Алексеенко  Александр  Николаевич —  доктор  исторических наук,  профессор  кафедры  философии  и  проблем  человеческого развития Восточно-Казахстанского технического университета им. Д.Серикбаева (Усть-Каменогорск, Республика Казахстан). В «Дружбе народов» публикуется впервые.

 

Статья выполнена в рамках проекта, осуществленного Лабораторией исторической и политической демографии Иркутского государственного университета.

 

В советский период о Казахстане сложились представление как о регионе с индустриально-аграрной экономикой и европеизированным населением. Республика воспринималась почти как европейское пространство. Во всяком случае, ни на официальном, ни на бытовом уровне Казахстан не ассоциировался со Средней Азией. Но во многом этот имидж отражал не «титульную», а именно «советскую» суть, возврат к которой после обретения независимости не предполагался. Поиск суверенной цивилизационной идентичности обозначил присутствие по крайней мере двух вариантов дальнейшего развития — «европейского» (индустриальное ускорение, европейские демократические идеалы) и «традиционного» (отрицание европоцентризма, возврат к обычаям и традициям казахского народа). При этом большинство титульного населения осознавало суверенитет именно с этнополитической точки зрения. «Европейский» же путь воспринимался как нечто чуждое, от которого следовало незамедлительно избавляться.

 Подобная реакция во многом объясняется болезненным «наследием» союзного прошлого — этническими перекосами в социальной структуре Казахстана. К началу 90-х годов ХХ века казахи в массе своей проживали в сельской местности, оставаясь на периферии преобладающих социально-политических процессов. Важнейшей целью суверенного государства стало создание в короткие сроки урбанизированной казахской нации. Но решение этой задачи неизбежно привело к переносу в города традиционных воззрений вчерашних сельских жителей. В результате в современном городском пространстве присутствуют как «традиционные», так и «проевропейские» идеи.

 В начале XXI века президент Нурсултан Назарбаев предпринял попытку найти золотую середину сосуществованияцивилизационных устремлений. Он поставил задачу «идти своим путем», вести модернизацию казахстанского общества при опоре на национальную специфику и исторический опыт: «На повестке дня — модернизация страны, "встраивание" на приемлемых для нас условиях в мировую экономику». При выборе пути дальнейшей модернизации общества необходимо учитывать исторические корни, традиции народа, основные идеологические концепции должны быть адаптированы к реалиям Казахстана... «Опора на национальную специфику и исторический опыт прибавляет... обществам устойчивости и придает внутреннюю логику их развитию. Точно так же и Казахстан стремится идти своим путем, используя свои преимущества и исправляя доставшиеся от прошлого "перекосы"» (Нурсултан Назарбаев. Послание президента народу Казахстана // «Казахстанская правда». 27 ноября 2002 г.).

 Предполагаемое постиндустриальное будущее Казахстана зиждется на «европейской» социально-экономической основе, заложенной еще в советский период — ускоренной модернизации, индустриализации. Национальную же специфику должно придать прошлое, незапятнанное «колониально-тоталитарным режимом». Проблема в том, что суть «специфики» определить сложно, так как за время нахождения в составе России/СССР ее социальная, экономическая, культурологическая основа была основательно размыта. В результате точка опоры определяется этнополитическими эмоциями, не выходящими чаще всего за рамки традиционной культуры автохтонов.

 Векторы развития Казахстана отражают мировоззрение социальных слоев, представления которых о будущем республики совпадают далеко не всегда. По мнению заведующего отделом политологии и религиоведения Министерства образования и науки РК М.Шайкемелева, поляризация казахстанского общества зашла довольно далеко: «Водораздел проходит не столько по национальному признаку, сколько по социальному. Одна — продвинутая часть общества, которая живет в XXI веке и ориентируется на глобализм и космополитизм. И другая, которая все еще находится под влиянием патриархальных стереотипов и форм поведения, не работающих в глобализованном мире. Пропасть между двумя частями общества медленно, но верно увеличивается». Дискуссии о прошлом, настоящем и будущем страны приобретают все более острый характер.

 Варианты осознания населением результатов изменений социально-экономических, этнокультурных и других составляющих динамично развивающегося городского пространства существенно отличаются. В этой статье представлен лишь общий план, контуры проблемы, рассматриваемой, в основе своей, через призму мнений казахских авторов, опубликованных в русскоязычных средствах массовой информации. На мой взгляд, именно русскоязычные городские казахи способны наиболее объективно оценить изменения, происходящие в городском пространстве. Казахо-язычныеСМИ, равно как и русские авторы, вольно или невольно смотрят на ситуацию с этнической точки зрения и куда более ангажированы.

 

 

Смена исторического вектора

Гротескное отражение идея возрождения «национальной специфики» получила в «национально-популистком» направлении исторической науки современного Казахстана. Представляют это направление многочисленные любители, в массе своей исторического образования не имеющие. Тем не менее, созданные ими сюжеты легли в основу учебных пособий, оказавших немалое влияние на формирование исторических знаний казахстанской молодежи.

 Выбор истории в качестве проводника идей «возврата к истокам» объясняется тем, что прошлое явилось фактически единственным источником формирования национально-патриотических конструкций. Исторические вариации, опирающиеся в основном на концепцию этногенеза Л.Н.Гумилева, придают этим конструкциям научный вид. История Казахстана преподносится как история казахов. Она обусловлена природной средой, в которой казахи проживали. Экономический базис казахского общества, сформировавшийся в этой среде, — кочевое скотоводство. Номадизм, в свою очередь, определил материальную, духовную культуру, обычаи и нравы казахов.

 Таким образом, согласно этим воззрениям, казах по своей сути — кочевник, номад. С помощью констатации «если казахи — это кочевники, номады, то кочевники, номады — это казахи» возможны экскурсы в далекое прошлое и «оказашивание» кочевых культур, встретившихся на пути «в древность» (особенно, если следы их пребывания были обнаружены на территории Казахстана). Одновременно происходит и расширение границ обитания казахских племен.

