Другие журналы на сайте ИНТЕЛРОС

Журнальный клуб Интелрос » Дружба Народов » №3, 2018

Елена ЛИПАТОВА
Пусть небо апельсинами!

Почти из дневника: записки о детской поэзии

Липатова Елена Владимировна родилась в Арзамасе. Окончила Горьковский институт иностранных языков. Несколько лет работала учителем на Алтае, потом — преподавателем в техническом вузе. Автор десяти книг для детей и подростков. Стихи печатались в детских журналах «Мурзилка», «Весёлые картинки», «Костёр», «Пионер» и др., а так же во взрослых  «День и ночь», «Арион», «Урал». Живет в США. В «Дружбе народов» публикуется впервые.

 

 

Звуки и отзвуки...

Шорох... шаги...

Эхо зелёного цвета...

 

Чтобы из звуков рождались стихи,

Нужно родиться поэтом.

 

Мяч вверх ногами

Летит в листопад,

Спелые яблоки вкусно хрустят,

Месяц крадётся сторонкой...

 

Чтобы стихи сочинять для ребят,

Нужно родиться ребёнком.

 

 

Начало

 

Первое стихотворение может быть случайностью. Второе — тоже... И даже десятое может оказаться последним.

 А если не последним? Если стихи переполняют, и один образ тянет за собой другой?..

 У детского поэта Вадима Левина есть стихотворение про поезд:

 

На стрелке: — СТУК! На стыке: — СТУК!..

 

 Сначала медленно, потом все быстрее-быстрее-быстрее...

 

— СТО ДЕСЯТЬ ШТУК!

СТО ДВАДЦАТЬ ШТУК!

Сто тридцать штук!

Сто сорок штук!

Сто тысяч штук!

Тук-тук!

Тук-тук, тук-тук!

Тук-тук, тук-тук!

ТУ-ТУ-У-У-У-УУУУ-уууу!..

 

 Вот так же, сначала неуверенно и робко, а потом разгоняясь и захлестывая, появляются первые стихи. Они приходят ниоткуда — из всей прежней, достиховой жизни. (На стрелке: — СТУК!.. Тук-тук, тук-тук!..) Всё быстрее-быстрее-быстрее!..

 И вот уже невозможно остановиться, потому что остановка на такой скорости может привести к катастрофе!

 

 

Нарисованный человечек

 

Нарисованный человечек

нарисовал

воздушный шар.

Потом

нарисовал окно,

открыл его

и вылетел

в настоящее

небо.

 

 

Арзамас — провинция в квадрате

 

 Наверное, сейчас всё изменилось, но когда в восьмидесятых годах я начала писать стихи, на человека «не из Москвы» смотрели как на пустое место. Провинциалы никого не интересовали вообще! Я очень хорошо запомнила слова тогдашнего лидера Горьковского литературного объединения молодых поэтов — тридцатилетнего поэта-авангардиста с «кудрями чёрными до плеч». «Лена, — сказал он, — пойми одну вещь: ты по сравнению с нами, горьковчанами, — провинция в квадрате. Мы — провинция по сравнению с Москвой, а ты — провинция даже по отношению к нам. Тебе нужно писать не “просто хорошо”, а в десять раз лучше!»

 Я это запомнила... И не прощала себе ничего: безжалостно браковала всё, что вызывало малейшее сомнение.

 

 

Осенние листья

 

Листья с дерева падают прямо в лес — в самую чащу.

Наверное, им очень страшно...

 

 

* * *

Стихи не сочиняются хором, и одиночество — нормальное состояние пишущего. И всё-таки наступает момент, когда в собственном мире становится тесно. Конечно, сейчас найти единомышленников легко. А вот в доИнтернетовскую(доисторическую!) пору ситуация была иной...

 

 

Осень 1986 года

Триклиний

 

 О том, что в Горьком существуют литературные объединения, я узнала случайно. В газете «Ленинская смена» раз в две недели печатали стихи молодых поэтов, и хотя «детских» среди них не было, я все равно радовалась, встречая ставшие знакомыми имена. Но как их всех найти?..

 И вот однажды осенью я получила вызов на областной литературный семинар. Письмо было отпечатано на бланке со штампом «Горьковская писательская организация», и одно это привело меня в восторг! А еще я очень надеялась познакомиться с теми, чьи стихи печатались в «Ленинской смене».

 Мне повезло! В последний день работы поэтической секции кто-то сказал, что вечером весь местный авангард собирается в «Триклинии». Я не знала, что это такое, но слово звучало так экзотично!.. А была я новичком, стихи на семинар привезла «детские» и потому и чувствовала себя ребёнком в окружении серьезных бородатых взрослых.

