1949 год. 16 сентября

Может, даже шпион

Когда стемнело, я вынес свою подвижную карту звездного неба и стал искать созвездия. Вокруг меня собралось несколько ребят и девчат. Тут к нам подошел незнакомый старик в старой засаленной фуражке, в грязной куртке, в стоптанных сапогах. У него была не­ длинная густая бородка и темные острые усы; красивые светлые глаза светились добротой. Странная внешность!

Он заговорил низким хриплым голосом:

— Ребята! Подскажите мне, где гут живут какие-нибудь извест­ ные кинорежиссеры!

Мы назвали несколько фамилий: Эйзенштейн, Филиппов, Юдин...

— Слышь», паренек, — обратился он к одному из нас. — Проводи меня к какому-нибудь из них, ты окажешь мне большую услугу!

Мы были озадачены. Кто-то сказал:

— Что ж, пойдемте...

Они пошли, я занялся своими звездами и тотчас забыл о стари­ ке, внешность которого напомнила мне Тома Айртона. Тут чья-то рука легла мне па плечо. Я обернулся — это был он.

— Сынок, я хочу поговорить с тобою.

Нас опять окружили жилдомские.

Ребята... — заговорил старик. — Сыночки, дочурки... Вы знае­ те, кто я? До войны я здесь работал и жил... Я был главным механи­ ком спецгаража, там, у троллейбусного круга. Тут все мои знакомые места... — Он стал что-то высчитывать на пальцах и вдруг выбросил руку: — Вон там — церковь!

— Верно, — ответили мы.

— А вон там во время войны стояли два танка!

— Тоже верно, — подтвердили мы.

— Вот! это ж мои родные места! — вдруг он заплакал. — Когда немец подошел, я командовал под Москвой танкистами! Я по­ жалел своих людей и не послал их на верпую смерть. А меня за это... к 18 годам... Но я доказал судьям, что я прав! И меня выпус­ тили...

Он выхватил из бокового кармана и развернул перед нами пас­ порт. «Липатов Андрей Ильич, 1908 года рождения...» — с фотогра фии смотрело молодое красивое лицо. Я поднял глаза на старика...

Он спрятал документ и хрипло сказал:

— Меня не сломили! Я был, есть и буду гражданин Советского Союза! Это для меня — все! Судьи извинились передо мной! И я не обижаюсь на них. Хотя мне тяжело. Юристы ошиблись — это ниче­ го. А вот советские хирурги спасли меня в госпитале. — Он задрал штанину и показал нам шрам па ноге. — Советские хирурги — вот кому честь и слава! — Снял фуражку, склонил голову. — Ничего, что у меня отросла борода, главное, что у меня осталось сердце! — Ударил себя в грудь. — И что мне вернули паспорт! А вы, ребятки, учитесь! Учитесь получше! — Он нашел главами меня. — Вот ты молодец, у тебя в руках карта, ты изучаешь звезды. Учитесь хорошо! Если бы мы не учились, мы бы не выстояли в вой­ну. — Он вдруг закричал: — И ведь есть еще сволочи!! Да, сволочи!! Которые желают зла нашей родине! С ними война будет трудная, хи­ трая... Потому, ребятки, учитесь! И защищайте родину так, как мы ее защищали! — Он закрыл лицо руками и всхлипнул. — А самое первое в жизни дело — это чтобы был товарищ. Товарищ — это все! У меня до войны был товарищ, он один из тех, кого вы мне назвали. Он не захо­тел меня принять! Шляпу надел! Шляпа, ребята, это хорошо, по это не все. Это ничего, что на мне грязная одежда, я еще сниму ее, я буду нужен! Я еще послужу родине! Я отстоял свое имя, я остался честным человеком! — Он опять заплакал. — А вот Эдуард Тисса вспомнил и узнал меня. Он мне даже денег дал... — В его руках появилось несколь­ ко бумажек. — Это товарищ, это — да. Ну, пойду. Надо идти. Хоро­шо мне с вами, ребятки, дочурки вы мои... Уходить от вас не хочется.

Он стал всем пожимать руки.

— Прощайте, милые вы мои. Может, еще приду к вам.

Трагедия этого человека встала передо мной. И какая трагедия!

Оказаться в тюрьме по судебной ошибке для такого преданного че­ ловека — это же страшно. Мне захотелось сказать что-то хорошее этому человеку. Шагнув вперед, я произнес, сбиваясь:

— Не отчаивайтесь! Вас выпустили — это же справедливо! У нас в стране все всегда кончается справедливо. А за ошибку — не нужно обижаться, не нужно. Вы еще послужите своему народу...

Он задышал шумно, схватил меня за руку:

— Паренек, дорогой ты мой... Спасибо! Я не отчаиваюсь! Я же знаю, что я честный человек!

И быстро ушел в темноту.

Я повернулся к ребятам:

— Какой несчастный человек.

— Пьяный трепач, — определил Костя Кашехлебов.

— Может, даже шпион, — заключил Юрка Мершин.