 В значительной мере на номадизме держится и конструкция «исторической политики», неразрывно связанная с мифотворчеством. Во всех бедах казахов (как прошлых, так и настоящих) обвиняется российский колониальный или советский тоталитарный режим.

 С течением времени, однако, полюбившиеся исторические сюжеты теряют актуальность. Вариации «великого прошлого» почти исчерпались и вызывают иронические комментарии¹. Новоявленные историки начинают ходить по кругу, повторяясь или приводя новые факты «преступлений» России/СССР. При этом документальные подтверждения исторических событий часто отсутствуют. Причина объясняется просто: «Считаю не только нецелесообразным, но и оскорбительным для казахского народа приводить документы по технологии осуществления этой колонизаторской политики» (Данияров К. История Казахского государства. XV—XX вв.: В 2-х ч. Ч. I. Казахское ханство. XV—XVIII вв. —Алматы: Изд. дом «Жибекжолы», 2000. С. 7).

 Национально-популисткое направление отечественной истории явно расходится с декларируемым государственным видением будущего, стержнем которого является ускоренная социально-экономическая модернизация. Что стоит за призывами «вернуться к истокам», «отказаться от колониального, тоталитарного прошлого», никто не знает. Где истоки? Куда возвращаться в случае забвения двухсотлетнего исторического периода? Императив «героизация прошлого» почти не оставляет шансов планируемой индустриально-инновационной перспективе. Мало кого из современных казахов прельщает вариант, предложенный в учебном пособии А.Сейдимбека: «Обычаи кочевой жизни — это не достоинство казахского народа и не его порок. Кочевой образ жизни казахского народа — установившаяся необходимость существования в данной экосистеме. Для того чтобы улучшить жизнь людей, поднять уровень их благосостояния, нужно в первую очередь подчинить животноводство ритму кочевого образа жизни, что поможет сохранить биологическое здоровье народа».

 Обвинение во всех бедах казахов «внешних врагов» (чаще всего — это Россия/СССР) воспринимается все менее доверчиво по мере отдаления от даты приобретения суверенитета. Более того, сюжет явно выпадает из логики политических и экономических российско-казахстанских отношений последних лет.

 Состояние исторической науки Казахстана вызывает тревогу уже не только у профессиональных отечественных историков, но и у властных структур. Президент Казахстана Н.Назарбаев охарактеризовал ситуацию следующим образом: «Такая важная составляющая учебно-воспитательного процесса, как исторические знания, абсолютно не настроена на решение задач становления личности, гражданина и патриота. Реальность такова, что учащиеся считают предмет истории Казахстана "скучным", "неинтересным", "запутанным"». Президент поручил Министерству образования и науки РК «провести анализ учебных планов, учебников и учебных пособий по истории Казахстана, осуществить меры по изменению содержания и формата преподавания истории Казахстана в учебных заведениях». Историческая наука должна формировать «общенациональное историческое сознание. Наше восприятие истории должно быть цельным, позитивным и объединять общество, а не разделять».

 Государственные стратегические замыслы подчеркивает роль городов, где в обозримом будущем должны преобладать казахи. Представители национал-популисткого направления оказались не готовы к смене исторического вектора. Упорным трудом ими был создан образ казаха — номада, казаха — кочевника, мужественного воина. Но никак не городского жителя — мещанина, рабочего фабрики и т.п. «Городской типаж» категорически не вписывается в концепцию «героического прошлого». Более того, «историческая политика» заставляет воспринимать города, особенно северо-востока, как символ воинствующего российского колониализма: «Колонизация Северного Казахстана вступила в завершающую фазу после строи-тельства Акмолинска (в настоящее время город Астана, куда перенесена столица государства. — А.А.), Атбасара, Петропавловска, Кокчетава, Щучинска, Костаная, Тургая, Каркаралинска». Или: «Россия начала продвигаться вглубь Казахского ханства, строя военные укрепления, которые в дальнейшем превратились в города Уральск, Костанай, Актюбинск, Акмолинск, Кокчетав, Петропавловск, Павлодар, Семипалатинск, Усть-Каменогорск... На базе Малой и Большой станиц был построен город Верный (ныне Алматы), с которого началось освоение территорий южнее и западнее его» (Данияров К. История Казахского государства. XV—ХХ вв.: В 2-х ч. 4.II. Казахстан — колония России. XVIII—XX вв. — Алматы: Изд. дом «Жибекжолы», 2000. С. 5, 8).

 Представители национал-популизма в истории максимально затруднили становление актуального направления «казахи в городе». Неясно, на какой историко-патриотической основе оно будет строиться, так как эта основа была фактически выжжена «любителями номадизма». Номадический дискурс, героизация антиколониальной борьбы оставили немного шансов исторического обоснования автохтонизации городского пространства. Создание «великого прошлого» шло по сценарию, отрицающему городской образ жизни. Отдельные же попытки приобщения казахов к оседло-земледельческой, городской культуре на сложившемся номадическом фоне выглядят искусственно и подвергаются язвительной критике.

 Таким образом, результатом созданной национал-популистами за годы суверенитета отечественной истории является идеализация патриархального казахского общества «доколониальных» времен. Обоснование постиндустриального будущего на таком историческом фундаменте максимально затруднено.

