Р т в е л и — так называется в Грузии благодатная пора сбора урожая, завер-шающая долгий, кропотливый труд виноградаря: защиту лозы от холодов, ее опрыскивание и окучивание, подрезку лишних отростков ради полноты стволовых побегов; если поспособствует погода, то и урожай будет хорош. Такой, какой нынче собирает в своем литературном вертограде Владимир Федорович Огнев — критик, литературовед, писатель и общественный деятель.

Автор десятков книг, опубликованных в разные годы, в последнее десятилетие Огнев издал несколько книг особо значимых, бросающих взгляд на пройденный путь, уточняющих обстоятельства литературного процесса, участником которого ему довелось быть, корректирующих оценки и отстаивающих многое из того, от чего нынче торопливо открещиваются собратья по цеху. «Амнистия таланта», «Фигуры уходящей эпохи», «Путем Одиссея»; подготовлена «Каменная книга», фрагменты которой печатались в разных изданиях, в том числе в «Дружбе народов». Вместе они дают объемную картину эпохи, одним из свойств которой была литературоцентричность, другими словами — совестливость. Автор знакомит нас с писателями Балтии и Кавказа, Украины и Белоруссии, Польши и Югославии, Венгрии и Италии, и, конечно же, с представителями русской словесности. Знакомство поучительное, вызывающее живой интерес, напоминающее о важности слова в мыслящем сообществе.

«Пабло Неруда говорил Эренбургу о том, что Огнев написал о его творчестве лучшую статью. А ведь о Неруде писали во всем мире», — вспоминал Расул Гамзатов. Ярослав Ивашкевич со смешанным чувством восхищения и досады восклицал: «С подлинной завистью прочитал я то, что пишет Огнев. Если б кто-нибудь так писал у нас... Истинное удовольствие!» А Корней Чуковский признавался: «Вы для меня — самый близкий. Мне часто сдается, что если бы я был молод, я обо многом писал как Вы».

Чем объяснить многообразие интересов и широкую географию автора, заслужившего признание классиков ХХ века? Только ли знанием языков и легкостью на подъем прирожденного путешественника — в этом Владимира Огнева превосходит разве что только Евгений Евтушенко.

Объяснение редкому свойству я нашел в словах двух прибалтов: «Ты создан для объединения, для примирения всех нас» (Юстинас Марцинкявичюс) и «Мне дорого Ваше гуманистическое стремление бороться за братство людей. Это святое чувство» (Эдуардас Межелайтис).

И впрямь Владимир Огнев положил много сил на создание в постсоветские годы новых объединяющих литературных структур, таких как Ассоциация писателей «Европейский форум» и международный литературный журнал «Феникс ХХ». Однако наступило время, не способствующее культурным начинаниям. В словах Бродского, приглашенного к сотрудничеству с журналом, слышна нотка усталости и сомнения: «Бог даст, Ваше издание и я протянем еще некоторое время, и нам удастся соединиться». Увы...

«Фигуры уходящей эпохи» — емкий том в 600 страниц. Это большая книга о большой эпохе и больших людях, работавших в ней, наполнявших ее своей энергией и талантом. Среди десятков ее персонажей с особым интересом я узнавал подробности жизни и творчества Симонова и Шкловского, Слуцкого и Сельвинского, Тихонова и Берггольц, Гамзатова и Кулиева, Бажана и Кирсанова, Асеева и Мартынова, Твардовского и Исаковского... А как многозначен блестяще написанный эпизод с Алексеем Крученых!.. Список велик, он мог бы быть гораздо длиннее, и я осознанно не укорачиваю его: условия нынешней жизни так стремительно стирают из нашей памяти культурную информацию, видимо, освобождая место для курсов валют и «голубых фишек», что необходимо пользоваться всеми поводами для сохранения памяти.

Есть у этой книги еще одно глубинное свойство: она полна любви и п е ч а л и, подзаголовком ей могло бы послужить название астафьевского шедевра «Последний поклон». Об этом же слова Даниила Гранина, обращенные к юбиляру: «Дорогой Володя!.. Как счастливо мы жили, спасибо, что оживил ушедших друзей!..»

Но, признаюсь, особое удовольствие мне доставили путевые очерки Владимира Огнева, собранные в книгу «Путем Одиссея». Нечасто нынешняя беллетристика дает так полно пережить эффект присутствия, который я испытал, читая «Исповедь партизана». Пластически вылеплен и психологически убедителен не только старый партизан-русофил Перо, но и официант ресторана, молодой черногорец, с трогательным тактом выполняющий поручение партизана — перевезти русского писателя из гостиницы в его дом.

Превосходна зарисовка «Рыбак и хиппи», в которой молодежь, спящая вповалку на ступенях древнего дворца Диоклетиана, похожа на перелетных птиц, опустившихся на седые теплые камни. «Ночью они казались детьми», — отмечает писательское отцовское сердце.

А большой рассказ «Черногорию надо видеть» с забавными диалогами в стиле Хемингуэя, с разнообразной информацией из истории края, с живо воссозданной дорогой в Котор и восемнадцатилетней Зорицей из корчмы, восхитительной оторвой с синяком под глазом и выбитым зубом! Такую прозу не перескажешь, ее надо читать. Как и рассказ о поездке по Италии, сопровождаемый дивной топонимикой: Болонья, Равенна, Анкона, Сан-Марино, Римини; с потрясающей синьорой Черви и бесподобным Тонино Гуэррой!..

Удивительно ли, что при таком богатстве впечатлений особый отклик в моем сердце нашли очерки о Грузии, близкой автору книги по творческим и дружеским связям; ведь среди выведенных в них персон я встретил почти родственно близких мне Эрлома Ахвледиани, Резо Габриадзе, Бубу Кикабидзе и самого Георгия Данелия, с которым Огнев сотрудничал в экспериментальной творческой мастерской «Мосфильма».

Глубокоуважаемый Владимир Федорович, мое юбилейное приветствие близится к концу. Как главный редактор «Дружбы народов» не могу не вспомнить с благодарно-стью Вашу поддержку переводческого дела — через учреждение премии Международного Литфонда; сегодня заботы такого рода не находят отклика и искусство перевода с языков ближних соседей доживает последние дни. Мы рады нашему многолетнему сотрудничеству и надеемся на его продолжение.

Лет десять назад на Международной конференции в Брюсселе Чингиз Айтматов назвал Ваши годы апостольскими, имея в виду «последовательность и силу убеждений, рожденных жизненным опытом». В год девяностолетия это определение великого степняка еще точней и уместней.

Дорогой Владимир Федорович, я не случайно начал свое приветствие с грузинского слова р т в е л и. От души желаю Вам ясной солнечной осени, какую Вам доводилось видеть на моей родине, щедрого благодатного урожая и той широты и увлеченности, с которой прожиты минувшие годы. Ваша творческая энергия и душевная цельность обнадеживают идущихследом.

М р а в а л ж а м и э р!  Многая лета!