 — А мне можно с вами? — несмело спросила я поэта по имени Игорь, который вел себя как лидер.

 — Постойте... Это вас обсуждали утром? — вспомнил Игорь. — Вас ведь Лена зовут?

 Так я попала в «Триклиний», придуманный и созданный в восьмидесятые годы горьковскими молодыми поэтами и художниками.

 

 

* * *

Триклиний (лат. triclinium), в древнеримской архитектуре — помещение для трапезы, а также ложа, которые в Древнем Риме в подковообразном порядке устанавливались вокруг обеденного стола.

Большая Советская Энциклопедия

 

 ...Деревянный дом с расписанными стенами, длинный низкий стол и лавки вокруг. Полумрак. Над столом на длинном шнуре висит лампа с самодельным абажуром. А вокруг стола, как в древне-римском обществе патрициев, расположились «избранные»!

 Стихи читали по кругу. В комнате было душно. Рядом со мной сидели два молодых поэта, которые непрерывно курили на протяжении трех часов. Дым «стоял» над столом и казался плотным, как стена.

 Но всё это — и духота, и дым — было частью нового мира, в который я случайно, как мне тогда казалось, попала.

 Стихи я не запомнила. Поэты читали их монотонными голосами, а остальные слушали с каменными лицами. А потом началось обсуждение, после которого я бы, наверное, вообще перестала писать! Но в Триклинии привыкли к подобным разборкам, и никто не расстроился сверх меры.

 Разошлись после двенадцати. Шел дождь, и было приятно и радостно идти по мокрым тротуарам, в которых отражались фонари. Начиналась новая жизнь!..

 

 

* * *

 — Ты знаешь, сколько сейчас времени?! — с ужасом спросила тетя Рима, открывая мне дверь. До ее квартиры на улице Белинского я добиралась пешком часа полтора, потому что дежурные автобусы ходили редко. Я посмотрела на часы: половина второго. Ничего себе!

 — А почему от тебя куревом пахнет? Где ты была?!

 Кажется, тетя Рима всерьез решила, что ее «провинциальная племянница» ударилась в разгул!

 

 ...А у меня еще дней пять побаливал желудок — последствие пассивного курения.

 Ну, что ж... Искусство требует жертв.

 

 

И тут раздался страшный крик!..

 

 ...В тот день в почтовом ящике оказалось несколько толстых журналов и поэтический выпуск «Ленинской смены». Я достала газету и сразу напоролась на знакомое название, набранное крупным шрифтом.

 Надо же!.. Как у меня...

 И первая строчка — как у меня...

 И вторая... И...

 

 И ТУТ РАЗДАЛСЯ СТРАШНЫЙ КРИК!!!

 

 Мама с чайником в руке вбежала в комнату, думая, что обвалился потолок!

 Потолок был на месте, а я в полном восторге размахивала газетой, как флагом, и испускала дикие вопли.

 

 ...Никогда в жизни мне больше не довелось пережить момент такого чистейшего графоманского ликования и счастья! Даже когда я держала в руках свою первую книгу!.. Даже когда рассматривала чудесные иллюстрации в «Мурзилке»!..

 ...потому что стихи, опубликованные в «Ленинской смене», были моими самыми первыми стихами, написанными всего за месяц. И вот их прочитали, оценили и — ура-ура! — опубликовали в настоящей газете!

 

 

Прорастать сквозь асфальт

 

 Всё начинается с обещания чуда! Вдруг — вихрь и выплеск, радостное осознание неограниченных возможностей и море энергии! Стихи пишутся потоком, идеи приходят в голову сами — и в это время могут появиться потрясающие стихи, которые и станут визитной карточкой поэта. И все будут ждать — что же он еще напишет, раз начало было таким мощным...

 А это — всё. И нужны ОГРОМНЫЕ усилия, чтобы перерасти себя молодого. Пробовать разные жанры... Искать и не зацикливаться на прежних удачах... Прорастать сквозь асфальт.

 

Пусть небо апельсинами!..

 

Пусть небо апельсинами

Волшебно расцветёт,

Все птицы станут СИНИМИ,

И лето круглый год!

Из разноцветных облаков

Прольёт цветочный дождик —

И это всё,

И это всё

Придумает художник!

 

Смешались краски на холсте —

Зелёный!

             Синий!

                            Красный!

Мы нарисуем целый мир —

Огромный и прекрасный!

