Иванов Станислав Борисович — писатель и путешественник. Родился 11 октября 1979 года в Москве, закончил геофак МПГУ.

Публиковался в журналах «Октябрь», «Урал», «Дискавери», «Всемирный следопыт», «Медведь» и др. Автор двух книг прозы под псевдонимом Зоран Питич. Финалист премии Дебют-2004 и премии Казакова-2006. Книга «Расширенная версия Вселенной» входила влонг-лист премии «Национальный бестселлер» в 2015 году.

 

 

Когда я пытаюсь представить, что такое «человеческое достоинство», то вспоминаю величественную бабушку в очереди за хлебом. Она уже плохо ходила, а в ее руках тряслась мелочь, заранее приготовленная для покупки черного хлеба и подсчитанная точно до копейки. Подойдя к окошку палатки, она протянула продавщице несколько монет и сказала:

— Добрый день! Пожалуйста, половинку «Дарницкого».

Эти простые слова она произнесла в высшей степени отвлеченно от своего нынешнего положения согбенного болезнями и старостью человека с плохо слушающимися ее до сих пор ясный ум руками и ногами.

Она сказала: «Пожалуйста, половинку «Дарницкого» так, будто не пришла на рынок в одежде, которой несколько десятков лет, и словно наше государство, которое она строила, платило ей достойную пенсию, а не выдавало скудные средства для полунищенского существования. Она покупала черный хлеб, точно билет на оперу Монтеверди или на выставку Караваджо.

Возможно, она и не была одинокой, покинутой в старости родными, а просто не хотела быть в тягость детям или внукам, оплетенным соцсетями или развлекающимся на вечеринках, и ходила за хлебом сама из принципа. Если бы эта старушка только намекнула, что ей не хватает на буханку или просто попросила бы меня об одолжении — я отдал бы ей всю сдачу. Но такие женщины никогда ни о чем не просят. Да и вряд ли она в чем-либо нуждалась, кроме машины времени.

Что за глупости, будто мужчины не плачут? Да, я хотел пролить несколько капель, но не о бренности и несчастьях, постигающих людей, а глядя на то, с каким достоинством некоторые их принимают.

Выйдя из ступора, я купил хлеба с пирожными и понес их своей любимой бабушке.

 

Когда я хочу представить, что такое человеческая доброта, то вспоминаю солнечный июньский день в Таврическом саду. Мы допиваем «Темпранильо» на берегу пруда, встаем с газона и идем по аллее.

— Вам не нужны платки, ребятки? — спрашивает низенькая седая бабуля в изношенном плаще. — Вот, посмотрите!

Бабушка называет какую-то смешную сумму за изящный платок ручной работы, и моя прелестная спутница покупает не очень нужную ей вещь, расплатившись более крупной, чем нужно, купюрой и настаивая, чтобы бабуля не отдавала сдачу.

Она повязывает платок на голову, улыбается мне и становится еще прекрасней; а я, вместо того чтобы купить у бабушки-рукодельницы хотя бы еще один, любуюсь на мою милую Биби, борясь с желанием крепко прижать ее к себе и поцеловать в лобик. Моя нервная система в подобных ситуациях способна лишь на реакции торможения.

 

Сетуя на свою смертную сущность и страшась безвозвратного ухода в небытие, люди не замечают, что наши белковые тела как способ существования высших форм материи — самый идеальный инструмент для передачи любви друг другу. И ничего совершенней в известной Вселенной пока еще не возникло.

Размышляя о любви, можно дойти до разрешения фундаментальных вопросов и докопаться до глубинной сути явлений. Но этот путь возможно пройти, только если ваше сердце не занято лишь перегонкой крови по сосудам. Иначе ничего не выйдет, поверьте.

Меня абсолютно не волновали логические обоснования любви к конкретным людям, ибо она не нуждается в смысловых подпорках. Любовь — это ракетное топливо... нет, это сама многоступенчатая ракета, позволяющая преодолеть земное притяжение и раздвинуть оптические горизонты, чтобы увидеть наше подлинное предназначение. Или утешить себя этой пафосной иллюзией.

Мы всего лишь сцепление органических молекул, зыбкое сочетание нуклеопротеидов и завихрений квантовых полей. Но чем бы были все эти соединения и одинокие субатомные частицы, не осознающие сами себя и мало чем отличающиеся от абсолютной пустоты, если бы каким-то образом не сорганизовались в тебя и меня. И чем была бы Вселенная, если бы в ней не жили мы с тобой и другие мыслящие создания — такой же пустой и бессмысленной, как и флуктуации космического вакуума, если они не порождают новые одухотворенные миры. Мы соединяем части Мироздания и скрепляем воедино, чтобы оно не распалось и не деградировало через десятки триллионов лет, когда испарятся даже черные дыры, как прогнозируют астрофизические теории. Чем больше разумных существ, тем меньше хаоса в Универсуме. Все мы — люди на Земле и иные существа или разумные машины в неведомых и далеких мирах — поддерживаем вселенский гомеостаз. Вас устроит подобное объяснение?

