(Б.Бартфельд. «Возвращение на Голгофу»)

Борис Бартфельд. Возвращение на Голгофу: Роман. — М.: Эксмо, 2016.

Исторические события зачастую перекликаются или, если угодно, рифмуются. Иногда рифма бывает столь точной, что поневоле возникают мистические интерпретации истории. Смотрите сами: утром 17 августа 1914 года 1-я русская армия генерала Ренненкампфа перешла границу Восточной Пруссии, вступив в бой с германскими войсками. И точно в этом же месте советские войска вышли к границам гитлеровской Германии утром  17 августа 1944 года. Понятно, что последствия у этих событий были разными, но совпадение, согласитесь, вполне символическое.

Надо сказать, что Первая мировая война существует в сознании современников неким неотчетливым фантомом. Грандиозные события Второй мировой, каковая для нас — Великая Отечественная, заслонили в общественном сознании те далекие времена, когда на европейском театре военных действий сошлись сразу несколько могучих военных машин. Две из них — немецкая и российская — уж точно были могучими, и сражения на восточном плацдарме мировой войны были крайне жестокими, но все это как-то ускользает за границы восприятия. Вроде как Первая (по номеру) мировая на самом деле — десятая или шестнадцатая.

Борис Бартфельд возвращает читателя в ту эпоху, когда в Восточной Пруссии столкнулись армии кайзера и российского императора. Сошлись, что называется, не на жизнь, а на смерть. Причем в самом начале четырехлетней (как оказалось) военной эпопеи, буквально в первые недели войны, когда русскому оружию споспешествовала удача и ряд успешных и умелых операций создали предпосылки для весьма скорой победы России. Но события, увы, повернулись иным образом: внезапный разгром армии Самсонова, самоубийство генерала, отступление русских войск и т.п. Впрочем, не будем устраивать исторический ликбез, кому захочется — может заглянуть в официальные хроники, они давно в открытом доступе. Писатель же — не хроникер, у него другие задачи. Ему нужно пропустить события исторического масштаба через души своих персонажей, снизить общезначимое, «надчеловеческое», до «человеческого, слишком человеческого», а затем опять подняться вверх, до уровня символа. И, не побоимся этих слов, разглядеть и предъявить читателю пресловутую связь времен, каковая всегда норовит прерваться и распасться.

Именно этим, на наш взгляд, занимается прозаик Борис Бартфельд. Повествование в книге развивается в двух параллельных временных пластах, но в одной и той же точке пространства, на границах восточной Пруссии, вблизи литовской Кальварии, что по латыни означает: Голгофа. Тоже своего рода символ. Для русских солдат, отправившихся на войну из Кальварии и погибших на полях Пруссии в боях Первой мировой, это действительно была Голгофа. Причем, несмотря на их мужество и жертвенность — бесславная, повлекшая за собой поражение в войне в целом и приведшая к двум революциям. Потому и забытая на долгих 100 лет. Любая литературная символика, однако, должна возникать из человеческих отношений, из судеб персонажей. Поэтому автор и помещает в центр повествования русского офицера Николая Николаевича Орловцева, чья судьба оказалась намертво связана с войной и этой самой Кальварией-Голгофой. В 1914-м Орловцев в полной мере испытал горечь поражения в этом месте, будучи тогда штабс-капитаном царской армии. В 1944-м он — штабной офицер в штабе 3-го Белорусского фронта, которому предстоит освобождать Восточную Пруссию от нацистского зверя.

«И вот новая война, и судьба с роковой неизбежностью привела его к тем же рубежам. Теперь, с выходом к границам Пруссии, эти воспоминания обретали какую-то свою, особенную фантастическую реальность, причудливо перемешиваясь с текущими событиями фронтовой жизни». Среди персонажей книги он единственный, в чьем сознании эти два временных пласта соединяются естественным образом, поскольку в основе тут — личный военный и трагический жизненный опыт.

Впрочем, и других героев в книге предостаточно, причем каждый имеет «лица необщее выраженье», свою особую судьбу и сразу запоминается. Брянский мужик, ездовой Колька Чивиков, совсем молодой сержант-связист Ефим, лихой вояка комбат Марк, заряжающий Иосиф… Бойцы и офицеры артиллерийского полка готовятся к наступлению, и каждый из них переживает это по-своему. Это те самые «Ваньки, Васьки, Алешки, Гришки, — Внуки, братики, сыновья!», о которых писала Ахматова, те самые «рабочие войны», чьим каждодневным трудом и ковалась победа. Но чтобы их понять, заглянуть в их души, они должны быть выписаны автором в виде неповторимых характеров. Мы видим в книге и тех людей, кто воевал тридцатью годами раньше, в Первую мировую. Причем не только воевал, но и отдавал свои жизни. «Страшное зрелище представляло поле у фольварка, где накануне был атакован Оренбургский полк. Здесь вперемешку лежали русские и немцы. Здесь же полегли офицеры полка во главе со своим храбрым и несчастным командиром Комаровым!» Война есть война, и даже когда она движется к завершению, жертвы все равно неизбежны.