Над нами — неба синева,

А вся земля — в ромашках!

И проплывают облака

С фиалками в кармашках.

 

Из разноцветных облаков

Прольёт цветочный дождик!..

 

И ЭТО ВСЁ,

И ЭТО ВСЁ

ПРИДУМАЕТ

ХУДОЖНИК!

 

 

А вот в наше время!..

 

 Оказывается, время бывает «наше» и «не наше»...

 В наше время не было компьютеров и мобильников. Зато были толстые журналы, которые можно было читать темными осенними вечерами — обязательно сидя в кресле и обязательно при свете торшера. А еще вспоминается плед или бабушкина шаль, и почему-то пахнет свежемолотым кофе.

 А еще в наше время были письма в толстых и тонких конвертах. В толстых возвращали непринятые рукописи, а вот в тонких могло быть все, что угодно. Разрываешь такой конверт с забавной фигуркой Мурзилки — и надеешься на чудо!

 

 Даже ради этого стоит вспомнить наше время с благодарностью и нежностью.

 

 

Осень 1986 года

Королевские рыцари

 

Осенью 1986 года я получила вызов на свой первый в жизни областной семинар для молодых литераторов. В институте, где я преподавала английский, меня как-то удивительно легко отпустили на три дня — может быть, из-за того, что ректор был в отпуске. Со словами «Летите, голуби!» ответственная за расписание заклеила мои занятия, и я действительно почувствовала, как у меня вырастают крылья!

...С трепетом открыла дверь старинного особняка с вывеской «Горьковская писательская организация» и поднялась на второй этаж. Зал — нет, скорее, очень большая комната с рядами стульев, как в сельском клубе, — был забит до отказа. Я не опоздала, но все места оказались заняты: сидели даже на подоконниках, а кое-кто и на полу, прислонившись к стене. Мне тоже хотелось на подоконник, но сидевшая в первом ряду девушка подвинулась, и я примостилась на краешке стула. Я впервые оказалась в обществе настоящих поэтов — пусть даже и так называемых «молодых» — и мне было интересно все! Правда, я не ожидала, что «настоящих поэтов» окажется так много... В основном мужчины, почти все — серьезные, бородатые, с умными лицами и негромкими голосами. Кажется, все они друг друга знают, и только я одна тут посторонняяя. Да и стихи у меня совсем «детские», как я их буду читать? Я то и дело оборачивалась и рассматривала участников еще и потому, что надеялась встретить одного человека — для меня почти легенду... Ее стихи повторяли наизусть, как пароль. «Когда бы не юность...» — так называлась первая тоненькая книжка Марины Кулаковой. Я храню эту брошюру на книжной полке среди самых моих любимых, самых значимых! Почему-то не взяла её с собой в Америку... Может быть, потому что эти стихи стали частью прошлой, доамериканской жизни, слились со мной, с моей литературной юностью, и не вписываются в ритм «новой» жизни. Нет, стихи ничего не потеряли бы и за океаном, но на книжной полке в Арзамасе они — дома, и когда я летом прилетаю в Россию и открываю эту книжку, я как будто открываю ящик, в котором хранится Время.

...А семинар уже шел полным ходом!

Ну да, все тут между собой знакомы, обращаются друг к другу по именам и аплодируют, услышав строчки знакомых стихов. За некоторых семинаристов пришли «болеть» целые литературные объединения. А Марины Кулаковой, кажется, нет... Я ее никогда не встречала, но все равно узнала бы — интуитивно!

 Во время перерыва все отправились в соседний кафетерий. Сдвинули столики, заказали кофе с эклерами. Я все еще чувствовала себя чужаком в этой компании «бородатых гениев», но эклеры меня как-то приободрили.

И тут в комнату вошла высокая тоненькая девушка с длинными светлыми волосами.

— Марина! — позвали сразу несколько человек.

Свободных мест за столиками не было, и Марина остановилась на пороге.

...Они вскочили одновременно — десять, нет, двадцать «бородатых гениев»! — и все, не сговариваясь, предложили ей свои стулья.

«Как королевские рыцари...» — подумала я и почему-то очень обрадовалась тому, что хоть краешком, хоть понарошку прикоснулась к этому странному миру, в котором королевой становится самая талантливая, а «королевские рыцари» повторяют наизусть, как пароль, стихотворную строчку «Когда бы не юность — мы жили бы вечно!..»

                 

Когда бы не юность — мы жили бы вечно.

Смертельную дозу любви и печали

Мы жадно, с восторгом,

Глотаем вначале.

