Юрий Серебрянский — прозаик, поэт. Родился в 1975 г. в Алма-Ате. Окончил Казахский государственный национальный университет, диплом химика-эколога. Проза и стихи публикуются с 2002 г. Участник Форумов молодых писателей России (2007, 2008). Постоянный автор «ДН». Дважды — за повести «Destination» («ДН», 2010, № 8) и «Пражаки» («ДН», 2014, № 9) — лауреат «Русской премии» в жанре «Малая проза». Живет в Казахстане.

 

 

Ехал на черепахе

Мне бы хотелось, может быть, даже очень хотелось, чтобы история эта переместилась в август. Потому что август красивее, и у меня в августе день рождения. Потому что день рождения у меня всегда выпадал на каникулы, и не хватало буквально всех. Все уехали. Но я расскажу о конце марта. Потому что именно в конце марта я шел по тротуару к «Зеленому базару». От дерева к дереву, по аллее, которая еще пребывает без зеленой крыши, с едва распустившимися почками, но кажется, что тени от крон покрывают уже не только тротуар и часть асфальта проезжей части, но и одноэтажный резной деревянный дом.

Это, конечно, лужи, а не тени. Оставшиеся после дождя, который съел следы снега на траве. Лужи я обходил, как корабль, который лавирует между скал, только наоборот. Это я лавировал между морей. Мои туфли могли не дойти до места назначения, попади они в воду. Мне хотелось думать так. Я путешественник, и запас туфель ограничен только этими вот, проверенными, но истоптанными. В которых я прошел много стран. Ну, как будто прошел.

Машин было совсем мало, а проезжую часть соорудили на вырост. Это я так подумал, когда остановился посмотреть. Вернее — остановился увидеть.

По проезжей части в противоположном от меня направлении верхом на огромной, с полукруглым панцирем, черепахе, ехал человек. Ладно бы, какой-нибудь там человек. Тогда все внимание было бы отдано черепахе, а так на нее почти никто и не смотрел. Хотя вышагивала она старательно. Как на параде каком-нибудь. Тем более что перед тем, как ступить, высоко задирала переднюю лапу, как будто честь отдавала. Поставив лапу на асфальт, на секунду замирала. Прежде чем поднять другую лапу. На спине у нее сидел нешуточный человек в берете, с длинным носом и в пиджаке без рукавов. Штаны были не широкими, они были широченными книзу. Он был похож на Буратино-мужчину, которого почему-то решила прокатить черепаха Тортилла.

Двигались они медленно. Прохожие, постояв минутку, продолжали идти дальше. Что они думали? Выгуливают черепаху из зоопарка, наверное. Обычное дело. Не льва же.

Сзади подъехал автомобиль, но не стал сигналить. Аккуратно обогнал черепаху и тогда только надавил на газ. Черепахе было все равно. Казалось, что именно она куда-то идет, а человек просто сидит и отдыхает.

Не знаю, почему, но я не ушел. Я не только не ушел, а задал вопрос. Вот есть внутри меня что-то такое, что в странные моменты моей жизни начинает шевелиться и чесаться. Еще у меня начинает чесаться плечо. Я чешу его, и из-за этого начинает вдруг чесаться другое, но потом я делаю, что делаю. Задаю вопрос.

— Куда это вы едете? — я даже не узнал свой голос. Дело в том, что он у меня подрастает быстрее, чем я сам, и я его часто не узнаю с первого раза.

— Откуда мне знать, я еду на мудрой старой черепахе, она точно знает. Но это то ли является секретом, то ли она просто не умеет говорить, — засмеялся мужчина в берете.

— Понятно, — сказал я, — хорошая у вас черепаха, — сказал так, как говорят, например, «хороший у вас портфель» или «хороший у вас плащ». Наверное, поэтому мужчина в берете неожиданно возмутился. Вспылил: — Это не моя черепаха, это просто так черепаха! Это, может быть, я — ее!

— Как это?

— Черепаха пригласила меня покататься, и я ее гость! Осматриваю  достопри-мечательности этого города.

Я маленькими боковыми шажками передвигался следом за ними, не наступая в лужи. Черепаха хоть и была медленная, но проехала уже за время нашего разговора два метра, не обращая на меня никакого внимания.

— А как вы узнали, что вы ее гость и что она вообще вас куда-то приглашает?

Мужчина даже повернулся ко мне полубоком, чтобы заметнее участвовать в разговоре. Он беседовал со мной, каксо взрослым, что было, честно говоря, мне странно. Редко со мной так беседовали.