 

 

Дерусификация топонимики

На первый взгляд, переименование городов выглядят наиболее доступным способом решения задачи «этнической перезагрузки» городского пространства. Проблема в том, однако, что города северо-востока все еще именуются русскими названиями, и свою гражданскую позицию «нетитульные» активно проявляют именно в защите своего запечатленного в этих названиях досуверенного прошлого. Ономастика является некоей границей, отражающей как ментальные, так и этнически выраженные исторические предпочтения: «По ономастике страшно страна отличается. На юге и западе, где области казахские по демографическому составу, вплоть до Актобе улицы носят названия ханов, батыров, биев. Но как только мы переехали из Актюбинской в Костанайскую область — первый город на пути Рудный. И началось — Ленина, Горького, 40 лет Октября, Пролетарская, Большевик, Красногвардейская, Краснознаменная, Краснопресненская. Весь север такой — Костанай, Петропавловск, Усть-Каменогорск. Ничего не поменялось в этом смысле за 20 лет!» (Тайжан М. Аул на грани коллапса // «Взгляд». 5 сентября 2012 г.).

 Ономастические ускорения вполне могут дестабилизировать межэтническую ситуацию, так как выводят проблему на бытовой уровень, вызывая к действию пассивные ранее слои населения. Власть не заинтересована в подобном развитии событий, так как межэтническая стабильность — один из важнейших брендов суверенной политической системы. Пока дозированные переименования позволяют в целом удерживать от решительных действий как русскоязычное население, с одной стороны, так и автохтонное — с другой. В то же время растущая урбанизация в сочетании с эмиграцией быстро меняют этнический состав городов. Ономастические претензии «новых горожан» становятся одним из основных компонентов самоутверждения на новом месте жительства.

 Становление этнической однородности вызывает проблему иного свойства. По признанию министра культуры и информации Казахстана Д.Мынбая: «В последние годы на местах различным социальным объектам стали присваивать имена неизвестных личностей». Главный редактор республиканской газеты «Туркестан» Ш.Паттеев констатирует: «Наверное, есть резон в том, что улицы города освободились от имен "пламенных революционеров", от памятников им. Но всегда ли на смену им приходят достойнейшие из достойных? Увы. Сплошь и рядом, особенно в маленьких городах и аулах, предпочитают отдавать почести не действительно заслуженным людям, а своим родственникам».

 Переименования будут происходить в основном через призму этнической логики. Тем не менее, они требуют хоть каких-либо обоснований. Северо-восток Казахстана — один из наиболее сложных случаев для поиска этих обоснований. В первую очередь потому, что практически полностью отсутствует возможность использования исторических вариантов.

 «Исторический синдром» преодолевается неким «особым» отношением к истории в суверенном Казахстане. Казахстанский историк Р.Темиргалиев заметил: «Ментальность казахов диктует свои условия. Будь ты белым или красным, коммунистом или либералом, в первую очередь ты — казах. Для нас равнозначно великими могут оказаться абсолютно противоположные личности. Шероховатости взаимоотношений забываются, разногласия стираются, а архивы не исследуются. Достаточно принадлежности к казахам, и ты получаешь свое место в истории». «Новое историческое мышление» постепенно формирует и внешний облик городского пространства. Ш.Паттеев отмечает: «У нас складывается очень странная ситуация: если памятник не этническому казаху, то его снос будет поддержан населением. А если памятник революционеру, но казаху — его оставляют».

 Нельзя забывать и о таком ресурсе, как «историческая справедливость», актуальность которого усиливается при недостаточности логической аргументации. В мае 2012 года казахстанские деятели культуры обратились с очередным посланием к президенту, парламенту и в Конституционный суд: «Почему применяются названия населенных пунктов, которые являются мрачным наследием эпохи советского тоталитаризма и напоминанием периода колонизации нашего государства: Петропавловск, Павлодар, Усть-Каменогорск, Фурманово, Голощекино, Ленина и многие другие? Когда будет восстановлена историческая справедливость?» Более убедительно призывы к «исторической справедливости» звучат в случае подключения эмоционального фона: «Мы хотим видеть Усть-Каменогорск казахстанским городом. Мы хотим видеть сегодня в обществе атрибуты казахстанской истории и культуры. Не лишайте нас такой возможности. Избавьте нас от позора, когда переименования улиц вызывают такой ажиотаж».

 Публикации подобного рода находят все большее сочувствие горожан. Не случайно инициативу в вопросах переименования власть передает населению. Министр культуры и информации Д.Мынбай, представляя законопроект «О внесении изменений и дополнений в некоторые законодательные акты РК по вопросам ономастики», заявил: «Население сможет участвовать в процессе переименования городов, населенных пунктов, улиц, площадей, скверов, социальных объектов».

 Таким образом, ономастические изменения официально являются теперь следствием этнодемографическихсдвигов. По мнению русскоязычных СМИ, судьба большинства русских названий населенных пунктов, улиц определена: «Специалисты признают — в Казахстане идет активный процесс дерусификации в топонимике. Ведь всерьез говорят о переименовании городов только с русскими названиями. То, что чиновники будут продолжать политику переименований, очевидно» (Кирилюк И. Ономастический зуд. Усть-Каменогорск предлагают переименовать в Кунаев // «Мой город». 2 мая 2013 г.).

 Процесс переименований, в случае постепенного развития, не должен вызвать серьезного недовольства населения. Мнение нетитульного меньшинства уже не так весомо. Нарастающее же число «новых горожан» нуждается в преференциях в незнакомом месте жительства. Выходом из ситуации будет удовлетворение их требований о новых названиях улиц. Вчерашний сельский житель окажется в более или менее знакомой ономастической среде, что позволит хоть в какой-то мере адаптироваться к «своему» городу.

