Бабенко Виталий Тимофеевич — прозаик, переводчик, издатель. Родился в 1950 г. в Москве. Окончил экономический факультет МГУ. Работал в 1973—88 гг. в журнале «Вокруг света», в 1988 г. основал и возглавил изд-во «Текст», с 2003 — гл. редактор изд-ва «Книжный клуб 36,6». Автор 7 книг повестей и рассказов, в т.ч. «До следующего раза» (М., 1990), «Оп!» (М., 2013). В «ДН» печатается впервые. Живёт в Москве.
Глупостихия*
Разве может у глупости быть высокий смысл? Еще как может! Особенно если она принимает форму поэтического (и не только поэтического) искусства.
«А на дереве ерши строят гнёзда из лапши...»
То, что здравый смысл считает правильным, логичным, устоявшимся, единственно верным, абсурд-глупость-нелепость-нонсенс-чушь выворачивает наизнанку, вытряхивает, выбивает тонким гибким прутом (обычная выбивалка для ковров тоже подойдет) и вывешивает на солнышко или под дождик, в зависимости от того, какая на дворе погода. В конце концов, как когда-то сказал Фрэнсис Бэкон (а уж он-то знал толк в юморе): «Нет отменной красоты, в которой не было бы странности хоть в каком-то отношении».
А еще один неглупый человек — замечательный эссеист Уильям Хэзлитт — заметил: «Высмеивание — проверка истины». И наконец, на моей стороне Гилберт Кит Честертон, который блистательно выступил в защиту глупости. Его эссе, написанное в 1902 году, так и называется: «Защита глупости», — и там есть такие знаменательные слова: «...в конце концов, человечество, по большей части, всегда рассматривало здравый смысл как своего рода шутку».
Что же, абсурд — это род юмора? Или сатиры? Э-э, нет. За поддержкой придется обратиться к еще одному авторитету в области абсурда — американской писательнице и поэтессе Кэролин Уэллс, которая составила не одну антологию бессмыслицы.
«...sense of nonsense — столь же особая часть нашего склада ума, как и чувство юмора, — написала госпожа Уэллс еще в 1910 году, — и вместе с тем никоим образом ему не тождественная». «Чувство чуши» — вот что такое «sense of nonsense»! (Слышите созвучие чу- — чу-? Это называется анафорой — просто к сведению.)
И чувство чуши с чувством юмора — не совпадают, тут Кэролин Уэллс абсолютно права. Можно обладать одним и не обладать другим. Точнее, так: имеющий чувство юмора необязательно воспримет чушь, а вот тот, кто наделен чувством чуши, юмор впитает — всенепременно.
Сатира — обличает.
Юмор — высмеивает.
Чушь — выворачивает наизнанку. Причем делает это не со зла, но весело и по-доброму.
А вот абсурд может быть злым. И сатира тоже. И даже юмор.
Чушь — никогда.
Мне как переводчику хотелось показать не только произведения веселых британских писателей и поэтов, но великую и могучую традицию, существующую в английской поэзии с давних-предавних времен. Очень уж мощный поток поэзии бессмыслицы течет — не иссякая, а только полнясь — вот уже тысячу (!) лет с Британских островов.
По мнению Дугласа Хофштадтера: «Возможно, одно из достоинств глупости заключается в том, что она открывает перед разумом новые возможности. Простое расположение рядом нескольких случайных слов может отправить разум в полет к воображаемым мирам. Словно бы здравый смысл слишком уж приземлен, и нам время от времени требуется передышка. Возможно также, что здравый смысл слишком уж нас сковывает. Глупость рисует нам, что лик Вселенной непостижим, а здравый смысл подчеркивает, что он постижим. Ясно, что и то и другое одинаково важно».
Для кого же предназначена абсурдная поэзия, эдакая глупоэтическая коллекция? Да, в общем, для всех. Для всех, кто слышит.
Сэр Уильям Швенк Гилберт (1836—1911)
Прибой души
Ох, жду шквал, что забросит меня
Из села, что Скудельным зовётся,
В край, где пыль иноземного дня
В пыльном завтра землёй обернётся.
Heart-Foam
Oh! to be wafted away
From this black Aceldama of sorrow,
Where the dust of an earthy to-day
Makes the earth of a dusty to-morrow.
Кроткая Алиса Браун
Вот вам Алиса Браун, чей отец — ворюга, ясно?
В посёлке итальянском папа был грозой ужасной.
Мамаша недурна на вид, но дура — без прикрас.
Хотя не о родителях я поведу рассказ.Сидит на подоконнике Алиса как-то — бомм! —
Милейший юный джентльмен проходит под окном.
Его открытый, ясный взор лишил Алису сна.