 

Я сидел ночью за письменным столом за сутки до вылета в Перу, стараясь разъяснить себе и гипотетическим слушателям, что такое настоящая любовь, а заодно и другие человеческие загадки и качества. Совсем скоро я должен был оказаться в Лиме, потом пересечь боливийскую границу и помчаться на велосипеде по «Дороге смерти». Но в мои планы совершенно не входило на ней умирать. Скорее, я собирался действовать в духе героев из античных мифов, когда некоторым из них удавалось спуститься в Аид и выйти обратно.

Когда метагалактические и экзистенциальные бездны становились слишком невыносимо глубокими ималоподдающимися для анализа, я поворачивался к стене и смотрел на рисунок, на котором черный жираф шел в сторону гигантских баобабов. Раньше он висел на двери комнаты в питерской квартире на улице Рубинштейна, а теперь украшал стену над моим диваном. Для меня эта выполненная немного по-детски картина была дороже любого шедевра мировой живописи. Просыпаясь в Москве, первое, что я видел каждое утро — это африканский пейзаж, нарисованный Биби, которой я любил рассказывать о Серенгети и Масаи-Мара, куда она мечтала когда-нибудь попасть. Сегодня между нами было семьсот километров, завтра станет двенадцать тысяч. На самом деле — всего лишь ноль целых, пять сотых световой секунды. Смешные цифры, учитывая ускоренное расширение Вселенной, в которой из-за этого когда-нибудь погаснут все звезды и испарятся даже черные дыры, если мы и наши потомки не перестанем играть в обезьяний зверинец и что-нибудь не предпримем.

Кто-то сомневается, что время и пространство не властны над настоящими чувствами? Так оно и есть, я вас уверяю! Пока не начнутся необратимые повреждения структуры мозга и не произойдет полный коллапс электрохимических процессов. А до тех пор я абсолютно спокоен. Тем более, что, если память начнет отказывать, всегда можно открыть папку «Биби» на компьютере — этом искусственном недоинтеллекте, который все никак не может пройти тест Тьюринга. Может, оно и к лучшему, ибо тогда носителями недоинтеллекта станем мы сами.

 

— Можно у вас кое о чем спросить?

Посередине тротуара на Лиговском проспекте стоял паренек с потертым рюкзаком. Почему-то у меня возникло ощущение, что стоял он там уже давно и не выходил за пределы воображаемого круга.

— У нас нет денег, братишка, — поспешил я упредить его вопрос. — Вернее, мы потратим их на вино.

— И на сигареты, — добавила Биби. — Может у вас найдется прикурить?

— Нет, да я и не курю. Но почему вы сразу так подумали обо мне?

— Возможно потому, что пока я гулял вчера один по Питеру, то раздал всю мелочь симпатичным бродягам, алкашам и обычным прорицателям ядерной войны. Кстати, Биби, ты в курсе, что она начнется в 2020 году 22 июня в 4 утра?

— Какое совпадение! Сколько ты дал ему за эту информацию, Стас?

— За минуту до этого он поведал, что много лет назад обладал огромной властью и проиграл в Лас-Вегасе несколько миллионов долларов. Я посчитал, что такой могущественный человек не нуждается в моих жалких подачках. Не сочти за оскорбление, но в твоем новом городе количество фриков на квадратный километр просто зашкаливает.

— Это он не про вас, молодой человек! — вступилась Биби за всех питерцев, хоть и родилась в краю, где цветут лотосы.

— Ну конечно же не про вас, вы же еще у нас ни о чем не спросили!

 

Парень поначалу полез было в рюкзак, однако, прослушав наш диалог, словно бы передумал и не знал, что ему делать дальше. Набравшись мужества, он все-таки выпалил:

— Я хотел вас спросить, знаете ли вы, в чем смысл жизни?

Биби понимающе улыбнулась и ласково посмотрела на него:

— Уж точно не в Кришне. У тебя же там в рюкзаке книги, кришнаитская литература?

— Как вы догадались?

— Ты говоришь с просвещенными гедонистами, — засмеялась она. — Вряд ли твои доводы смогут нас хоть в чем-то убедить.

— Твой Кришна — всего лишь восьмая аватара Вишну, — сказал я, поддерживая градус просвещенности.