— Ты, наверное, принимаешь меня за инопланетянина? Я ведь понимаю. Верхом на черепахе. Да. Но одно дело, когда я катаюсь на ней, и другое дело, если бы она шла одна. Ты только представь и подумай, удалось бы ей тут погулять? Тут, в самом центре города и в расцвете весны!

— Я думаю, ее бы отвезли в зоопарк, и для этого понадобилась бы большая машина, — сказал я.

Тут мужчина в берете соскочил с черепахи, ловко сумев не запутаться в своих штанинах, и встал рядом со мной. Дело дрянь. Я оказался ему всего лишь по пояс. Но он вообще не обратил на это внимания.

— Видите ли, юноша, я не инопланетянин.

— Я и не говорил, что вы такой, что вы инопланетянин, — от него пахло красками.

— А вы тогда кто?

Мы пошли рядом, боковым зрением держа в поле видимости черепаху, которая, казалось, не заметила того, что седок спрыгнул.

— Говорите мне, пожалуйста, «ты», я же ребенок. Хотя и получается фамильярность, но мне нравится, что вы со мной так по-взрослому разговариваете.

— Ух, ты! Да ты знаешь значение слова «фамильярность»! Я встретил инопланетного ребенка! Люююююдииии! — Он так громко протянул это слово, что если бы следом не рассмеялся задорно, то прохожие начали бы задавать вопросы.

— Я ученик алма-атинской школы. Но не отличник, а так, — я вдруг подумал, что это какой-то волшебник, и он сможет мне помочь с математикой.

— А по каким предметам ты не отличник, друг мой?

Я не успел ответить по каким, так как в ушах зазвенел свисток милиционера. Черепаха подходила к перекрестку, не подавая опознавательных знаков. Государственных номеров у нее тоже, естественно, не было. Вот милиционер и переполошился.

— Все в порядке, товарищ милиционер, эта черепаха с нами!

Милиционер увидел нас, строгим взглядом обежал берет, штаны, мой октябрятский значок и кивнул. Мы перешли дорогу и смотрели, как черепаха сворачивает влево. Тогда мы еще раз перешли дорогу, ту самую, вдоль которой шли, и стали ее ждать под деревом. Но черепаха решила не двигаться дальше по проезжей части, она шла прямо на нас. Мы обернулись. Позади был довольно большой парк со скамейками и зеленой прошлогодней травой. Туда и направлялась черепаха. Когда она пересекала тротуар, глядя прямо перед собой, мой собеседник сделал двоим прохожим жест, прося ее пропустить. Они и без жеста ее пропустили. Это были мужчина и женщина под ручку. Они тоже гуляли. Сегодня было воскресенье, свободный день.

Оказавшись посреди лужайки, черепаха огляделась и принялась щипать травку.

Тогда мы уселись на скамейку так, чтобы она оказалась у нас за спиной. Мы уже были мы, то есть как будто бы подружились.

Он, наверное, не мог вспомнить, в каком месте прервалась наша беседа, и сказал:

— Я художник. Я работаю в театре.

— Шутите? А что художнику делать в театре? Вы рисуете портреты артистов? — Я представил череду артистов на лестнице, с напыщенным видом ожидающих целый день своей очереди за портретом.

— Я оформляю сцену. К каждому спектаклю нужна своя сцена. Декорации, задник.

— У вас свой театр, и есть берет и огромная черепаха, это напоминает мне одну историю, — я почему-то подумал, что он не обидится, если я тоже немножко пошучу.

— Сказка про Буратино? — он засмеялся. — Театр не мой, я в нем работаю, я скорее Папа Карло. Много работы.

— А разве художники работают? Рисовать картины — одно сплошное удовольствие! Работают — это строители!

— А за что же мне тогда театр платит деньги, по-твоему?

Я отвернулся посмотреть на черепаху, потому что надо было подумать, и тут из-под скамейки подул сильный ветер, вынося старые прошлогодние листья и пыль. Они осыпали нам штаны, а пыль залезла в глаза и нос. Отряхиваясь, мы увидели, как черепаха выходит из парка с другой стороны. Быстрым шагом мы обошли парк по тротуару. Какая-то собака средних размеров рычала на черепаху, а хозяйка старалась оттащить ее за поводок назад, на аллею.

Черепаха двинулась по проезжей части, а мы за ней.

Он много рассказал мне о том, какие картины и декорации готовит для театра. Сказал, что когда у художника возникает идея картины, у него чешется внутри черепа! Он даже очень смешно показал мне это. Изобразил. Уронил берет.

