Рассказ

Антоничева Марта родилась в 1981 году в Баку. Окончила факультет филологии  и журналистики и аспирантуру Саратовского госуниверситета, кандидат филологических наук. Режиссер документального кино, литературный критик, драматург. Как критик печаталась в журналах «Урал», «Знамя», «Октябрь» и др. Живет в Саратове.

Андрей очень любил работу и совсем не любил жену. Работа давала ощущение собственной значимости, ценности, а вот жена — напрочь всего этого лишала, особенно когда что есть мочи орала матом по телефону, а Андрею было некуда спрятаться от сотрудников.

Эту слабость он, переняв привычку жены, сделал своей «фишкой» — каждый раз, чуть раньше или позже, Андрей начинал крыть матом подчиненных. А поскольку он был главным редактором службы новостей, то ругань его приходилось терпеть, как бесконечное сверление за стеной или сварливую тещу.

На работу он приходил первым, клал на стол небольшую кожаную сумочку, которую носил под мышкой, и доставал телефон. Телефон был с откидным флипом, и каждый раз перед тем, как принять звонок, Андрей небрежно, мизинцем, его открывал. Набирал номер хорошего знакомого и принимался, как он это называл, «трещать». «Треск» этот продолжался в течение часа-полутора, после чего Андрей орал на подчиненных, успевших дойти до работы, но еще до конца не проснувшихся. После этого спокойно заваривал кофе и обсуждал свежие новости с бухгалтером у кофе-машины.

Его чашка настолько почернела изнутри, что напоминала заброшенный колодец, но никто не предлагал и не советовал Андрею помыть ее, да и он никому не разрешал к ней прикасаться. На чашке было написано: «Сочи'93». Однако Андрей, любивший сначала отдохнуть, а потом пересказывать и показывать, как именно проходил его отпуск, почему-то ни разу не упомянул ни об этом городе, ни о событиях, с ним связанных.

О них хорошо помнила коммерческий директор Алёна, но с тех самых пор они с Андреем нечасто пересекались…

В тот день все началось, как обычно — с полуторачасовой болтовни Андрея по телефону. Он уже успел выпить кофе, выкурить несколько тонких сигарет и поскандалить с дворником («Хватит кормить голубей! Они срут мне на окно, прилетают и прямо на подоконник срут!»), когда из отдела рекламы прибежала всполошившаяся помощница Алёны.

Девушка принесла телефонную трубку и быстро сунула ее Андрею. Оказалось, это жена — не могла дозвониться до него по мобильному.

— Срочно тащи свою задницу домой, — велела жена и повесила трубку, она всегда так делала. Андрей объяснял ее поведение синдромом начальника и где-то в глубине души даже оправдывал. Но не в этот день.

Он раздраженно сел в машину, ожидая очередной выходки. Вроде той, когда заказанные в салоне итальянские шторы вдруг оказались короче самих окон, и жена от злости изодрала заказ в клочья. Пришлось возвращать их в таком виде в магазин и неуклюже врать, что это сделала собака, хотя никакой собаки у них отродясь  не было — жена даже рыбок завести не позволяла.

Дом будто только что ограбили: кресла перевернуты, а кругом — тишина. Когда Андрей зашел в спальню, там отчетливо пахло блевотиной, все белье с кровати комом валялось на полу. На кровати лежали обессиленные жена и сын Андрея. Сын тихо скулил.

— Заблевал всю кровать, фонтаном, — констатировала жена.

Решили вызвать платного врача («Ну не "скорую" же», — сказала жена). Принялись звонить в платные клиники, Андрея начало трясти. До этого сын болел всего однажды, когда в два года переел мороженого. Жар тогда длился три дня, за это время у Андрея пробились седые волосы — сын орал во все горло. К сегодняшнему повороту Андрей тоже был не готов.

— Если что-то срочное, вызывайте «скорую», — произнес безликий женский голос в трубке. — Я вас записываю на утро?

Андрей утвердительно кивнул и прошептал еле слышно: «Да». Он уже был готов вызвать кого угодно: и «скорую», и шаманов, и цыганку с соседней улицы. Сына безостановочно рвало и поносило, и это пугало его все сильнее. Но жена велела дождаться утра.

Ночью поспать не удалось: жена продолжала истерить и названивать своим родственникам. Вскоре приехали теща с тестем, вслед за ними – сестра с женихом, собралась было нанести визит и бабушка, но ей запретили.

Сыну лучше не становилось, он безостановочно плакал. Андрей был рядом с ним: вытирал то пот с горячего лба, то блевотину с подбородка, относил помыть в ванную, повторял какие-то успокаивающие фразы о том, что скоро пройдет и станет хорошо, но постепенно ему самому верилось в это все меньше.

Лицо сына осунулось, посерело, его глаза запали, под ними все более отчетливо проступали круги. Поначалу его даже развеселило, что сына пропоносило прямо на дорогущий белый ковер, который жена привезла из какой-то жаркой страны. Но когда сын стал все меньше походить на себя, а черная слизь текла и текла и не думала заканчиваться, Андрей испугался по-настоящему.

Он сел за компьютер жены и стал гуглить симптомы. За спиной маячили родственники, озвучивая самые жуткие варианты. Ему были неприятны и их тон, и само присутствие в доме чужих случайных людей (ну что здесь забыл жених сестры, кроме любопытства и лицемерного желания угодить даме сердца?), которые мешали ему собраться с духом и перестать стучать пальцами по клавиатуре, стараясь спрятать предательски трясущиеся руки.

Вдруг Андрей вспомнил, что у него в заначке лежит немного коньяка с кофе, спрятался от всех в туалете и за пару минут тихонько прикончил всю фляжку. После этого спать расхотелось совершенно, а сердце забилось так быстро, что, казалось, через несколько секунд остановится навсегда, отсчитав за это время все уготованные на будущее удары.

