(И.Котюх. «Естественно особенный случай»)

Игорь Котюх. Естественно особенный случай: Стихотворения в прозе. — Пайде: Kite, 2017.

Русскоязычный поэт и культуртрегер из Таллина Игорь Котюх, лауреат «Русской премии» (2015), выпустил четвертую книгу стихов. Книга не похожа на предыдущие, она очень современная и при том мягко отстраняющая от современности, очень деликатная, но вовсе не обозначающая, что автор выбирает осторожность как жизненную или эстетическую стратегию. Книга Игоря Котюха во многом экспериментальна: ровно год (один из недавно прошедших) с июля по июль ведется литературный дневник, записи регулярно появляются на странице автора в Facebook’е, кстати, сейчас закрытой, и читать эти записи могут только избранные 33 человека. А теперь представьте, что тексты из социальной сети перекочевали под одну обложку, составили издательское и художественное целое: вроде как уже и не записи, а стихотворения в прозе, как бы ни казалась устаревшей эта номинация в свете существующего разнообразия поэтических и стихопрозаических форм.

 Разумеется, публикацией фейсбучных записей, фейсбучных романов нынче никого не удивишь. Записи — они же посты — это одна из излюбленных форм работы активно пишущих авторов, особенно критиков и тех, кто так или иначе фиксирует литературный быт, практически вытеснившая авторские колонки (до чего стремительно уходит в прошлое феномен колумнистики!). Другое дело, использование личной страницы в соцсети как ресурса, потенциально эстетически заряженного. Сколько мы знаем литературных масок, созданных с помощью соцсетей? Не очень-то и много, учитывая, что маска  маске — тамбовский волк, друг и товарищ, и что литературное сообщество в соцсетях не такое уж и многочисленное: все друг друга опознают или, по крайней мере, отдаленно отражают, а яркие дебюты не проходят незамеченными. Тогда следующий вопрос: сколько мы знаем поэтических текстов,  легко и непринужденно попадающих в паутину интернет-коммуникаций? Большое количество — не уследишь. И наконец, сколько мы знаем художественных проектов, продуманно осуществляющихся в рамках страницы одного автора (маски или авторские стратегии плюс тексты)? Ответ не предполагает обширного списка имен и перечислений. В общем, эксперимент с Facebook‘ом от Игоря Котюха получился интересный и актуальный во всех смыслах — и в смысле очередного шага по олитературиваниюпопулярной площадки коммуникации, и в смысле расширения поля художественности за счет перфомативности, как это принято в актуальном искусстве.

Соответственно тексты в книге «Естественно особенный случай», обозначенные в выходных сведениях как стихотворения в прозе, а в авторской благодарности 33 читателям — как стихи, располагаются в междискурсивномпространстве между стихами и дневниковыми записями в соцсетях. Это объясняет высокую степень авторской открытости (автор допускает читателя в сугубо приватное пространство), ибо запись в соцсети на какую-либо субъективно переживательную тему воспринимается в последнюю очередь как прямое лирическое высказывание. Между тем, стихи, замаскированные под записи дневникового характера в Facebook’е, формируют восприятие художественного текста как особо личного и таким непрямым образом заставляют вспомнить о дыхании «почвы и судьбы», о связи поэзии с интуитивным способом познания мира, а также о комплексе модернистских представлений с выдви-гающейся на первый план личностью самого поэта.

И еще. Читая эти тексты (я входила в число избранных, кто их видел в своей ленте), а затем и книгу, невольно начинаешь жалеть, что понятие сетературы как попытка обозначить формы взаимовлияния литературы и коммуникационных технологий больше не актуально. Ведь вот она, та самая литература, в создании которой участвует в том числе и сеть. Вот они, тексты, не просто размещенные в интернете, но вышагнувшие из него как из смыслопорождающей и формообразующей среды.

С другой стороны, если бы не соцсеть, то полем авторского эксперимента мог бы стать и обычный дневник, который нередко ведут поэты, в иных случаях охотно наделяя его поэтической функцией. И почему бы не протестировать такой дневник с помощью современных технологий на каком угодно количестве читателей, прежде чем обнародовать в виде книги?

Как бы то ни было, говорить о том, что книга состоялась только ради эксперимента, было бы неправильно. Сергей Оробий, отметивший «Естественно особенный случай» в своем обзоре на «Литеterraтуре», парадоксально, не очень разбираясь в тенденциях современной поэзии, но при том точно написал: «Вот книга, которая наверняка отпугнет 90% читателей… К счастью, современный литератор, сколь бы экстравагантные тексты ни создавал, имеет шанс достучаться до многих, даже если рассчитывает на некоторых». Книга, содер-жащая не такие уж привычные для широкого читателя стихопрозаические тексты, на самом деле привлекательна, ибо мир Игоря Котюха очень конкретен и узнаваем, практически близок каждому живущему на постсоветском или условно европейском пространстве. Это та реальность, которую мы видим и знаем, когда отрываем взгляд от Facebook’а, но при том не освобожденная от актуалийсовременности, дополненная повесткой ежедневных новостей, пропущенная через неизменно кривые фильтры соцсетей.