«Ну разве мы не пара с ним?» — подумала она.Ах, цвет аристократии! И можно ожидать,
Что каждый день пройдёт он мимо в девять сорок пять.
Работал на таможне он (тут рядом — пять минут),
И мимо дома Браунов лежал его маршрут.Слыла Алиса набожной (и папа ведь — гроза!):
Как можно на таможенных смотреть во все глаза?!
Она пошла к священнику, который папу знал
И все грешки семейные тактично отпускал.«Святой отец, вас огорчит, — Алиса начала, —
Что я такой беспутной и развратной стать смогла.
Нет грешницы несчастнее, и я в большой беде».
Сказал отец: «Что б ни было, ответь мне: как и где?»«Я помогала мамочке похитить малыша;
Потом мы с папкой резали парнишку не спеша.
Я как-то чек подделала, награбила белья,
За перстенёк коралловый дитя убила я».Вздохнул достойный пастор и слезинку уронил.
«Зачем себя ты судишь столь сурово? — он спросил. —
Кончать дитя не стоило, хотя б и за коралл,
Но стоит каждый твой грешок полкроны, я б сказал.Ах, девочки есть девочки, игривы и юны,
В головках их мозги старух водиться не должны.
Девичьи шалости не след судить, тут нужен такт.
Полкроны, пять грехов — умножь! Две с половиной: факт!»«Отец, — Алиса молвила, — какая благодать!
И всё настолько дёшево — словами не сказать.
Таких щедрот обилие я не смогу забыть,
Но вот ещё один грешок — не знаю, как с ним быть.Есть тут приятный джентльмен (ресницы — словно пух),
Его в окно я видела, когда ловила мух.
Я от стыда краснею, но назад мне хода нет:
Ему я подмигнула раз, а он мигнул в ответ!»«Какой позор! — вскричал отец (а звали его Пол). —
Я не слыхал, чтоб кто-нибудь такую чушь молол!
Тебе в мужья назначен, дрянь, большой профессионал —
Второй грабитель в банде, мне твой папа так сказал.Всплакнут твои родители от новостей таких!
Столь щедрые клиенты мне дороже всех других.
Я голода не ведаю десятки лет, небось:
Семьи преступнее твоей мне знать не довелось!Приход мой скучен до смерти, здесь тишь да благодать,
Все столь добропорядочны, что даже смех сказать!
Ты выйдешь за приличного, избавишься от зол,
И что? Куда же денется тогда твой падре Пол?»Отец достопочтенный встал, метнулся за порог
И к Брауну-грабителю помчался со всех ног —
Шепнуть, что дочка вздорная не мух ловила — нет! —
Глазком стреляла мытарю, а тот стрелял в ответ.Сказал грабитель ласково — он прятать гнев умел:
«Таможенник? Ну что ж, отец, он будет бел, как мел.
Я вздую франта так, что он завоет от тоски,
А жёнушка моя его порежет на куски.Мне ведомы мотивы человеческой души:
Девицы любят живеньких, хоть падай, хоть пляши.
Увидит дочка ломтики — не франт, а свежина! —
Глубоким отвращением проникнется она».В два счёта Браун выследил таможенника — тот
На площади окраинной стоял, разинув рот, —
И вмиг прибил негодника дубинкой со свинцом,
А леди Браун франта расчленила перед сном.Алиса успокоилась, не чувствует вины,
Она ни разу больше не давала слабины
(Ведь слабость — грех неслыханный!), а мужем ее стал
Второй грабитель в банде и большой профессионал.
Gentle Alice Brown
It was a robber’s daughter, and her name was Alice Brown.
Her father was the terror of a small Italian town;
Her mother was a foolish, weak, but amiable old thing;
But it isn’t of her parents that I’m going for to sing.As Alice was a-sitting at her window-sill one day,
A beautiful young gentleman he chanced to pass that way;
She cast her eyes upon him, and he looked so good and true,
That she thought, «I could be happy with a gentleman like you!»And every morning passed her house that cream of gentlemen,
She knew she might expect him at a quarter unto ten,
A sorter in the Custom-house, it was his daily road
(The Custom-house was fifteen minutes’ walk from her abode.)But Alice was a pious girl, who knew it wasn’t wise
To look at strange young sorters with expressive purple eyes;
So she sought the village priest to whom her family confessed,
The priest by whom their little sins were carefully assessed.«Oh, holy father,» Alice said, «’twould grieve you, would it not?
To discover that I was a most disreputable lot!
Of all unhappy sinners I’m the most unhappy one!»
The padre said, «Whatever have you been and gone and done?»«I have helped mamma to steal a little kiddy from its dad,
I’ve assisted dear papa in cutting up a little lad.