 

 

«Стереотипы феодальных времен» и городское пространство

Традиции, обычаи, казахский язык являются сердцевиной идеи национального возрождения. По мнению частинационал-патриотов, возрождение возможно лишь в случае отказа от чуждых казахам европейских ценностей: «У казахского народа, недавно получившего свободу, есть смысл, имеющий большое стратегическое значение в выборе общественно-политического, духовно-культурного, религиозно-нравственного направления в своем развитии. Пока это направление больше тяготеет к западноевропейским образцам. Западная цивилизация, сделавшая своим знаменем либерализм, конституционность, права человека, демократию, стихийность рынка, максимальное невмешательство государства, свободу совести, примат индивидуализма, ставшие знаменем западной цивилизации, малопонятны и неприемлемы для тех, кто получил мусульманское, конфуцианское, синтоистское, буддистское воспитание, ибо, чем больше западная цивилизация утверждается в мире, тем сильнее закабаляет человека. Если жизнь на Западе регулируется правом, законами, то на Востоке жизнь регулируется обычаями, традициями» (Сейдимбек А. Мир казахов.Этнокультурологическое переосмысление: Учеб. пособие. — Алматы: Рауан, 2001. С. 572—573). Советник министра иностранных дел Сайлау Батырша-улы высказался еще более конкретно: «Казахский народ, сколько бы ни заставляли его, не поддастся русификации и не подчинится культурной гегемонии Европы».

 Проблема сосуществования городского пространства и традиционных практик, распространенных ранее в сельской, преимущественно автохтонной среде, вызывает немало вопросов. Диапазон вариантов развития событий можно ограничить следующими предположениями. По мнению общественного деятеля, журналиста А.Тужутоваевропеизированное городское пространство не устоит под напором пробуждающегося традиционного сознания: «Привнесенная россиянами и основанная на европейских духовных ценностях система управления и организации общественной жизни с обретением Казахстаном государственной независимости стала отступать, уступая место другой. В ее основе — казахские этнопсихологические стереотипы феодальных времен… процесс находится в развитии. И надо думать, постепенно охватит весь Казахстан, включая и большие города».

 С другой стороны, политолог А.Гали возлагает на процесс урбанизации казахов большие надежды, предполагая, что городское пространство адаптирует бывших сельских жителей: «нужно преодолеть порог в 60 процентов казахов вгородах… Чем скорее мы пересечем 60-процентный барьер и переселимся в города, тем выше будет социальная безопасность страны… Трайбализм в перспективе город будет поглощать, социализировать и ликвидировать, вплоть до последних остатков родоплеменных отношений». А.Гали большое значение придает именно количественному фактору. По его мнению, численное преимущество казахов в городах «превращает их в буржуазную нацию с развитой этнической инфраструктурой. Превращение казахов в городскую буржуазную, частнособственническую зажиточную нацию естьцивилизационный сдвиг в казахской истории».

 Уровень урбанизированности казахов уже приблизился к обозначенному А.Гали 60-процентному барьеру. Более того, «государствообразующие» социальные ниши почти моноэтничны. Тенденции формирования автохтонного городского пространства приобретают все более четкие формы. Настало время подвести некоторые итоги развития суверенного казахстанского города.

 К.Бейсебаев, проработавший в системе МИД Казахстана около двадцати лет, констатирует: «Генеалогия пока еще является неотъемлемой частью нации. Нельзя не сказать, что каждый казах не только знает свою родословную до семи поколений, но и пристально отслеживает передвижение сородичей во властных структурах. Сегодня уже факт, что жузовоеи родовое разделение казахов, загнанное на задворки в период СССР, с обретением республикой независимости только усилилось, и как бы власть ни делала вид, что этого не существует, данным феноменом пронизана титульная нация РК». Родоплеменные, клановые отношения становятся важным ресурсом карьерного роста. «Подбор кадров на основе родственных связей и личной преданности, пренебрежение деловыми качествами выдвиженцев — давний наш порок, который ныне обрел сверхкрупные масштабы, на уровне новых мировых рекордов. Это препона формирования полноценного менталитета, быть может, самая-самая» (Испаев Я. Какой у нас менталитет? // «Мысль». 1998. № 2. С. 76).По мнению главного специалиста Института философии и политологии Р.Кадыржанова, «в кадровой политике опасен не только этнонациональный фактор, но и трайбалисткий подход. Каждый крупный чиновник норовит окружить себя "своими" людьми, желательно из своего жуза. Теми, кто ему лично предан, и теми, кому он, безусловно, доверяет. Казахский язык, принадлежность к одному жузу — это своеобразный код доверия. Как ни печально, деловые качества при этом отходят на второй или даже десятый план».

 Подобная кадровая политика ведет к проблемам в управленческом аппарате. Заместитель директора Центра анализа общественных проблем, член Совета внешней политики при МИД Казахстана К.Берентаев уверен, что «ответственным лицам… все сходит с рук, поскольку за ними, вероятно, стоит определенный клан. Какой-нибудь клерк из администрации президента порой обладает большей властью и влиянием, чем весь депутатский корпус вместе взятый. Системы госслужбы у нас построены по принципу клановости и личной преданности. Получается, что чиновник не отвечает за свои действия, а всего лишь несет ответственность перед тем лицом, которое поставило его на эту должность». Первый казахский космонавт, генерал Т.Аубакиров констатирует: «Сейчас каждый назначенец рассматривает государственную должность как частную лавочку, приватизирует министерства, создает вокруг себя клановые сети. На самом деле, это страшная вещь. Так происходило лишь в средневековье. Мы просто катастрофически опустились».

 «Этнопсихологические стереотипы» все более заметно проявляются в быту. На рынках Шымкента появились накладки на автомобильные номера с надписями «старший», «средний» и «младший» жузы. «Из нескольких сотен экземпляров, завезенных на авторынки города, через пару дней осталось всего пять штук». Вполне естественным для многих «новых горожан» являются такие предложения: «В Ассамблее народа Казахстана казахский этнос должен быть представлен на племенном уровне — адай, кипчак, аргын, дулат и т.п. Или они не относятся к народам Казахстана?» Или: «Футбольные команды надо формировать по родовой принадлежности. Там каталонцы, андалусийцы и баски, у насалимы, аргыны и уйсуни. Дерби Шымкента, эль-классико — Дулат против Конырат. На трибунах рев, родовые знамена,кричалки не тупые, а боевые ураны родов»

 Традиционные практики входят во все большее противоречие с формальными социальными нормами. В разработанной генеральной прокуратурой программе модернизации правовой системы констатируется, что Казахстан оказался в числе стран с высоким уровнем коррупции, при этом «коррупция перестала быть проблемой, она стала системой. Нередко она воспринимается как продукт местных традиций и культуры, и следовательно, неотвратима, этим и объясняется терпимость людей к коррупции».