Например, открывающий книгу текст от  16 июня: «дождливое лето с несколькими закладками солнечных дней, посто­ янная влага на густой траве и вьюнок, берущий в тугой узел пышно разросшиеся кусты, ленивый футбол на полях франции и ветер, игра­ ющий детской вертушкой в саду, соседский кот трусливо пересекает двор — за ночь он стащил из оставленного на крыльце ведра шесть рыбок, две осталось, окунь и красноперка, давящий людей грузовик в ницце и бомбящий здание парламента вертолет в турции, бедные, бедные помидоры, еще зеленые». Сначала мы видим уютную повседневность, с летним дождливым садом, вороватым котом, удачной рыбал- кой, — практически рай, осуществление мечты о безоблачном частном существовании, даче или доме в сельской местности, о бесконечном мирном небе над головой. Однако сюда вторгаются ад внешнего мира, агрессия и смерть, которые, находясь где-то вовне, вне зоны досягаемости, оказываются, на самом деле, тревожаще рядом. Потому финальные помидоры — не турецкие, а явно из тех же широт, что и вьюнок, и пышно разросшиеся кусты, чье существование внезапно обнаруживает непрочность, хрупкость, и может быть разрушено в любую минуту. Нет никакого уютного стабильного мира, есть только территория, пока еще не присвоенная войной.

Поэзию Игоря Котюха сложно назвать остросоциальной, в ней нет манифестов, заявлений, риторики утверждения или протеста, зато в ней есть сознание, пытающееся отрефлексировать современность. Совре-менность социальна? О, да. И социальный тренд в поэзии весьма существенен. Вот и Игорь Котюх осознанно работает с социальной дискурсивностью, но работа эта не является самоцелью. Социальность определяет вторичный пласт смыслов после первичной повседневности. И если повседневность фиксируется автором в ее объективированной предметности (права Елена Дорогавцева, сравнивающая в послесловии тексты Игоря Котюха с текстами Дмитрия Данилова, ибо Данилов — признанный мастер фиксации повседневности), то социальность подчас определяет эмоциональный фон книги. А иногда и проговаривается в виде клише из новостей: «но как писать стихи в XXI веке, который “атака на америку”, “теракты во франции”, “война в украине”. который “бе­ женцы”, “пропаганда”, “культ силы”. как тут отдыхать или держать дистанцию, когда всего так много и оно так близко».

Однако, по большому счету, и повседневность, и социальность — всего лишь компоненты довольно пестрой и фрагментированной картины работы сознания, порождающего речь, — отсюда, кстати, и попытки метаописаний и выстраивания метадискурса, какие мы наблюдали в приведенном тексте с новостными клише. У сознания, разумеется, есть носитель — говорящий субъект Игоря Котюха целостен и щедро наделен автобиографическими и автопсихологическими чертами: перед нами портрет мужчины среднего возраста, социально состоявшегося, семьянина, поэта, имеющего литературный круг общения, иногда перемещающегося в пространстве Европы (Португалия, Украина), вполне себе симпатичного и очень взрослого по мироощущению. Но носитель сознания в данном случае, простите за философический радикализм, лишь приложение к самому сознанию, фиксирующему нелинейный поток мыслей, ощущений, различного рода информации, иногда столь напоминающей спам. Именно сознание сшивает воедино такие пестрые и неоднородные лоскуты реальности, точнее, множества реальностей, данных как в ощущениях, так и через виртуальные каналы. Чем-то этот многокрасочный перфоманс напоминает поточную манеру Евгения Гришковца, но Гришковец нередко словесно избыточен и поверхностен. Котюх же предельно лаконичен и пытается найти смысл там, где его изначально не должно быть, и смысл неожиданно находится, пусть даже сугубо поэтический.

«“в россии надо жить долго — до всего доживешь!” — иронически на­ ставляет опытный литератор молодого коллегу. и в этой фразе слы­шится одновременно приказ и обре-ченность, стоическое терпение и неизвестное будущее, движение и однообразные пейзажи. как пере­ мычка между двумя вагонами идущего поезда. как новый год между терактами в декабре и январе. как европа между вчера и сегодня и дальше» Пожалуйста, чего только в этом тексте нет: извечные разговоры о литературе и политике, попытка лингвостилистического анализа, клише массмедиа, лиризм и ассоциативная образность поэтического текста, наконец, то самое воспринимающее сознание, напряженно ищущее суть происходящего и произнесенного.

Это сознание, как уже замечалось, фрагментированное, но фрагменты как бы случайно, а на самом деле, спокойно и мастерки складываются в целостную многоаспектную мозаику. «в таллинне проходит молодежный праздник песни и танца. тысячи школьников танцуют на центральном стадионе. десятки тысяч поют на певческом поле. национальные костюмы, сияющие лица. родите­ ли делают селфи на фоне праздника и выкладывают фото в социаль­ ные сети: найди здесь своего ребенка. в это же время, в тарту, мой добрый приятель излагает один из способов измерения свободы: на каком расстоянии находится место на природе, где хотя бы час можно читать книгу вслух и чтобы никто тебя не потревожил. мне близка радость певческих праздников и острое желание уединиться на природе. одно дополняет другое, одно не мыслимо без другого. два полюса одной страны».

Попытки найти смысл в том, что довольно хаотично ощущается и воспринимается, отформатировать информационные потоки, дойти до того, что подчас не существует вообще, действуют просто завораживающе — не менее завораживающе, чем стремление увидеть обратную сторону вещного мира в творчестве повлиявшего на Котюха Яна Каплинского (еще одно точное сопоставление Елены Дорогавцевой). Но все-таки, наверное, самое ценное в книге Игоря Котюха то, что особенный случай здесь действительно особенный и действительно он не оставляет ощущения искусственности, даже при четком понимании того, как сделана книга.