I’ve planned a little burglary and forged a little check,
And slain a little baby for the coral on its neck!»The worthy pastor heaved a sigh, and dropped a silent tear —
And said, «You mustn’t judge yourself too heavily, my dear —
It’s wrong to murder babies, little corals for to fleece;
But sins like these one expiates at half-a-crown apiece.»«Girls will be girls — you’re very young, and flighty in your mind;
Old heads upon young shoulders we must not expect to find:
We mustn’t be too hard upon these little girlish tricks —
Let’s see — five crimes at half-a-crown — exactly twelve-and-six.»«Oh, father,» little Alice cried, «your kindness makes me weep,
You do these little things for me so singularly cheap —
Your thoughtful liberality I never can forget;
But O there is another crime I haven’t mentioned yet!»«A pleasant-looking gentleman, with pretty purple eyes,
I’ve noticed at my window, as I’ve sat a-catching flies;
He passes by it every day as certain as can be —
I blush to say I’ve winked at him and he has winked at me!»«For shame,» said Father Paul, «my erring daughter! On my word
This is the most distressing news that I have ever heard.
Why, naughty girl, your excellent papa has pledged your hand
To a promising young robber, the lieutenant of his band!»«This dreadful piece of news will pain your worthy parents so!
They are the most remunerative customers I know;
For many many years they’ve kept starvation from my doors,
I never knew so criminal a family as yours!»«The common country folk in this insipid neighborhood
Have nothing to confess, they’re so ridiculously good;
And if you marry any one respectable at all,
Why, you’ll reform, and what will then become of Father Paul?»The worthy priest, he up and drew his cowl upon his crown,
And started off in haste to tell the news to Robber Brown;
To tell him how his daughter, who now was for marriage fit,
Had winked upon a sorter, who reciprocated it.Good Robber Brown, he muffled up his anger pretty well,
He said, «I have a notion, and that notion I will tell;
I will nab this gay young sorter, terrify him into fits,
And get my gentle wife to chop him into little bits.»«I’ve studied human nature, and I know a thing or two,
Though a girl may fondly love a living gent, as many do —
A feeling of disgust upon her senses there will fall
When she looks upon his body chopped particularly small.»He traced that gallant sorter to a still suburban square;
He watched his opportunity and seized him unaware;
He took a life-preserver and he hit him on the head,
And Mrs. Brown dissected him before she went to bed.And pretty little Alice grew more settled in her mind,
She nevermore was guilty of a weakness of the kind,
Until at length good Robber Brown bestowed her pretty hand
On the promising young robber, the lieutenant of his band.
Баллада: Кошмар
(Кошмарная песнь лорд-канцлера)Ты улёгся едва, но болит голова, и твой отдых снедаем смятением,
И ты волю даёшь языку, ни на грош не тревожась о чьём-либо мнении;
Мозг горит, а постель задала себе цель довести тебя до сумасшествия:
Начала простыня, ради шутки она боевые затеяла действия;Осознав: это шанс! — одеяло в альянс с ней вступило, занявшись щекоткою,
Да такой, что не встать — не поймёшь, где чесать! — лучше смертью покончить короткою.
Всё белье на полу, лежит кучей в углу, — чьей рукою туда оно брошено?
Ты берёшь его, но вместе с ним заодно и подушка: она перекошена!В голове — та же боль, а в глаза словно соль сыпанули, но ты тем не менее
Погружаешься в сон, только лучше бы он не пришёл — столь ужасны видения.
Что за сон? — Не поймёшь! Ты как будто плывёшь по Ла-Маншу на утлом судёнышке,
Что размером с клозет, или даже буфет, в общем, ящик с тонюсеньким донышком, —Но здесь куча родных, и своих, и чужих, все при этом как волки голодные:
Ненасытна орда, все сожрёт без следа — и кисель, и закуску холодную;
Южный Кенсингтон — вот где подсел этот сброд, а твой стряпчий (как смог он придвинуться?!) —
Ростом что лилипут — тоже чавкает тут: говорит, ему только одиннадцать.Стряпчий, может быть, юн, но играет в понтун (пароход вдруг каретой представился),
Он таращит глаза: у вас по два туза, и сдающий, выходит, проставился.
Он на вас очень зол, а на вас — не камзол, вы — в рубашке и брюках с подтяжками,
Вы почти в неглиже и замёрзли уже, и вас велик несёт во все тяжкие.Стряпчий тоже в седле (те, кто на корабле был, — все стали велосипедистами) —
Он бубнит морякам, как им с ним пополам быстро сделаться капиталистами:
«Это просто понять: по дешёвке скупать надо всё без какой-либо помощи —
Паруса, нафталин, канифоль, керосин, — потому что посредники — овощи!Чтоб взрастить продавца, надо взять молодца — землекопа (женатого, с дочками):
Он воткнёт торгаша в землю, тот не спеша прорастёт и покроется почками;
Зеленщик как подвой одарит нас айвой, или клюквой, иль, может, оливками,
А кондитеров куст на рожки будет густ, и на булки, на вафли со сливками.В пенс оценим мы пай, это явно не рай, но паи и у "Бэрингз" — не пряники...»