 Под внешней оболочкой правового светского государства свои условия настойчиво диктуют традиционные нормы, которые еще воспринимаются как неформальные. При этом наблюдаются активные попытки их легитимизации: «Государственный строй и систему управления необходимо приспосабливать под свои традиции, а не наоборот. Иначе мы потеряем свою народность и идентичность. Поэтому казахстанский Сенат должен быть представлен аксакалами племен ижузов, при этом все представители не титульной нации могут быть объединены в верхней палате в качестве четвертогожуза» (Албани Б. Наши предки владели тремя алфавитами! // «Свобода слова». 7 марта. 2013 г.). Известный политолог, доктор философских наук Н.Амрекулов: «Нынешние парламентские страны стали бесхозными образованиями. Выбираемые на пять лет лидеры — это временщики, куклы в руках мировой закулисы, которые запасаются богатством и вывозят его за пределы государства. Другое дело — возродить степную демократию. Идея перейти от президентской к ханской государственности повлечет восстановление всех элементов системы, иначе она не будет работать. Должны быть снизу избраны бии родов, учрежден их совет, который назначит премьера в соответствии с духом и традициями степной демократии. Xан, избираемый на 5 лет, станет номинальным главнокомандующим и будет вести внешнеполитические дела, а главные вопросы решать должны бии и батыры на курултае. Это был бы гениальный выход, альтернатива хаосу и саморазрушению грядущей революции».

 Представители властных структур понимают опасность складывающейся ситуации. М.Шайкемелевпредупреждает: «Представьте, что каждый клан и род начнет требовать своего представительства в парламенте. Депутаты будут думать прежде всего об интересах той группы, которая "отрядила" их в мажилис. Усилятся эмигрантские настроения. Мы обязательно испортим отношения с соседями. Страна погрузится в хаос. Для модернизации страны ею должна управлять сильная президентская рука. Сильная президентская власть — это наша гарантия от проявлений трайбализма и сепаратизма».

 Варианты демократизации, либерализации общества на фоне возрождения традиционных воззрений вызывают опасения и у научного истеблишмента: «Главный урок из прошлого в том, что в восточных обществах политическая либерализация по западному образцу может привести к краху. Возьмем в качестве примера ситуацию с выборами акимов. Предполагается, что свободно выбранные акимы — это шаг к дальнейшей демократизации общества. Вовсе нет. В условиях восточного общества свободно выбранный аким неизбежно станет местным "ханом", который просто воспользуется демократической процедурой для того, чтобы взять власть в свои руки и, возможно, навсегда. В результате мы станем свидетелями столкновений региональных "ханов" с центром, что напрямую будет угрожать целостности государства» (Акимбеков С., Сыроежкин К., Лаумулин М., Лаумулин Ч., Сыргабеков И. Очень простая идеология. Наш Казахстан — это страна, о которой мы почти ничего не знаем // «Казахстанская правда». 5 октября 2004 г.).

 Возврат к истокам способствует обострению внутриэтнических отношений: «Усилилось не только межжузовоеразделение. Проявляются случаи явного антагонизма представителей одних родов к другим. Такой подход проник во все сферы, включая спорт. Обсуждение особенностей своего происхождения и его преимуществ над другими прочно вошло в темы различных мероприятий и застолий. Автор был свидетелем, когда во время избирательной кампании в парламент в 2004 году один из кандидатов в президенты в приватной беседе признался, что его главная задача заключается в недопущении аргынов к власти» (Бейсебаев К. Не хотим смешиваться, а надо. Русские в Казахстане как раствор для сплочения коренного населения // «Взгляд». 11 июля 2011 г.).

 О важности проблемы свидетельствует и то, что ее озвучил президент страны: «Как лидера нации меня беспокоит, что появились силы, которые хотят разрушить внутриказахстанское единство. Те, кто идет на поводу этого осознанно или неосознанно, начинают делиться по разным признакам, прежде всего по шежире. Нельзя забывать глубинную суть самой традиции шежире, она не заканчивается на одном роде, племени. Шежире — это Древо поколений, которое сводится к единому корню. Шежире показывает и доказывает, что корни наши едины, что все мы казахи — едины. Шежире не раскалывает нас, а объединяет» (Нурсултан Назарбаев. Послание президента народу Казахстана // «Казахстанская правда». 14 декабря 2012 г.). Шежире — генеалогическая история казахов, основанная на родоплеменной организации кочевого общества.

 Таким образом, растет значение обычаев, традиций казахов, бывших в тени в советский период. В начале 90-х годов XX века традиционные ценности приобретают «неформальную легитимность» благодаря лозунгу возврата к истокам. Они постепенно становятся едва ли не основным конструктором социальной сферы общества «ускоренной модернизации». По мнению поэта О.Сулейменова, происходящее характерно не только для Казахстана: «Общей бедой всех деколонизированных народов является неразвитость национального самосознания. Оно еще не успевает выработаться и часто в политике подменяется родоплеменным, не объединяющим народ. При этой форме сознания понятия "свобода", "независимость", "демократия" превращаются в свою противоположность. Что мы и видим в новейшей истории деколонизированных стран».