Блаженствуем, плачем, смеёмся,

хмелеем,

Хмелеем... хмелеем... трезвеем...

Но поздно!

И долгие-долгие годы болеем.

Болеем... Потом умираем...

Но только об этом глотке

вспоминаем,

И в памяти вкус воскрешаем забытый —

Медовый и пряный,

И винный, и млечный!..

 

Когда бы не юность —

Мы жили бы вечно!

 

 

* * *

...Cтихи, которые мне очень нравятся, тем и хороши, что непонятно, на чем они держатся. Им нельзя подражать, потому что в их основе — не прием, не техника, а волшебство.

 

 * * *

 ...НАШЕ ВРЕМЯ — понятие неопределенное, с размытыми границами и неустановленной протяженностью. Точно знаю, что детство к нему не относится. Потому что детство — это жизнь вне времени!

 Нет, конечно, в моем детстве тоже существовали часы и минуты, но как-то... в стороне: они сами по себе, а я — сама по себе.

 Наверное, «наше время» начинается с юности, лет с шестнадцати, а заканчивается в тот момент, когда мы говорим: «А вот в наше время!..»

 

 

Весна 1987 года

Такое время

 

 …И вдруг в Горьковскую писательскую организацию пришло письмо о том, что в Пицунде будет проходить Всесоюзный семинар молодых литераторов, пишущих для детей и подростков! В то время, в восьмидесятые, творческие мастерские были редкостью, а уж «детские» и совсем не проводились. А тут — месяц общения с единомышленниками!.. Знакомство с настоящими детскими писателями!.. На берегу моря в доме творчества в Пицунде!

 Я перепечатала на машинке все свои стихи, склеила из картона самодельный большой конверт, отнесла его на почту — и стала ждать ответа. Месяц пролетел быстро, до встречи в Пицунде оставалось четыре дня, а в почтовом ящике, кроме газет и толстых журналов, ничего не было.

 «Наверное, мои стихи просто не заметили... Наверное, ничего в них нет, и я напрасно надеялась...»

 В таком подавленном настроении я шла по институтскому коридору с кипой газет на английском языке — и вдруг у расписания увидела маму. У нее было ТАКОЕ лицо, что я сразу все поняла.

 — Лена, тебя приглашают на семинар в Пицунде. Вот письмо, — торжественно сказала она.

 А дальше... я бросила газеты, зажмурилась, замахала руками и, кажется, даже подпрыгнула! Вокруг толпились студенты, для которых я была вовсе не «молодым детским поэтом», а серьезным преподавателем, но в тот момент я никого не видела. Хотелось летать и кричать «ура!!!».

 — А тебя отпустят? — вернула меня на землю мама. — На целый месяц...

 

 ...Притихшие студенты сидели в аудитории, а я рыдала в приемной у ректора. Секретарша смотрела на меня с сочувствием и время от времени под разными предлогами заходила в кабинет, отгороженный от приемной двумя дверями.

 — Звонит в Москву в головной вуз, — заговорщически сообщила она после третьего захода. — Уже и то хорошо, что сразу не отказал.

 Я подумала о том, что «все — там, а я — тут», и зарыдала с новой силой.

 — Да ты напрасно-то не плачь, — посоветовала секретарша. — Он все равно на обед ушёл. Вот вернется — тогда и рыдай!

 Анатолия Ивановича Менькова в нашем институте боялись все. Даже кандидаты наук нервничали, когда их приглашали в кабинет ректора. А тут я — младший преподаватель второстепенного предмета, проработавшая в институте без года неделю...

 Ректорский кабинет с перепугу показался мне огромным, как тронный зал. Пока я, собрав остатки самообладания, шла вдоль длиннющего стола, Анатолий Иванович смотрел на меня с недоумением, как птеродактиль на комара.

 «Наверное, он думает, что из-за такой мелюзги столько шума... Даже из обкома комсомола звонили... А отказать сразу нельзя — кто их знает, этих “писателей”!..» Так думала я, сидя на краешке стула. А вот Анатолий Иванович думал совсем о другом.

 — Скажите, Елена... ммм... Владимировна, почему это ваши руководители решили проводить свой семинар ...именно в Пицунде и именно в мае?

 Так я и знала! Ни за что не отпустит!..

 Не дождавшись ответа, Анатолий Иванович раздраженно нажал на кнопку переговорного устройства:

 — Сколько у Липатовой осталось непроведенных часов?.. А кто знает?.. Срочно найдите и сосчитайте!