Объявляют делёж, твоим акциям — грош, сон бежит от тебя в дикой панике —Ты — полнейший болван,
Твоя шея — чурбан,
Ты сопел, словно дед,
Лбом упершись в паркет,
И нога отекла,
Кровь из рук отлила,
И мурашки кругом,
И в груди тесный ком,
Ты храпел, как в лесу,
Жирный клоп на носу,
В горле — ягельный мох,
Ты почти что оглох,
И от жажды язык шевелиться отвык, — вот так сон, даже щёки состарились!Но ушла темнота, день настал — красота! —
Ночь была как без дна, песня тоже длинна, —
Слава Богу, что обе преставились!
Lord Chancellor’s Nightmare Song
Ballad: A NightmareWhen you’re lying awake with a dismal headache, and repose is taboo’d by anxiety,
I conceive you may use any language you choose to indulge in, without impropriety;
For your brain is on fire — the bedclothes conspire of usual slumber to plunder you:
First your counterpane goes, and uncovers your toes, and your sheet slips demurely from under you;Then the blanketing tickles — you feel like mixed pickles — so terribly sharp is the pricking,
And you’re hot, and you’re cross, and you tumble and toss till there’s nothing ‘twixt you and the ticking.
Then the bedclothes all creep to the ground in a heap, and you pick ‘em all up in a tangle;
Next your pillow resigns and politely declines to remain at its usual angle!Well, you get some repose in the form of a doze, with hot eye-balls and head ever aching.
But your slumbering teems with such horrible dreams that you’d very much better be waking;
For you dream you are crossing the Channel, and tossing about in a steamer from Harwich —
Which is something between a large bathing machine and a very small second-class carriage —And you’re giving a treat (penny ice and cold meat) to a party of friends and relations —
They’re a ravenous horde — and they all came on board at Sloane Square and South Kensington Stations.
And bound on that journey you find your attorney (who started that morning from Devon);
He’s a bit undersized, and you don’t feel surprised when he tells you he’s only eleven.Well, you’re driving like mad with this singular lad (by the by, the ship’s now a four-wheeler),
And you’re playing round games, and he calls you bad names when you tell him that «ties pay the dealer»;But this you can’t stand, so you throw up your hand, and you find you’re as cold as an icicle,
In your shirt and your socks (the black silk with gold clocks), crossing Salisbury Plain on a bicycle:And he and the crew are on bicycles too — which they’ve somehow or other invested in —
And he’s telling the tars all the particulars of a company he’s interested in —
It’s a scheme of devices, to get at low prices all goods from cough mixtures to cables
(Which tickled the sailors), by treating retailers as though they were all vegetables —You get a good spadesman to plant a small tradesman (first take off his boots with a boot-tree),
And his legs will take root, and his fingers will shoot, and they’ll blossom and bud like a fruit-tree —
From the greengrocer tree you get grapes and green pea, cauliflower, pineapple, and cranberries,
While the pastrycook plant cherry brandy will grant, apple puffs, and three corners, andBanburys —The shares are a penny, and ever so many are taken by Rothschild and Baring,
And just as a few are allotted to you, you awake with a shudder despairing —You’re a regular wreck,
with a crick in your neck,
and no wonder you snore,
for your head’s on the floor,
and you’ve needles and pins
from your soles to your shins,
and your flesh is a-creep,
for your left leg’s asleep,
and you’ve cramp in your toes,
and a fly on your nose,
and some fluff in your lung,
and a feverish tongue,
and a thirst that’s intense, and a general sense that you haven’t been sleeping in clover;But the darkness has passed, and it’s daylight at last,
and the night has been long — ditto, ditto my song —
and thank goodness they’re both of them over!
Алджернон Чарлз Суинберн (1837—1909)
Высший пантеизм в ореховой скорлупе
Того, кого видим, нет; но тот, кто невидим, — есть;
Ясно, что это не так; но истин в этом — не счесть.Что? и откуда? и как? Там, где верх, там и низ, — это сложно?
Раз молниям можно без грома, то грому без молний можно.Сомненье есть вера, пожалуй; но вера, по сути, — сомненье;
И вере не нужен факт; но вера без фактов — мученье.Куда? Отчего? Почему? Ведь рожь и овёс — не чумиза;
Прямые совсем не кривы; но верх все же ниже низа.Два плюс один — не один; но один плюс ничто — это два;
Истина вряд ли солжёт, да и ложь не во всём уж права.Весь мир параллелен, и всё в нём наперекосяк;
Вы — это явственно я, но ведь я же не вы? Это так!Тот, кто незрим, очевиден, а тот, кого зрим, — только тень;
Дни — это дребезги бед; каждый день — дребеда-дребедень.
