки
и наплывы аллюзий-медуз.
Не найдя подходящей лазейки — 
и во сне, паникуя, проснусь.
Ночь ползёт, снописание длится,
но к утру исчезает тетрадь.
Я встаю, чтобы чаю напиться,
и с трудом засыпаю опять.
Сон в любую минуту прервётся — 
на хорошем, а чаще — плохом.
Щучье озеро тоже проснётся
и присыпанный иглами холм.
Над озёрной водой пробегает
отдалённой часовенки звон.
Если вечного сна не бывает — 
чем же всё-таки он заменен?