— Сколько тебе лет? — спросила Биби. — Семнадцать, восемнадцать?

Паренек немного смутился и решил мужественно накинуть себе пару лет:

— Побольше. Девятнадцать!

— Оставь свои книги, пойдем лучше с нами, погуляем, выпьем вина! — предложила Биби.

— Я не пью вино.

— Или ты не можешь сойти с этого места? Зачем ты следуешь чьим-то указаниям? Ну ладно, бери свои книжки и пошли с нами! Мы расскажем тебе о смысле жизни, только не стоя здесь на тротуаре.

Юноша и впрямь стоял здесь довольно долго, но был непоколебим:

— Вы не можете ничего знать о нем, и что с вами будет, не придя к Кришне, вот это я знаю точно.

О, как раз ничего-то ты и не знаешь, малыш. Когда ты поймешь это, встретив хорошую девочку и гуляя с ней по паркам, мы будем уже далеко. Вспомни потом наши слова и выпей за нас. Надеюсь, к тому времени я еще не буду удобрять собой деревья в других парках.

Но вслух я произнес: «Хари Кришна!», прощаясь с ним и оставляя его в воображаемом круге на проспекте.

 

— Биби, еще бы чуть-чуть и он уверовал бы в просвещенный гедонизм! Из тебя получилась бы хорошая проповедница!

Я готов был следовать за ней, куда угодно. Хоть в торговые центры, от которых в обычной жизни испытывал одно лишь раздражение.

— Мне кажется, мы почти спасли его! — согласилась она. — Слушай, Стас, а нам обязательно идти в «Асторию» — тебе слишком нужен этот литературный бомонд?

— Мне он вообще не нужен, особенно когда ты рядом со мной. Даже если бы меня вдруг объявили лауреатом «Нацбеста» и любой другой премии, я бы все равно провел этот день так же. И ты знаешь, что это не пустые слова. А разве ты не должна еще встретиться с Аней?

Биби достала телефон и показала разряженную батарейку:

— Давай лучше приготовим вместе плов! Ты ведь будешь помогать мне?

— Конечно! — согласился я. — Однако должен вас предупредить, милая сударыня, что я ни разу в жизни не резал лук, но ради вас готов немного поплакать незамутненными счастливыми слезами! Только сначала я куплю твой любимый «Карменер» и мы залезем на крышу! Хорошо?

— Хорошо!

 

Кто сказал, что счастье — это лишь его предвкушение или воспоминания о нем?

Мы пили из горла чилийское вино, сидя на петербургской крыше, освещаемые закатными лучами, а ее развевающиеся от ветра волосы щекотали мою щеку. Примерно такие кинематографические грезы посещали меня целый год, который я провел в философско-спортивной аскезе. А теперь я действительно находился в своей осуществленной мечте рядом с чудесной и восхитительной девушкой, вполне отчетливо осознавая, что, когда захочу вспомнить «лучшие моменты жизни», — это будет один из них.

 

— А знаешь, — говорю я, — прямо сейчас Вселенский квантовый компьютер автоматически вносит изменения в наши личные папки, которые повлияют на всю его работу в целом. И я думаю, от них он станет функционировать лучше!

— Ты считаешь? Но он же не сломается совсем без нашего вмешательства? — улыбнулась Биби, изображая чрезвычайное беспокойство.

— Пока не сломается, однако необходимо смотреть в будущее!

— Нет, подожди с будущим. Подожди, я серьезно... это что же, если сейчас где-то идет война, значит, в другом месте люди не полюбили друг друга?

— Все гораздо сложнее, Биби! Если Вселенная работает как один огромный компьютер — из-за этого может возникнуть короткое замыкание или что там бывает у квантовых компьютеров. Вся система даст катастрофический сбой. От подобных диссонансов где-то вспыхивает Сверхновая или сталкиваются галактики, — я все больше углублялся в недоказанные теории под действием «Карменера».

— О боже!

Моя очаровательная соратница по борьбе с энтропией с недоверием посмотрела на меня, и на ее красивом восточном лице снова заиграла загадочная улыбка:

— И что же нам делать, чтобы не допустить всего этого?

— Мы постоянно должны думать о поддержании космологической гармонии!

Биби повернулась навстречу уже почти зашедшему за крыши домов солнцу, села поудобнее и высказала маленькую просьбу, слегка откинув голову назад и посматривая в мою сторону:

— Почеши мне спинку. Да, вот так хорошо!

Она произнесла это с таким выражением — игриво и в то же время, словно изрекая сакральную мудрость, — что я и сам поверил, будто на моих глазах она спасла часть Вселенной от разрушения.