The Higher Pantheism in a Nutshell
One, who is not, we see; but one, whom we see not, is;
Surely, this is not that; but that is assuredly this.What, and wherefore, and whence: for under is over and under;
If thunder could be without lightning, lightning could be without thunder.Doubt is faith in the main; but faith, on the whole, is doubt;
We cannot believe by proof; but could we believe without?Why, and whither, and how? for barley and rye are not clover;
Neither are straight lines curves; yet over is under and over.One and two are not one; but one and nothing is two;
Truth can hardly be false, if falsehood cannot be true.Parallels all things are; yet many of these are askew;
You are certainly I; but certainly I am not you.One, whom we see not, is; and one, who is not, we see;
Fiddle, we know, is diddle; and diddle, we take it, is dee.
Барри Пэйн (1864—1928)
Мартин Лютер в Потсдаме
Найдётся ли гром для него? А зарница?
В глубинах глубин и в высотах высот?
Где буря найдёт акварель и корицу?
А раб свою цену в алмазах — поймёт?Когда звездопад ночью спляшет мазурку,
А белки моих глаз станут снега белей,
И кучер хмельной голубую каурку
Погонит в страну Елисейских полей, —Ах и ах! ты придёшь и навалишься тушей.
Да, я плоский, увы, а ты очень тяжёл,
Но дома меня не найдёшь — слушай! слушай! —
На фалдах меня унесёт мой камзол.Меня втянут в свирель, а испустят колечком,
Я послушаю звёзд фиолетовый зов,
Стану искрой и тут же застряну в воротах,
Несказанно закрытых для сказанных слов.Вот зарница опять. Что за цвет её? Серый?
Драной кошки? Монетки? Трухлявого пня?
Или мэра мамашу назначили в пэры?
Или это кобыла погожего дня?Или это косарь? Кто его разменяет?
Поле гольфа не косят, и скакать там нельзя.
Вы подумайте: лунки! — там ногу сломает
Любой жеребец. Вот так жребий, друзья!Не поняли? Правда, что ль? Ну вы даёте!
Уйду я от вас далеко-далеко,
Туда, где зуавы, и зубры, и тёти,
И дяди живут и не пьют молоко,Где всё перепутано, всё непохоже,
Где грех с доброчестьем — в лиловом чаду,
Где шпили церквей — под ногами, и всё же
Никто не заплатит викарию мзду!Там ночью в траве змеи бряцают лирой —
Кобылы и кобры так любят траву!
Там мальчик гуляет, читая Шекспира, —
Таких я не видел, хоть долго живу.Девчонка гуляет вообще без понятий,
Гулянию нет ни конца, ни начала, —
Корова, и птичка, и мерин гуляют,
Болтаются все, словно так им пристало.Но, сэр, всё прекрасно! Друзья мне сказали,
Что надо б стихам моим смысла придать.
Ах, нет, сэр, от смысла мы все приустали.
Без смысла — без всякого! — проще писать.Названье стиха — словно муха в компоте.
Как счесть миллионы трудяг дурачьём?
Они, как в фокстроте, проводят в работе
Всю жизнь, а названье и здесь ни при чём.
Martin Luther at Potsdam
What lightning shall light it? What thunder shall tell it?
In the height of the height, in the depth of the deep?
Shall the sea — storm declare it, or paint it, or smell it?
Shall the price of a slave be its treasure to keep?When the night has grown near with the gems on her bosom,
When the white of mine eyes is the whiteness of snow,
When the cabman — in liquor — drives a blue roan, a kicker,
Into the land of the dear long ago.Ah! — Ah, again! — You will come to me, fall on me —
You are so heavy, and I am so flat.
And I? I shall not be at home when you call on me,
But stray down the wind like a gentleman’s hat:I shall list to the stars when the music is purple,
Be drawn through a pipe, and exhaled into rings;
Turn to sparks, and then straightway get stuck in the gateway
That stands between speech and unspeakable things.As I mentioned before, by what light is it lighted?
Oh! Is it fourpence, or piebald, or gray?
Is it a mayor that a mother has knighted,
Or is it a horse of the sun and the day?Is it a pony? If so, who will change it?
O golfer, be quiet, and mark where it scuds,
And think of its paces — of owners and races —
Relinquish the links for the study of studs.Not understood? Take me hence! Take me yonder!