Наступило утро. Жена с тещей выпили на двоих почти весь пузырек корвалола, тесть захрапел в кресле на кухне, а сестра с женихом уехали, потрепав ребенка по плечу и уверив на прощание: «Все будет хорошо». Тот блеванул спросонья на ботинки жениха.

 Андрей сидел перед окном в спальне и смотрел, как небо понемногу становится серым, слушал, как начинают петь птицы, одна, потом другая, а когда показалось, что их хор стал совершенно невыносимым, приехали мусорщики и начали с грохотом переворачивать свои баки. Комната все больше заполнялась светом. Он смотрел и думал, как бы было хорошо, если бы болезнь сына отступила и они стали проводить больше времени вместе. Сходили бы на футбол, наконец. Может, он, Андрей, сделает что-то такое, к чему не был готов раньше, изменится, например, — конкретные идеи пока не приходили ему в голову, он ощущал лишь сильное желание. Андрей взмолился: он понял, на что готов выменять здоровье сына.

Андрей просил Бога о сделке: он навсегда перестает орать матом на подчиненных, только бы ребенок выздоровел. Он готов, он созрел отказаться от этой приятной привычки и променять свое карательное утро на более продуктивное занятие вроде пробежки (около дома Алёны, например, — мелькнуло где-то в подсознании и погасло).

Он готов. Только бы, только бы сын выздоровел, ну же, Бог, как насчет этого? Небольшая слеза скатилась из уголка глаза — в таком он был отчаянии. Ты согласен, Боже? — хотел спросить он, но не знал, куда надо смотреть: на небо в окне, на потолок или на крестик у себя на шее. На всякий случай он достал крест из-под одежды и внимательно вгляделся в фигурку на нем. Посчитав, что этого достаточно, он спокойно уснул на час или даже на два, обняв сына, который совсем ослабел и почти не шевелился. А чтобы доказать свою решимость, Андрей перевел телефон в беззвучный режим.

Врачи приехали, как обещали. Осмотрев ребенка, сделали пару уколов, выставили счет, написали рекомендации. Оказалось, у сына что-то вирусное, достаточно выпить пару таблеток, и все пройдет. Их визит занял всего несколько минут.

Это поразило Андрея: он полагал, что расстояние между серой, как пергамент, кожей ребенка и здоровьем должно равняться бездне с реанимацией и капельницами, но нет, одно от другого отделял укол. Единственное вливание глюкозы. Невероятно.

Сын проспал всю ночь и почти весь следующий день. К вечеру пришел в себя, попросил любимого печенья и прочитал в кровати с Андреем книгу про собаку. Ребенок был все еще слаб, но кожа уже порозовела, исчезли тени под глазами и прекратились судороги, которые так пугали жену. Ее родители успокоились и уехали домой. Андрей облегченно вздохнул, достал из шкафа любимый ром и, не колеблясь, выпил его до донышка.

Ночью снилось, как он бредет по пустыне и нигде, совершенно нигде, нет ни капли воды. Проснулся с сушняком, но голова не болела и на душе успокоилось.

На работе ничего не изменилось, и это сильно удивило Андрея — по его внутренним ощущениям прошло несколько лет. За это время он подзабыл, как общаться с подчиненными, — перенервничал. Очень болезненно отнесся к сводке происшествий: там фигурировали дети.

Дотянуть на одном месте до обеда оказалось тяжело, и Андрей под предлогом срочных дел сбежал в Детский мир. Бродил среди конструкторов, о которых в детстве не мог даже мечтать, каких-то невероятных самолетов, катеров с пультами управления и всевозможными «примочками». Вспомнил, как мальчишкой прыгал по гаражам, собирал красивые, гладкие камни на стройке, лазил по деревьям, делал лук и стрелы из веток и был счастлив.

Современные магазины радовали и пугали, когда он представлял себя десятилетним у этих полок. Наверное, он бы сошел с ума. А его сыну все это было не нужно. Открыв заметки в телефоне, Андрей стал искать, что же тот просил купить ему на праздники в подарок.

У них с сыном вкусы не совпадали: сыну нравились устройства, которые начинались со слова «микро». Микроскопы, микросхемы и всевозможные гаджеты. Он не знал, как вести себя на улице и чем там заняться. Казалось, кинь кто-то в него мяч, и тот отскочит от ребенка, как от стенки. С другими детьми сын общался через мобильные приложения.

Смущаясь, Андрей подошел к продавцу и стал перечислять, наверняка путая и коверкая, названия игрушек. Слава богу, тот понимал, о чем идет речь, и принес несколько небольших коробочек, содержимое которых невозможно было определить, не заглянув внутрь. Когда Андрей узнал цену этих невзрачных вещей, то замолчал, обматерил себя беззвучно, но все купил — не позориться же перед продавцом.

Сын был счастлив. Сгреб подарки, отнес их в свою комнату, и весь оставшийся вечер до Андрея сквозь стену доносилось, как он советуется с другом по скайпу, собирая непонятные детали. Андрей понял, что в этом он не авторитет, вмешиваться не стоит, и позволил ребенку по-своему радоваться подаркам.

На следующее утро он был особенно весел: больше двух часов проговорил с другом, обсуждая знакомых, отборно материл подчиненных, сделал пару комплиментов сотрудницам из отдела рекламы.

Позвонила жена. Андрей взял трубку и выслушал все ее бесконечные упреки и стенания о том, какой он кретин, и даже вызвался купить хлеб после работы. Главное — она сказала с самого начала — что с сыном все в порядке. Это означало: сегодня он точно неуязвим, а что будет завтра — не так уж и важно.