 Важнейшую роль в подобной трансформации играет городское пространство, так как социальная, экономическая основа функционирования традиций в сельской местности стремится к нулю. Именно в городах традиционная схема реанимируется наиболее активно, в первую очередь в «верхних» социальных стратах. Возрождение актуально и потому, что выстраивание «родственной вертикали» характерно, в той или иной степени, для всех этносов, русских в том числе. Разница лишь в том, что у автохтонного варианта имеется мощный, идеологически обоснованный этнополитический ресурс. В то же время нельзя сказать, что традиции определяют повседневную жизнь городских казахов. Чаще всего о них вспоминают лишь в случае возможных социально-экономических изменений, весьма редких в жизни человека. Город довольно быстро разрушает общинную психологию. Горожане во втором поколении часто воспринимают родоплеменные связи как вынужденную обузу и, например, большого желания быть «патроном» при внедрении в городскую среду сельских родственников не испытывают.

 По мнению многих представителей национальной интеллигенции, город изменил казахов, причем не в лучшую сторону. Президент благотворительного фонда «Добровольное общество "Милосердие"» А.Саин: «К сожалению, современное общество растеряло былые традиции. Если заглянете в детские дома, вы сильно удивитесь, узнав о том, что большая часть детей — казахи». Директор дома престарелых в Актобе А.Наурызгалиев: «Что сейчас творится?.. В 70-х—80-х годах в интернате не было ни одного казаха! А сейчас — 60 процентов. Дети не чтят своих родителей и традиции. А некоторые приходят только для того, чтобы забрать пенсию стариков».

 Городское пространство выхолащивает из традиций истину, суть. Можно предположить, что возрождаются отнюдь не народные традиции — реанимируется социальный конструкт, приобретший актуальность в период массовой урбанизации автохтонов. Патриархальный родоплеменной набор используется в качестве ресурса карьерного роста, успешной экономической, политической деятельности.

 Таким образом, стремительная урбанизация привела к неизбежному переносу в города традиционных практик казахов, распространенных ранее в сельской местности. «Практики» постепенно «обустраиваются» в новых условиях и становятся все более важным инструментом формирования городского пространства Республики Казахстан.

 

 

Этническая перезагрузка

Два суверенных десятилетия оказали серьезное влияние на структуру занятости. В немалой степени это связано с изменением этнического состава населения. Численность занятых за 1989—2009 годы сократилась на 14 с небольшимпроцентов. Произошло это в основном за счет уменьшения (на 45,1 процента) занятых русских. Численность же занятого казахского населения увеличилась на 46,2 процента. Подобный рост стал следствием эволюции возрастной структуры казахов. В трудоспособный возраст вступило поколение 1980-х годов рождения, представителей первой демографической волны, вызванной демографическим взрывом 60-х годов XX века. Немалое влияние на рост численности трудоспособного казахского населения оказывают и последствия этнической иммиграции.

 Но экономика страны особо не нуждается в росте трудовых ресурсов. Ведущую роль в ней играет добывающая промышленность, дающая 74 процента ВВП (в начале 2016 года министр национальной экономики РК Ерболат Досаеввыступил в прессе с заявлением, что в текущем году ожидается снижение объемов производства горно-добывающейпромышленности на 5 процентов, а в обрабатывающей на 1,4 процента).  «В товарной структуре экспорта с 2005 г. доля минеральных ресурсов держится на отметке 77—80 процентов. Казахстан импортирует 92 процента одежды и более 60 процентов продовольствия» (Козина В. Сколько не говори «инновация», во рту слаще не станет: Программы правительства подверглись критике экономистов // «АиФ Казахстан». 2012. № 23). В наиболее сложном положении находится село, страдающее от отсутствия работы: «Сейчас сельская молодежь ищет место, куда приткнуться, это служба в армии, после нее они мечтают попасть в полицию, в КНБ, без военного билета они туда не попадут. Раньше взятки давали за то, чтобы не служить, а теперь — за то, чтобы пойти в армию» (Руденко А. В очередь, призывник, в очередь! // «Свобода слова». 3 мая 2012 г.).

 Реальная безработица в РК составляет, по разным данным, от 25 процентов (Садыкова М. Как официальная статистика побеждает безработицу // «Голос Республики». 3 августа 2012 г.) до 40 процентов (Без работы в РК сидит почти 40 % всего населения // «Взгляд». 11 июля 2012 г.). Согласно же официальной статистике, уровень безработицы немного превышает 5 процентов (в I квартале 2016 года, по данным Комитета по статистике Министерства национальной экономики РК, уровень безработицы в стране составил 5 процентов). Подобный разрыв в оценках достигается вследствие присутствия такой группы населения, как «самозанятые» (около 2,5 миллионов человек). Существуют они, в основном, за счет личного подсобного хозяйства. Государственная статистика считает их занятыми, а независимые экономисты — безработными.

 Как бы то ни было, основная масса бедных находится в сельской местности. Значительная часть селян не видит здесь каких-либо перспектив. По сведениям общественного фонда «Центр социальных и политических исследований "Стратегия"», чуть менее половины участников социологического опроса готовы сменить место жительства внутри Казахстана. Целью внутренней миграции становятся преимущественно Астана, Алма-Ата, областные центры. Директор Центра анализа общественных проблем М.Махмутова: «Несмотря на то, что жители больших городов не слишком довольны постоянным притоком сограждан из аулов, остановить этот процесс на данный момент нереально, так как само положение сельских жителей вынуждает их стремиться туда, где есть шанс найти работу и хоть чего-то в жизни добиться». И «большинство мигрантов не собираются возвращаться в родные села и малонаселенные города».

 Структура занятости казахского населения претерпела значительные изменения. В конце 80-х годов XX века казахи трудились в основном в сельском хозяйстве (около 35 процентов занятых) и промышленности (13 процентов). В 2009 году в сельском хозяйстве было занято лишь чуть более 18 процентов казахов, в промышленности — чуть более 9 процентов. На ведущие позиции выходят образование и здравоохранение, торговля, государственное управление…

 На фоне программ ускоренной модернизации, индустриально-инновационного развития подобная структура занятости вызывает немало вопросов. Стране, несмотря на неоднократные призывы властей получать техническое образование, не хватает именно инженерно-технических кадров, работников среднего технического звена. По мнению экспертов, ситуация с кадрами катастрофическая. Уже сегодня индустриально-инновационные проекты сталкиваются с дефицитом профессиональной рабочей силы. Бреши возникли на всех уровнях, начиная от слесарей и токарей и заканчивая высшим менеджментом: «К 2025 г. Казахстан рискует остаться без квалифицированных инженеров и рабочих — техническая интеллигенция вымрет как класс» (Кубайжанов А. «Технический» нокаут // «Свобода слова». 20 сентября 2012 г.).