Take me away to the land of my rest —
There where the Ganges and other gees wander,
And uncles and antelopes act for the best,And all things are mixed and run into each other
In a violet twilight of virtues and sins,
With the church-spires below you and no one to show you
Where the curate leaves off and the pew-rent begins!In the black night through the rank grass the snakes peer —
The cobs and the cobras are partial to grass —
And a boy wanders out with a knowledge of Shakespeare
That’s not often found in a boy of his class,And a girl wanders out without any knowledge,
And a bird wanders out, and a cow wanders out,
Likewise one wether, and they wander together —
There’s a good deal of wandering lying about.But it’s all for the best; I’ve been told by my friends, Sir,
That in verses I’d written the meaning was slight;
I’ve tried with no meaning — to make ‘em amends, Sir —
And find that this kind’s still more easy to write.The title has nothing to do with the verses,
But think of the millions — the laborers who
In busy employment find deepest enjoyment,
And yet, like my title, have nothing to do!
Редьярд Киплинг (1865—1936)
Эскиз на тему высоты, выполненный тушью
Путифар Глупс, инженер,
Залез на большой шифоньер.
Я улёгся в кровать, чтобы лучше понять:
Зачем ему высотомер?Потифар Глупс, инженер,
Моложе меня не в пример.
Каждый мост его — бах! — рассыпается в прах,
Вот такой у него глазомер!Потифар Глупс, инженер,
Страдает нехваткой манер;
Мне совсем невдомёк, чем он сердце увлёк
Прекрасной Мехимтабель Клэр.Потифар Глупс — инженер,
К нему благосклонен Премьер:
Я для них — фанфарон, а друг другу поклон
Кладут они с места в карьер.Потифар Глупс, инженер,
Любой одолеет барьер,
Чтоб занять важный пост, а ведь тут целый хвост
Достойных — как я, например.Ленив и безмозгл инженер,
И хуже меня, лицемер!
Почему — что за трюк? — ему всё сходит с рук?
Ведь он поразительно сер!Красотка Мехитабель Клэр,
Скажи мне — ведь я легковер, —
Если б я высотой был как Потифар, — стой! —
Ты бы стала моею, machure?
Study of an Elevation, in Indian Ink
Potiphar Gubbins, C. E.,
Stands at the top of the tree;
And I muse in my bed on the reasons that led
To the hoisting of Potiphar G.Potiphar Gubbins, C. E.,
Is seven years junior to Me;
Each bridge that he makes either buckles or breaks,
And his work is as rough as he.Potiphar Gubbins, C. E.,
Is coarse as a chimpanzee;
And I can’t understand why you gave him your hand,
Lovely Mehitabel Lee.Potiphar Gubbins, C. E.,
Is dear to the Powers that Be;
For they bow and They smile in an affable style
Which is seldom accorded to Me.Potiphar Gubbins, C. E.,
Is certain as certain can be
Of a highly paid post which is claimed by a host
Of seniors — including Me.Careless and lazy is he,
Greatly inferior to Me.
What is the spell that you manage so well,
Commonplace Potiphar G.Lovely Mehitabel Lee,
Let me inquire of thee,
Should I have riz to what Potipharis,
Hadst thou been mated to Me?
Хилэр Белок (1870—1953)
Лягушка
К лягушке нежен будь и благ,
Её не обзывай,
Она тебе не «Склизкий Враг»,
Не «Губы-Раскатай»,
Не «Квакля», не «Чума озёр»,
Не «Тётя Крокодил», —
Таких эпитетов набор
Ей вряд ли будет мил.У одиноких — тех из них,
Кто с лягвою на «вы», —
Есть мнение, что малых сих
Напрасно держат за плохих
(Они редки, увы).
The Frog
Be kind and tender to the Frog,
And do not call him names,
As «Slimy-Skin,» or «Polly-wog,»
Or likewise, «Uncle James,»
Or «Gape-a-grin,» or «Toad-gone-wrong,»
Or «Billy-Bandy-knees;»
The Frog is justly sensitive
To epithets like these.No animal will more repay
A treatment kind and fair,
At least, so lonely people say
Who keep a frog (and, by the way,
They are extremely rare).
Як
Один мой товарищ (он друг детворы)
О яке мне смог рассказать:
Он словно бы создан судьбой для игры,
На нём можно лихо скакать.В Тибете татары живут средь снегов,
Им яков привычно держать,
Там як за детишек сражаться готов, —
Кому как татарам не знать!Папаше скажи этот яков секрет,
И если он страшно богат,
Он яка достанет, а может, и нет
(Мне як — и не сват, и не брат).