Но этим реестр персонажей далеко не исчерпывается. Особенностью романа является то, что выписаны еще и представители той стороны, вроде бы злейшие враги. Вроде бы — потому что автор не делает здесь разделения на «наших» и «не наших», по признаку — однозначное добро и бесспорное зло. Да, в высшем смысле правда — на стороне тех, кто ведет освободительную, а не захватническую войну, то есть на стороне Красной армии. Но тут уже, во-первых, не наша территория (в те времена Восточная Пруссия еще не была Калининградской областью, там жили этнические немцы), а у каждого защищающего свой дом есть своя правда; во-вторых, даже во вражеском окопе все равно находятся люди, а не черти с рогами. И эти люди ведут себя по-разному. Одни жестоки, безжалостны, их души, можно сказать, сгорели в топке войны.  Другие — сохраняют человечность, здравость, им не чуждо сострадание, они хотят не воевать, а жить, любить, воспитывать детей...

И уж вовсе не принадлежат к числу врагов мирные жители, которым, увы, зачастую приходится платить самую высокую цену за преступления тех, кто развязывает мировые бойни. Трагедия немецкого семейства, оказавшегося в зоне боевых действий, трогает душу не меньше, чем сцены гибели русских солдат. Вначале нелепо погибает юный фольксштурмовец Пауль, один из сыновей немки Анны, затем сержант Романенко насилует саму Анну чуть ли не на глазах двух оставшихся детей. После чего младший сын, Христиан, не выдержав позора и унижения, вешается на дереве в саду. Кошмар и ужас, который тоже имел место, потому что война высвобождает в людях звериное начало, самое темное и отвратительное, что есть в человеческой натуре, и мы тут не были исключением. В русской литературе подобное уже было описано, новым здесь является то, что именно среди наших солдат находятся те, кто противостоят злу, не только осуждают, но и решительно борются с ним. Центральное место в этом дискурсе добра и зла занимает образ Кольки Чивика. Природный крестьянин, мастеровитый и неунывающий, из брянских мужиков, носитель лучших черт широкого русского характера, во многом смягчающий отношения в артиллерийской батарее среди ожесточения войны.

Подобный показ событий создает объем и масштаб, дает возможность взглянуть на войну с разных сторон. И в конечном итоге — пробудить в читателе неприятие войны, понимание тотальности страдания, которую она несет. При этом вина вовсе не распределяется поровну между воюющими сторонами, это было бы крайне несправедливо. Просто автор сумел подняться выше вполне объяснимой упрощенной патриотической позиции, сумел встать на общечеловеческую точку зрения и, соответственно, возвысить до нее читателя. И создать настоящий русский гуманистический роман патриотической направленности.

Бесспорное достоинство книги — великолепное знание автором материала. Борис  Бартфельд — калининградский писатель, в пространственном смысле он родился, живет и работает именно в тех местах, которые описывает. Но есть ведь еще безжалостное время, которое хоронит детали и подробности, так что требуется немало сил и энергии, чтобы их раскопать, а затем осмыслить и использовать в повествовании. Автор взял на себя этот труд, поднял из глубины времени события той первой великой войны, осмыслил их, что в итоге позволило выстроить очень убедительный текст. Детали быта, особенности воинской жизни, атмосфера времени — все здесь вызывает доверие.

Однако, как говорилось выше, писатель не фиксирует бесстрастно время, он дает его образ, символический слепок. Война в романе предстает гигантским жертвенником, гекатомбой. На последних страницах погибают и комбат Марк, которому взрывом отрывает голову, и заряжающий Иосиф, что сам искал смерти, и главный герой Орловцев. Но жертвы все-таки оправданны, это своего рода искупление, и война в итоге не предстает абсурдной и бессмысленной бойней. «Тридцать лет назад мы отсюда, из Кальварии, тронулись в поход, который оказался долгим и тяжким восхождением на Голгофу. Мы взошли на эту Лобную гору. Каждый из нас, как Симон Киринеянин, нес свой крест. И все мы, как и он, рассеялись затем по полям и временам, а Воскрешения так и не случилось. Не случилось среди нас Иисуса Назаретянина. Поэтому и Родина наша рухнула в бездну. А теперь через треть века судьба снова привела нас сюда, на Голгофу и наш долг на этот раз спасти, воскресить страну. А для этого надо выиграть войну, добить зверя и тогда воскреснет Россия». Без Воскресения жертва напрасна, без любви напрасна смерть, и даже в страшных обстоятельствах войны эти истины не рассыпаются в прах.