 (Мог бы и у меня спросить... Хотя чего спрашивать? Я и сама знаю, что много! До сессии целый месяц, по двадцать пять часов в неделю, это получается...)

 — Около ста часов аудиторных плюс консультации и экзамены, — доложили по телефону из бюро расписаний.

 — Ну, и кто все это проведет?

 Вопрос был чисто риторический. На кафедре иностранных языков работало шесть преподавателей, но все были страшно перегружены, и я понимала, что заменить меня они не смогут.

 — Ну, вот что, Елена... Владимировна, — закончил беседу ректор. — Вы можете отправляться на ваш семинар (да-да, талантам надо помогать!), но при одном условии: ни один учебный час не должен пропасть. Вы меня поняли?

 После разговора с ректором я сразу пошла домой и уселась за машинку.

 — Отпустил? — спросила мама, видя, с каким усердием я стучу по клавишам.

 — Угу… Вроде того... Но я все равно уеду!

 — То есть как это — уедешь?

 — Тут написано, что руководителем семинара будет Берестов!

 — Но тебя же уволят!..

 — Зато Берестов!..

 

 ...А в это время в кабинете иностранных языков преподаватели распределяли между собой лишние часы. Все понимали, что работать будут бесплатно, хотя меня отпустили без зарплаты. Между нами не было особо теплых отношений — просто сослуживцы, просто коллеги!..

 Наверное, время было такое...

 

 

Наедине с собой

 

 ...А я вот за всю жизнь побывала только на трех семинарах «для молодых». Такие литературные развлечения вдохновляют, воодушевляют и наполняют энергией! Жаль, что после тридцати пяти мы все остаемся «за бортом» — в одиночном плавании. Хотя... Наверное, в этом есть своя мудрость, потому что нельзя быть вечным студентом. Вот когда остаешься без учителя, без взрослого с указкой — наедине с собой... Вот тогда и начинается настоящее творчество.

 

* * *

Неодинаковые всегда одиноки...

 

 

Новое стихотворение на старую тему

 

 Вечные темы поэзии для детей — «дождь», «снег», «осень»... Тысячи строк уже написаны про новогоднюю елку и Деда Мороза... Казалось бы, ну что нового можно сказать про тучу, луну или снежную бабу!..

 — Есть в детских стихах три запретные темы, — предупредил нас, тогдашних «молодых», руководитель поэтического семинара Валентин Дмитриевич Берестов. — Никогда не пишите про сосульку, снежинку и снежную бабу! Все равно ничего нового вы не откроете.

 Так сказал Валентин Берестов — а через минуту опроверг сам себя, прочитав «НОЧНОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ» Юрия Кушака, главным героем которого была... снежная баба!

 Сейчас этот маленький шедевр считается классикой. Я его помню наизусть:

 

Мы снежную бабу слепили вчера,

И шляпа у бабы была из ведра...

 

 А тогда я услышала его впервые, пришла в восторг и с нахальностью начинающего решила тут же, на берегу моря в доме творчества в Пицунде, еще раз опровергнуть утверждение Валентина Дмитриевича и написать НОВОЕ стихотворение на СТАРУЮ тему.

 ...Южное майское солнце зайчиками прыгало по комнате, море светилось и пенилось, и хотелось нырнуть в эти волны и плыть, плыть, плыть!.. И совсем не хотелось думать про унылые, наводящие тоску затрепанные рифмы к затрёпанным словам.

 

 А через полтора (!) года стихотворение написалось само — во сне.

 

 

Приснившееся стихотворение

 

В ту осень 1988 года мне часто снились строчки и рифмы, которые во сне казались гениальными. Иногда я их даже записывала на обоях, а утром или не могла ничего разобрать, или с удивлением обнаруживала набор случайных слов.

И только один раз мне приснилось настоящее стихотворение!

Вернее, не стихотвоение, а его «образ» — почему-то в форме схемы...

Уже засыпая, я вдруг чётко «увидела» фигурку нарисованной снежной бабы и обведенные рамкой слова: «СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК». Между рисунком и словами стоял знак равенства!

С закрытыми глазами я почеркала карандашом по обоям — и окончательно заснула.

Утром рисунок не «полинял», как это обычно случалось с приснившимися строчками, и смысл его был мне понятен. Оставалось только «перевести» ночное послание на привычный язык и придумать название:

 

 

Жалобы снежной бабы

 

Ищут, ищут целый век,

Снова лезут в горы —

На Эльбрус и на Казбек...

И не видят,

Что я тоже

СНЕЖНЫЙ ЧЕЛОВЕК!!!