The Yak
As a friend to the children commend me the yak,
You will find it exactly the thing:
It will carry and fetch, you can ride on its back,
Or lead it about with a string.A Tartar who dwells on the plains of Thibet
(A desolate region of snow)
Has for centuries made it a nursery pet,
And surely the Tartar should know!Then tell your papa where the Yak can be got,
And if he is awfully rich,
He will buy you the creature — or else he will not,
(I cannot be positive which).
Питон
Питона не завёл бы я:
Слаба глазёнками змея,
И мается ветрянкой.Но если кто к тому готов
(Для улучшения мозгов,
Не ради моды манкой), —То знайте: музыку играть
Ему нельзя; начнёт рычать —
Лупите его дранкой.Моя кузина, что жила
На Юкатане, завела
Питона — ну, чтоб был.Её уж нет. Не просто жить,
Не зная, как с питоном быть.
Питон же полон сил.
The Python
A python I should not advise,
It needs a doctor for its eyes,
And has the measles yearly.However, if you feel inclined
To get one (to improve your mind,
And not from fashion merely),Allow no music near its cage;
And when it flies into a rage
Chastise it most severely.I had an Aunt in Yucatan
Who bought a Python from a man
And kept it for a pet.She died because she never knew
These simple little rules and few; —
The snake is living yet.
Гилберт Кит Честертон (1874–1936)
Баллада антипуританина
Шёл разговор: спираль прогресса,
Мол, Свет — начало всех начал,
И Хамфри Уорд, мол, — авторесса! —
Не то чтоб в клубе я рычал
Иль хмурился, — я просто спал,
Затем, поднявшись кое-как,
Сказал: «Я что-то заскучал.
Ну, кто сведёт меня в кабак?»Меня мгновенно окружила
Толпа новейших мудрецов;
Нет, не скажу: «Их мудрость — сила»,
Их взгляд на мир отнюдь не нов;
Меня мутит от вещих снов.
К тому ж поесть я не дурак,
Мне мяса подавай (с боков!),
Ну, кто сведёт меня в кабак?Есть место истинных мужчин,
Там гнев и тут же — шумный мир,
Там честь и слава — без причин,
Там братство пива и задир,
Там песня — лучший капонир,
А вся надежда — на кулак,
И доблесть — вот что там кумир.
Ну, кто сведёт меня в кабак?
Посылка
О принц! Баярд сломал бы меч:
Там каждый — рыцарь! Как же так?
Неужто о последних речь?
Ну, кто сведёт меня в кабак?
A Ballade of an Anti-Puritan
They spoke of Progress spiring round,
Of Light and Mrs. Humphry Ward —
It is not true to say I frowned,
Or ran about the room and roared;
I might have simply sat and snored —
I rose politely in the club
And said, «I feel a little bored;
Will someone take me to a pub?»The new world’s wisest did surround
Me; and it pains me to record
I did not think their views profound,
Or their conclusions well assured;
The simple life I can’t afford,
Besides, I do not like the grub —
I want a mash and sausage, «scored» —
Will someone take me to a pub?I know where Men can still be found,
Anger and clamorous accord,
And virtues growing from the ground,
And fellowship of beer and board,
And song, that is a sturdy cord,
And hope, that is a hardy shrub,
And goodness, that is God’s last word —
Will someone take me to a pub?
Envoi
Prince, Bayard would have smashed his sword
To see the sort of knights you dub —
Is that the last of them — O Lord!
Will someone take me to a pub?
Баллада самоубийства
Да, эшафот в моём саду высок.
Известно: аккуратен он и нов.
Петлю связал я (крепок и шнурок) —
Так галстуки готовят для балов.
Соседей на стене — что воробьёв,
Кричать «Ура!» они готовы впрок.
Вдруг мысль приходит мне (ещё без слов)...
Ну нет, сегодня вешаться не срок.Назавтра мне заплатят за урок...
Вон дедов меч висит; а дед здоров?..
Вон облачко смешное, как сурок...
Вон пасторша — надёжен ли засов?..
И, кстати, друг мой Голл (из поваров)
Грибы готовит так, что съешь горшок...
Я Ювенала не читал трудов...
Ну нет, сегодня вешаться не срок.Нудят зануды... Декадентских строк
Понаписали столько, что завал...
А Герберт Уэллс открыл, что дети — рок...
А Бернард Шоу понял: дети — шквал...
Ещё рационалистов Бог послал...
В лесах есть озерцо, там — неба клок,
Но этот прудик фантастично мал...
Ну нет, сегодня вешаться не срок.
Посылка
О принц! Ты слышал? Жерминаль настал.
Скрипит обоз, копыт немолчный цок.
За голову твою я б грош не дал —
Ну нет, сегодня вешаться не срок.
A Ballade of Suicide
The gallows in my garden, people say,
Is new and neat and adequately tall.