 Причину столь печального положения эксперты видят в эмиграции: «По сути, индустриальной революции в Казахстане не было. Вернее, она была, но только в городах и промышленных центрах. Ее осуществили европейские переселенцы, их дети и потомки. Коренное население было охвачено ею лишь частично. Но социалистическое общественное устройство приучило казахское общество пользоваться ее благами. Теперь же некоренное население покидает республику, а власть имущие продолжают исходить из того, что уровень развития, достигнутый за годы советской власти, — это неотъемлемое при любых этнодемографических изменениях достижение Казахстана. За 90-е гг. Казахстан, по сути дела, лишился цвета квалифицированных кадров индустриального труда» (Тужутов А. Здравствуй, дивный «третий мир»! // «Мегаполис». 29 августа 2002 г.).

 Эмиграционные волны усиливаются после национал-патриотических акций (давление на статус русского языка, призывы переименовать города, сохранившие русские названия и т.п.), что еще более подчеркивает проблемы этнически дифференцированной структуры занятости. Мажилисмен М.Тиникеев заявил: «Я бы хотел спросить у этих национал-патриотов: кто-нибудь из ваших детей работает в шахтах? Больше чем уверен, что нет. 90 процентов работающих там — русскоговорящие люди. Важно не будировать такие вопросы, которые заставляют людей паковать вещи и уезжать!»

 По мнению президента ОФ «ЦСПИ "Стратегия"» Г.Илеуовой, ситуацию определяет и менталитет казахов: «Ничего нового в непопулярности технических специальностей нет. Еще во времена СССР казахи особо не жаловали техническое направление. Так что это своего рода преемственность, плохая, но преемственность. Если раньше проблема нивелировалась "пришлыми" кадрами, то сейчас пробел обозначился». Эксперт считает, что приоритетом стало приобретение быстрого «дивиденда», который инженер получить не может. А гуманитарное высшее образование является веским основанием для «"оседания" в чиновничьем аппарате или, на худой конец, в крупной юридической конторе или банке».

 Система высшего образования Казахстана активно использует эту тенденцию. В результате рынок образования и рынок труда слабо соприкасаются. По мнению министра образования Б.Жумагулова, «вузы ориентируются исключительно на спрос населения и готовят в основном специалистов так называемых "престижных" профессий — юристов, экономистов. И забывают главного потребителя — рынок труда». Нехватка технических кадров все более компенсируется приглашением специалистов из России, Украины, Белоруссии и других стран.

 Таким образом, социальная структура городского населения Казахстана все отчетливее приобретает этническую окраску. Выявились тенденции, действие которых будет определять ситуацию в близкой перспективе. С учетом того, что основными строителями социального пространства города являются казахи, до недавнего времени проживавшие в селах, классический вариант «западного» типа появится не скоро. Этническая перезагрузка городского пространства постепенно начинает сказываться на политических, экономических, социальных процессах. Формирование социальной структуры все более заметно зависит от «этнопсихологических стереотипов», утверждающихся в городах. «Казахи, благодаря непотизму, национальной корпоративности, оккупировали практически всю госслужбу. Уже можно сказать, что некоторые профессии являются чисто казахскими, как, например, дорожный полицейский. Форма охранников "Кузет" стала второй национальной одеждой» (Бейсебаев К. Не хотим смешиваться, а надо…). Социальная пирамида довольно четко этнически дифференцирована: «Верх пирамиды благосостояния занимают представители казахской национальности. С другой стороны, большинство "социальных аутсайдеров" также составляют автохтоны. Именно они приезжают из сельской местности в поисках работы и пополняют городской люмпен-пролетариат» (Там же). Основную массу среднего класса составляют нетитульные: «В среднем неказахская часть живет лучше. Это объясняется тем, что она занята в тех сферах экономики, где нужно опираться на собственные силы, а не уповать только на протекцию, как большинство коренных жителей, поддерживаемых институтом "агашек"» (Там же). «Ага» — старший в роду. В данном случае речь идет о чиновниках, выдвиженцах из какого-либо рода, продвигающих по служебной лестнице сородичей.

 Для определенной части казахского населения данная социальная ниша большого интереса не представляет. Социальные лифты, управляемые институтом «агашек», должны обеспечить доставку сразу на «верхние этажи». По этой же причине престижные «этажи» почти недоступны для нетитульных. «В стране — ни одного русского акима и только один министр. А русских — четверть населения. Это означает одно: у молодых людей в этой стране шансов немного» (Киринициянов Ю. Великая казахстанская мечта. Можно ли преодолеть раскол страны по языковому принципу // «АиФ Казахстан». 2012. № 26).

 Ситуацию пытается исправить президент страны: «Я требую, чтобы правительство и акимы навели порядок в трудовой политике. Надо чтобы на работу, особенно в органы местной власти, набирали лучших, вне зависимости от этнической принадлежности. Необходимо исправить однобокость, наблюдаемую при подборе кадров в министерствах иакиматах всех уровней» (Нурсултан Назарбаев . Послание президента народу Казахстана // «Казахстанская правда». 14 декабря 2012 г.).