 

 

Тик-так

 

Тик-так...

Тик-так...

 

Мерно, неторопливо...

 

Ну-ка, посмотрим, сколько там натикало? Полчаса?

Отлично — у нас ещё очень много времени!

 

Тик-так, тик-так, тик-так...

Как медленно движутся стрелки!.. Ну, сколько можно ждать?!!

 

Тик — так-так-так-так-тактактак...

Всё быстрее, быстрее, быстрее...

 

Три часа!

Десять часов!

Двадцать лет!...

 

Стойте, куда же вы?.. Я ещё даже не...

 

 

Секрет литературного долгожительства

 

Или популярность, или дальнейшее творчество. Творчество требует постоянного внутреннего обновления, публика от своих любимцев ждёт штампов и перепевов...

М.Кузмин

 

 Наверное, секрет литературного долгожительства — в постоянном изменении. Когда я неожиданно забросила стихи и погрузилась с головой в повесть «Девочки», я почувствовала себя начинающей, не обремененной ни знаниями «как надо», ни уже написанными стихами, на которые невольно оглядываешься. Когда пишешь впервые, радуешься каждой мелочи, даже тому, что получается «как у больших», как настоящее!

 

 ...Так радуются дети, когда случайные слова рифмуются и превращаются в стихотворную строчку...

 «Послушай! Я придумала стих!!!»

 

 И — полный восторг!!!

 

 * * *

Огонь убегал светляками

Из огненных печек,

По тонкому лунному лучику

Шёл человечек.

 

Всё выше и выше...

Скользит по лучу, как по нитке.

Циркач или клоун?

В зелёной, как поле, накидке.

 

Всё выше и выше...

Над крышами смело шагает!

Наверно, ему на земле

ВЫСОТЫ

                 не хватает!

Он с неба на землю посмотрит —

 И сразу вернётся!

 

Всё тоньше серебряный лучик...

А вдруг оборвётся?

 

 

 

Любовь с первого слуха

 

 В это стихотворение я влюбилась сразу и навсегда. А услышала я его впервые в... 1989 году, осенью, на семинаре детских поэтов при редакции «Костёр». Автора — Алексея Старикова — я помню смутно. Он приехал на семинар как гость, а не как участник — а я была переполнена собственными стихами и не успела со всеми познакомиться по-настоящему. Но ЭТО стихотворение, которое Алексей прочитал на одном из семинаров, повторялось в перерывах между занятиями, а название — «Ну, почему же он такой?» — звучало как пароль!

 Позже, когда появился Интернет, я все пыталась найти текст стихотворения, хотя и помнила его наизусть. Но попадались другие стихи Алексея Старикова, тоже замечательные, но — другие...

 И вдруг!.. Вдруг «Гугл» выдал то, что я искала! И — надо же! Оказалось, что строчки, которые я запомнила много лет назад, совпадают до запятой с настоящим текстом. Вот это стихотворение — мое любимое!

 

 Ну, почему же он такой?

 

Медведь в лесу нашёл

транзистор,

потом — рюкзак,

потом — сапог,

потом — на дереве туриста...

И всё понять никак не мог,

идя по следу за туристом:

зачем,

придя на отдых в лес,

турист всё побросали быстро

босой на дерево полез?

И почему он шепчет:

«Мама!»,

прижавшись к дереву щекой,

и всё стремится вверх упрямо?

Ну, почему же он такой?

 

 

Лирически-ностальгическое

 

 ...Я что-то сейчас заскучала по осени... Брат каждый день по телефону рассказывает про подберезовики-подосиновики, про то, какие желтые в Арзамасе листья...

 У нас под Бостоном они тоже желтые, но нет разлитой в воздухе осенней грусти...

 

Запах осени

 

Пахнет сыростью

Пахнет плесенью

Запах осени!

 

Пахнет горечью

 

...гнилью

гарью

грибами

банями

 

Пахнет прелыми...

Пахнет пряными...

 

пожелтевшими

облетевшими

 

 

Потерянное стихотворение

(Получудесная история)

 

У меня на столе рядом с компьютером стоит коробка, на которой фломастером написано: «Если нигде нет — ищи тут!» В коробку сваливаются случайные рецепты, номера телефонов, вырезки из журналов — все то, что не поддается классификации, а потому в любом другом месте было бы безнадежно потеряно. Сколько раз, перевернув весь дом в поисках важного документа, я открывала коробку и находила всё, что нужно.

К Интернету я отношусь примерно так же: если нигде нет — ищи тут!