I tie the noose on in a knowing way
As one that knots his necktie for a ball;
But just as all the neighbours — on the wall —
Are drawing a long breath to shout «Hurray!»
The strangest whim has seized me.... After all
I think I will not hang myself to-day.To-morrow is the time I get my pay —
My uncle’s sword is hanging in the hall —
I see a little cloud all pink and grey —
Perhaps the rector’s mother will not call —
I fancy that I heard from Mr. Gall
That mushrooms could be cooked another way —
I never read the works of Juvenal —
I think I will not hang myself to-day.The world will have another washing day;
The decadents decay; the pedants pall;
And H. G. Wells has found that children play,
And Bernard Shaw discovered that they squall;
Rationalists are growing rational —
And through thick woods one finds a stream astray,
So secret that the very sky seems small —
I think I will not hang myself to-day.
Envoi
Prince, I can hear the trump of Germinal,
The tumbrils toiling up the terrible way;
Even to-day your royal head may fall —
I think I will not hang myself to-day.
Альфред Нойес (1880—1958)
Папочка грохнулся в пруд
Пасмурно было. Мозги — набекрень,
Дел — никаких, разговаривать лень.
К концу приближался безрадостный день,
Казалось, ничто нам не светит, и тут
Папочка грохнулся в пруд!Все просияли, восторг — первый класс!
А Тимоти даже пустился в пляс.
«Дайте мне камеру! Камеру! Вмиг!
Он в ряске по шею! Быстрее же!» Клик!Садовник, и тот по бедру себя — хрясь! —
И вдвое согнулся, от смеха трясясь.
Все утки подняли неистовый кряк,
А селезень старый заржал, как лошак.
Как долго мы ждали этих минут:
Папочка грохнулся в пруд!
Daddy Fell into the Pond
Everyone grumbled. The sky was grey.
We had nothing to do and nothing to say.
We were nearing the end of a dismal day,
And then there seemed to be nothing beyond,
Then Daddy fell into the pond!And everyone’s face grew merry and bright,
And Timothy danced for sheer delight.
«Give me the camera, quick, oh quick!
He’s crawling out of the duckweed!» Click!Then the gardener suddenly slapped his knee,
And doubled up, shaking silently,
And the ducks all quacked as if they were daft,
And it sounded as if the old drake laughed.
Oh, there wasn’t a thing that didn’t respond
When Daddy Fell into the pond!
Лимерики
Джордж Бернард Шоу(1856—1950)
Кто спас лимерики? Лэнгфорд Рид!
Сохранил им и форму, и вид.
Королева — и та
Их читает с листа.
Жив стишок. Никаких панихид!
George Bernard Shaw
Langford Reed saved the limerick verse,
From being taken away in a hearse.
He made it so clean
Now it’s fit for a queen,
Re-established for better or worse.
Кэролин Уэллс (1862—1942)
Жестокий работник по жести
Бабулю спросил честь по чести:
Жестянщик, он в жесть
Жестов вгонит штук шесть,
Кто ж есть будет жесты из жести?
Carolyn Wells
A canner exceedingly canny
One morning remarked to his granny:
«A canner can can
Any thing that he can
But a canner can’t can a can, can he?»
Редьярд Киплинг (1865—1936)
Некий мальчик в кантоне Квебек
Провалился по маковку в снег.
Все хохочут: «Дрожишь?»
Отвечает он: «Ш-ш-шиш!
Мы не м-мёрзнем в кантоне Квебек!»
Rudyard Kipling
There was a small boy of Quebec
Who was buried in snow to his neck.
When they asked, «Are you friz?»
He replied, «Yes, I is —
But we don’t call this cold in Quebec!»
Герберт Уэллс (1866—1946)
Наши книги всё толще, длиннее,
Их язык все могучей, сильнее.
Каждый сразу поймёт,
Что за жизнь там идёт
У безграмотных этих в Бвинее.
Herbert Georg Wells
Our novels get longa and longa
Their language gets stronga and stronga
There’smuchtobesaid
For a life that is led
In illiterate places like Bonga.
Джеймс Джойс (1882—1941)
На той груди хочу лежать
(лимерик для Бранди)Нет места лучше, чтоб лежать,
Как рядом с грудью номер пять.
Ты ждешь? Бегу!
Прижмёшь — смогу
Ещё три книги написать.
James Augustine Aloysius Joyce
I Would In That Sweet Bosom Be
(Limerick for Brandi)There’s no place I’d more like to be
Than clutched to your size Double-D.
So keep me abreast
Of my turn at your chest
And I’ll write you a novel or three.
________________________________
*Глупостихия. Сборник поэзии бессмыслицы. Составление, перевод с английского, предисловие и комментарии Виталия Бабенко. Готовится к печати в издательстве «Бослен».