 Средний класс представлен в значительной мере нетитульным населением, численность которого сокращается. Вследствие этого «страна уже безвозвратно лишилась тех трудовых ресурсов и той производственной культуры, благодаря которым стало возможным появление и расширение материального базиса казахстанской, если так можно выразиться, цивилизации. А поскольку его воспроизводство теперь стало просто невозможным по причине человеческого фактора, цивилизация, из которой мы все, высоколобые и низколобые, вышли, начинает утрачиваться» (Сагинтаев Е. Демократия для казахов // «Мегаполис». 31 января 2001 г.).

 По мере уменьшения представительства среднего класса, этнически однородные верхи и низы быстро сближаются. «Социальная подушка безопасности» становится все тоньше. Разрыв между бедными и богатыми виден невооруженным глазом. Главный редактор республиканской газеты «Туркестан» Ш.Паттеев обеспокоен тем, что «расслоение общества приобрело тотальный характер. Нам мешает и межклановая борьба, о которой в советское время практически не было слышно». По мере ослабевания инерции «тоталитарного режима», «этнопсихологические стереотипы феодальных времен» способны доминировать во всех сферах жизни. Демократизация на этом фоне пугает непредсказуемыми последствиями. Эксперт-аналитик НКО «Гражданское общество» В.Ковтуновский: «Русскоязычная часть общества боится перемен, боится демократии, боится того, что к власти придут националисты, которые заставят их учить казахский язык. Значительная часть титульной нации тоже опасается демократии, потому что боится развития сепаратистких тенденций, угрозы территориальной целостности». К.Бейсебаев констатирует: «В случае резкого уменьшения численности славян в Казахстане в геометрической прогрессии будет усугубляться раздробление казахов».

 Значительные изменения этнического состава города оказались не адекватны темпам качественных преобразований. «Нетитульные» занимали в городах те социальные ниши, восполнить которые «новые горожане» пока не в состоянии. В результате исправления «перекосов», доставшихся от советского прошлого, формируется «суверенный перекос», который все более уверенно определяет будущее Республики Казахстан.

 

 

Город включается в традицию

Таким образом, в городском пространстве Казахстана происходит становление новой цивилизационнойидентичности автохтонов. Становление идет трудно вследствие того, что, с одной стороны, в настоящее время почти полностью разрушена основа прежней, кочевой, цивилизации. С другой — самостоятельный опыт строительства городского пространства явно недостаточен. «Ясно, что при таком коренном изменении уклада, — считает культурологЗ.Наурызбаева, — нация должна искать новые формы жизни, в массе заимствуя их у других народов». В результате «сегодня среда такова, что дети не только в смешанных семьях, но и зачастую в мононациональных, вырастают чужимиродной культуре. Сейчас, когда кочевой дух, духовная традиция кочевников стали чем-то абстрактным, казахи оказываются под угрозой ассимиляции из-за своей склонности к переимчивости, из-за своего интереса к чужому». Культуролог полагает, что любовь к заимствованию чужеродного чревата потерей национального «Я» и является главной угрозой для казахов.

 С ней согласны и другие авторы: «Наш соотечественник заимствования возвел в ранг искусства — не только выбрать приятные и нужные лично ему культурные и духовные ценности, но и подвести под это соответствующее культурологическое и историческое обоснование. В итоге возникла совершенно космополитичная каша, где смешались северные и южные, западные и восточные религиозные и советские обычаи, праздники и термины. А что такое традиционные ценности?.. Тенгрианские или исламские? Или советские?» (Ашимбаев Д. Национальные ценности и патриоты // «Время». 3 марта 2012 г.).

 Оторвавшись от номадической основы, «традиционные ценности» пытаются пустить корни в новую, городскую почву. Процесс идет с переменным успехом. С одной стороны, город довольно быстро растворяет или искажает многие из этих ценностей. С другой — налицо активное «этническое переваривание» городского пространства, наполнение его элементами автохтонной культуры (меняющаяся языковая среда, ономастические, архитектурно-дизайнерские эволюции). Безболезненно усваивается визуальная поверхность города, во всяком случае, второе поколение горожан воспринимает его как естественную среду обитания. Основным итогом «адаптационного» периода стало включение городского пространства в традицию. Если ранее «город» воспринимался как символ «колониально-тоталитарного» наследия, то сейчас он стал «своим».

 Но запаса «опыта заимствования» хватило лишь на усвоение новыми горожанами «поверхности» города и признания этой «поверхности» цивилизационным приоритетом. Об опасности подобного восприятия предупреждаетМ.Шайкемелев: «"Революция" в Ливии началась с того, что люди в Бенгази захотели жить так, как в столичном Триполи. А еще лучше — как на Западе, но оставаясь при своем традиционном восточном менталитете. Ездить в "мерседесах", но часами предаваться пустопорожней болтовне в кофейнях». Проникновение «вглубь» города будет сопровождаться серьезной деформацией сохранившихся традиционных ценностей. В первую очередь потому, что городское пространство заставляет по-другому мыслить: «Сами механизмы модернизации нуждаются в осмыслении и обновлении. Нам надо переходить к рациональному мышлению, оно в современной конкурентной среде наиболее выигрышно» (КириницияновЮ. Великая казахстанская мечта…).

 Интенсивное проникновение в городское пространство способно привести к потере основ национальной культуры, так как, по мнению этнографов, на индустриальном этапе материальное утрачивает способность отражать этническую специфику культурного развития из-за общих процессов стандартизации и унификации. Условной чертой, отступление за которую чревато потерей национального «Я», является, по мнению большинства представителей интеллигенции, казахская генеалогия — важная составляющая «этнопсихологических стереотипов феодальных времен». Городское же пространство, исходя из логики стратегических государственных программ, должно быть основным звеном в конструкции «постиндустриальное будущее», ориентироваться на «глобализм и космополитизм». Возможно ли сосуществование различных цивилизационных приоритетов? Если «да», то на каких условиях оно будет осуществляться? В поисках ответа на эти и многие другие вопросы и происходит становление городского пространства современного Казахстана.