Стихи, пьесы, поэты, лекарства, фильмы, даты... Не знаю, как пишется слово — в Интернет! Не помню, кто автор песни — в Интернет! За какое-то десятилетие Интернет стал повседневным, как мыло, и бездонным, как космос! Могущество Интернета не вызывает сомнений, и когда мне нужно было разыскать собственное забытое и нигде не опубликованное (я в том была уверена!) стихотворение, я по привычке, вопреки здравому смыслу, набрала в поисковике первые строчки и свою фамилию.

И вдруг Интернет отреагировал! Откуда-то из закромов памяти он извлек потерянное стихотворение — со всеми запятыми и многоточиями, которые когда-то я очень любила!

Чудо оказалось чудом, но только наполовину, потому что полное чудо необъяснимо: оно случается — и всё! А у этой истории объяснение есть.

Когда-то давно, в восьмидесятые годы, жила в городе Горьком девочка Марина, и эта девочка очень любила стихи. Как многие старшеклассницы, она переписывала понравившиеся ей строчки в альбом, а когда выросла и уехала из Горького, увезла альбом в Азербайджан. Стихотворение «Пусть будет все таким, как... будет!» Марина нашла в газете «Ленинская смена». В то время я писала стихи потоком и относила их в редакцию областной «молодежки». Почему-то факт публикации именно этого стихотворения не запомнился... Может быть, потому, что оно казалось мне «взрослым» и случайным?

Вот такая получудесная история.

                 

Детский поэт

 

Наверное, он сам почти ребёнок,

Раз пишет про мальчишек и девчонок?

Весёлый, непоседливый —

Как дети...

 

А дети пишут обо всём на свете,

Вот только про детей не пишут дети

В двенадцать лет,

А пишут о любви...

 

Я детскостью уже переболела.

Пишу о детстве.

Значит —

             повзрослела.

 

 

Двадцать шесть мышей

 

 Как странно держать в руках свою книжку... Даже в компьютерной верстке все выглядело иначе. Немного удивило огромное количество мышей почти на каждой странице. Вообще-то я к грызунам отношусь без особой любви и стихов про них у меня нет — ни одного! Зато в книжке2  мышей было так много, что я расстроилась.

 — Ну почему? Почему вот тут мышь и вот тут... Ой, а вот еще одна!.. — недоумевала я, перелистывая книгу. — Ясно, что Юля их очень любит, но при чем тут я?!!

 — Да... Художница явно переборщила, — соглашались со мной знакомые. — И дети, наверное, не поймут, что к чему...

 А вот семилетнему Вадику понравились именно мыши!!! Он их долго рассматривал, вертел книжку и с восторгом находил мышей в самых неожиданных местах: под стульями, на люстре и даже в ботинках! Вместе с Вадиком и его младшей сестрой мы пересчитали мышей и обнаружили, что их больше, чем я думала: не восемнадцать, а двадцать шесть!

 В тот же вечер, вдохновленная и окрыленная, я написала новое — «мышиное» — стихотворение и посвятила его замечательной детской художнице Юле Сдобновой, которая лучше меня понимает детей и очень любит мышей!

 

Вкусная песенка о грустном доме

 

        Посвящается Юлии Сдобновой

 

Построили мыши из сыра дом

С полом и потолком,

Но не было лампы в доме том,

И окон не было в нём.

 

Всю ночь лил дождь, как из ведра,

На черепицы крыш...

«Без лампы дом — не дом, а нора», —

Сказала старая мышь.

 

Услышал старой мыши слова

Художник по имени Том,

Он солнце на фантике нарисовал —

И стало светло, как днём.

 

«Повесим рисунок на потолок,

Гостей на пир позовём», —

Сказал, за ручку взяв молоток,

Художник по имени Том.

 

Сказали мыши хором: «УРА!

У нас есть лампа теперь.

Без лампы дом — не дом, а нора,

Даже если есть дверь.

 

У нас есть пол, и есть потолок,

И кнопки — три штуки! — есть,

И гвозди есть, и есть молоток...

 

Но очень хочется есть».

 

И съели мыши из сыра дом,

Съели — кусок за куском!

...А солнце к небу прибил молотком

Художник по имени Том.

 

 

Телефонная будка

 

 Я увидела ее в переулке рядом с гастрономом. Даже не телефон-автомат, а именно допотопную будку с полкой внутри и телефоном на стене. Провод был цел, трубка тоже... Раньше трубки обрывали, и приходилось бегать от одного автомата к другому в поисках исправного телефона.

