* * *
Мы не волхвы, волхвы немы,
Мы рыбы с мутными очами,
Рыдающие лишь ночами,
Смущая мир осколком тьмы
И непонятными речами,
И хорошо, что палачами
Не сделались покамест мы.

Что нас спасает? Не народ.
Я сам не знаю, что спасает.
Но пламень жизни угасает,
А Русь ведь не положишь в рот — 
Она над нами повисает
И горсть земли сырой бросает
На гроб. Смешно? Наоборот.

Всё хорошо. Течёт река,
И Русь жива ещё, покуда
Плохое не случилось чудо — 
Пусть для меня, для дурака.
И жив Христос, и жив Иуда,
Дымится сребреников груда,
И вновь плывут в реке века.

Я помню, в детстве пас коров,
И говорила мне корова:
— «Небесного лишившись крова,
Припомни свой родимый кров — 
Без осетров и без костров».

Летние каникулы

Деревня, лето, мухи, мошкара,
Лежу себе на стареньком диване
И думаю, сходить бы к дяде Ване
За спиннингом, оставленным вчера.

Грызу уныло яблоко анис,
Ларошфуко читаю очень хмуро,
И бабочки, похожи на Амура 
Или Диану? — впархивают вниз.

Тут баба Шура мне стучит в окно:
«Серёжка, там у нас инпланетяне!»
Я хохочу. Она твердит одно:
«Пошли! Я их не видывала ране!»

Я выхожу, хотя Ларошфуко
Оставить как-то очень не хотелось.
Вдруг вижу, что не очень далеко 
На огородах столько баб слетелось!

Гляжу, у баб и топоры в руках,
И вилы, и ползут они угрюмо
В забытый богом, брошенный овраг — 
И светлою была их, верно, дума.

Ползут, полнебу выставив зады,
Чтобы пришельцам не было покоя,
Чтоб ни туды они и ни сюды,
Как и во время всякое лихое.

А оказалось, это просто зонд
Метеорологический, однако.
И потускнел внезапно горизонт,
Но не было обещанного знака.

А бабы ведь не дуры, и они
На части, части, части, части
Разрезали тот зонд на парники,
И радуясь, и веселясь отчасти.

Я думал, хоть и сам порой не слаб,
Но не считал себя вотще мессией:
Когда не будет этих русских баб,
Что станет с нашей солнечной Россией?

* * *
Ночь на дворе. Звёзды, как ёлку,
Украшают грушу, чьи плоды жёлтые
И тяжёлые падают оземь,
Чтобы ими лакомились
Молочные поросята.

А потом прилетает луна
И говорит сердито:
«Я что вам ворона какая-нибудь!
Кыш отсюда, пока я вас не поймала!
Я говорю — кыш отсюда!»

Звёзды улыбались, груша улыбалась,
А потом пришёл рассвет, и всё исчезло — 
И звёзды, и луна, и поросята,
Осталась роса и мечтательный светлячок,
Который тоже погас с рассветом.

* * *
На песчаном этом берегу
Я тебя, как солнце, сберегу,
Собирая разные игрушки,
Нет, ракушки, вот опять я лгу!

Волга призадумается вдруг — 
Ни друзей вокруг и ни подруг,
Только спиннинг с невскою катушкой — 
Так и завершается круг.

Вот и щучка — правда, хороша,
Вот и тучка, дождичек кроша,
Повисает нежно над тобою,
Чтоб твоя задумалась душа.

Кажется, я про тебя забыл,
Кажется, что я тебя любил.
Ладно, дождь пошёл. И что мне делать —
Щучку жарить иль уйти в распыл?

Жизнь — не пожелаешь и врагу!
Я тебя, как солнце, сберегу — 
Нежную, чужую и родную,
На песчаном этом берегу!

* * *
Я хочу, как Генри Торо, жить в лесу.
Возьму с собой коробок спичек и горсть пшеницы — 
А что ещё в лесу нужно?
Вон сколько и травок духмяных и целебных,
И грибков, и ягод.
А ещё можно ловить в озерце рыбку — 
Карасей, плотву и прочую краснопёрку.
Я выкопаю себе глубокую землянку,
Оберну её внутри пушистым мхом,
Который греет лучше, чем медвежья шкура.
А сверху сделаю крышу из дубовых и липовых веток.
Пшеничку, разумеется, я тоже посажу,
И года через три у меня будет такой урожай,
Что незачем будет ходить
В деревенский магазин за хлебом — 
Печку тоже я в своей землянке сложу.
И ко мне будут приходить звери,
И прилетать птицы,
А по ночам опускаться на крышу шалаша звёзды.
И мне будет так хорошо, как никому на свете.
Не надо будет ни брать вымогательных кредитов,
Ни долго ждать обещанной зарплаты — 
Зачем мне кредиты и зарплата,
Если и так всего под рукой.
А самое главное, что меня там в лесу
Не коснутся ни ревность, ни зависть,
Которые отравляют мне жизнь в городе.
Но самое обидное,
Что я никогда не буду жить в лесу.
Потому что.