 А еще автоматы глотали двушки...

 И охотно принимали десятикопеечные монетки, такие же маленькие, как двушки...

 В будках договаривались о встречах, плакали, молчали и объяснялись в любви. Если влюбленные слишком долго молчали, очередь возмущалась, и по стеклу стучали монетками.

 

 ...В этой будке давно никого не было. Как в оставленном доме, в котором забытые вещи только подчеркивают запустение, давнишние надписи на стенах казались царапинами, а не живыми голосами.

 

 Я сняла трубку. Она была холодной... Телефон был мертвым. Я постучала по аппарату — просто так, по старой привычке...

 И вдруг раздался гудок. Далекий, едва слышный, как из «двадцать лет назад»... Двушек, конечно, у меня не было — какие сейчас двушки?! Просто накатила ностальгия... Просто на секунду забыла, в каком я веке...

 Длинные далекие гудки. (Кому я звоню?! Зачем?! Там же никого нет!..)

 Пауза. Кто-то снял трубку... Или это мне послышалось?

 — Алло... Алло...

 Молчание. Только треск и щелчки. Все тише и глуше... А по стеклу уже нетерпеливо барабанит дождь!..

 

                                                           * * *

                                                   Там, где весело и звонко

                                                   Дождь стучит по горизонту,

                                                   Машет ветер рукавами

                                                   И качелями скрипит —

                                                   Там у леса на опушке,

                                                   В Петушиной деревушке,

                                                   Я себе построю домик

                                                   Из цветных карандашей.

 

                                                   В этом доме без заборов

                                                   В окруженье мухоморов

                                                   Я стихами разрисую

                                                   Стены, пол и потолок.

                                                   Хорошо сидеть у печки,

                                                   Из трубы пускать колечки

                                                   И весёлые словечки

                                                   На дощечке вырезать:

 

                                                   «...Где-то весело и звонко

                                                   Дождь стучит по горизонту,

                                                   Машет ветер рукавами

                                                   И качелями скрипит...

                                                   Там печали — не печали,

                                                   Всё хорошее — вначале,

                                                   А плохого не встречали

                                                           Ни в начале, ни в конце».

 

________________

 Стихотворение Марины Кулаковой из книги «Когда бы не юность». Я привожу его по памяти, поэтому расположение строк в оригинале может быть иным.

2 Елена Липатова. «Выворот-нашиворот». — М.: «Октопус», 2004.



Другие статьи автора: ЛИПАТОВА Елена

Архив журнала
№9, 2020№10, 2020№12, 2020№11, 2020№1, 2021№2, 2021№3, 2021№4, 2021№5, 2021№7, 2021№8, 2021№9, 2021№10, 2021др№4, 2021№11, 2021№12, 2021№7, 2020№8, 2020№5, 2020№6, 2020№4, 2020№3, 2020№2, 2020№1, 2020№10, 2019№11, 2019№12, 2019№7, 2019№8, 2019№9, 2019№6, 2019№5, 2019№4, 2019№3, 2019№2, 2019№1, 2019№12, 2018№11, 2018№10, 2018№9. 2018№8, 2018№7, 2018№6, 2018№5, 2018№4, 2018№3, 2018№2, 2018№1, 2018№12, 2017№11, 2017№10, 2017№9, 2017№8, 2017№7, 2017№6, 2017№5, 2017№4, 2017№3, 2017№2, 2017№1, 2017№12, 2016№11, 2016№10, 2016№9, 2016№8, 2016№7, 2016№6, 2016№5, 2016№4, 2016№3, 2016№2, 2016№1, 2016№12, 2015№11, 2015№10, 2015№9, 2015№8, 2015№7, 2015№6, 2015№5, 2015№ 4, 2015№3, 2015№2, 2015№1, 2015№12, 2014№11, 2014№10, 2014№9, 2014№8, 2014№7, 2014№6, 2014№5, 2014№4, 2014№3, 2014№2, 2014№1, 2014№12, 2013№11, 2013№10, 2013№9, 2013№8, 2013№7, 2013№6, 2013№5, 2013№4, 2013№3, 2013№2, 2013№1, 2013№12, 2012№11, 2012№10, 2012№9, 2012№8, 2012№7, 2012№6, 2012№5, 2012№4, 2012№3, 2012№2, 2012№1, 2012№12, 2011№11, 2011№10, 2011№9, 2011№8, 2011№7, 2011№6, 2011№5, 2011№4, 2011№3, 2011№2, 2011№1, 2011
Поддержите нас
Журналы клуба