— Может быть, вы устали, и сядете обратно на черепаху, а я пойду рядом, как раньше? Я не устал.

— А мы уже и пришли, — сказал он. — Вот и зоопарк.

Трамвай, разворачиваясь на кольцевой, дружественно прозвенел черепахе. Она с большим достоинством, сосредоточенно перешагнула каждый рельс.

Как мы и уговорились, я подождал у ворот, пока он передаст ее сотрудникам зоопарка.

Какие это были замечательные ворота! Волшебные. Ворота какого-нибудь замка. Белые, в форме арки, с толстыми стенами и надежной решеткой. Только за воротами был не замок, а начинались высокие ступени лестницы, ведущей в зоопарк. Черепахе было бы тут очень трудно подняться, а вот я каждый раз обгонял родителей, торопясь наверх.

Я думал, что он заведет меня внутрь, но он только вышел попрощаться.

— Ты знаешь, где трамвайная остановка?

— Конечно, знаю! Сто раз здесь бывал!

— Ну, тогда беги, уже вечер, — сказал он, входя в белые ворота.

— А когда вы будете в следующий раз гулять с черепахой? — мне очень хотелось поговорить с этим художником еще, поэтому я и спросил.

— Врачи говорят, что мне нужно лечь в больницу до конца апреля, а в мае черепаха опять захочет погулять, посмотреть на распустившиеся листья, да и не только посмотреть, — рассмеялся он. — Так что в мае! В воскресенье!

Я ехал в трамвае и прижимался лицом к стеклу, как любил. А если подуть на стекло, то пар сделает на нем непрозрачное облачко, и можно будет рисовать. Вы это, конечно, знаете. Люблю рисовать на стеклах. Я попробовал изобразить какую-нибудь декорацию, и почему-то у меня получились ворота замка-зоопарка, в которых я попытался нарисовать человека в берете. Вообще-то, у меня плохо получается рисовать людей.

Перед воротами я нарисовал большую черепаху и себя верхом на ней.

 

 

Замок Кок Тобе

Когда-то на горе Кок Тобе над самым городом стоял громадный замок рыцарей, правивших этими землями. Теперь уже от него ничего не осталось, но в те времена один вид его внушал страх жителям.

Так думали сами рыцари. В плохую погоду замок выделялся на фоне черных туч, ведь он был построен из белого камня. Но как только выходило солнце, позади замка вставала гряда высоких снежных гор, и он казался маленьким на их фоне, совершенно не страшным. Жители любили свои горы, и только они внушали им уважение.

Рыцари были здесь чужими. Однажды они попробовали выстроить в замке башню, которая могла бы сравниться с высотой гор, но горный бог не захотел видеть ее перед своими глазами. Тогда рыцари покинули замок и ушли. Куда они ушли, точно никому не известно. Да никого это и не интересовало. Один пастух рассказывал, что заметил ихподнимающимися к вершинам снежных гор. Они шли цепочкой, проваливаясь в глубокий снег в тяжелых железных доспехах, промерзших насквозь.

 

 

Король-изобретатель

Ехал когда-то давно один король со своей свитой вдоль гор. Была весна, и вдруг полил отчаянный дождь. Путники укрылись под деревьями, но воды было так много, что она собиралась в ручьи, сбегавшие от гор в низину. В этот момент королю пришла в голову одна идея, и он вскоре приказал заложить в этом месте город. Город, находящийся на склоне гор.

Главные улицы вели строго сверху вниз, а вдоль улиц выкопаны были специальные канавы — арыки, по которым вода бежала не только в дождь. Распорядился король направить в арыки русло одной из небольших речек, сбегавших с горного ледника. Дворец ему построили у самых предгорий, чтобы он наслаждался видом снежных вершин, а глянув вниз — лицезрел весь свой город и видел, как там живут люди.

Русло реки проходило у самых стен дворца, королевская почтовая служба обреталась прямо на берегу, а когда король хотел отправить своим подданным какое-нибудь послание, почтовая служба просто запечатывала его в бутылки и бросала в речку. Все послания утекали по арыкам к домам жителей. В этом и была идея короля-изобретателя! Она пришла ему в голову тогда, под деревом, во время дождя.

Король часто отправлял послания и, выходя на балкон, смотрел больше на город, чем на горы. Он хотел знать, чем занимаются люди в городе. А люди всегда занимались одним и тем же — они жили.

Король не получал от жителей никаких писем, хотя и просил об этом в своих посланиях неоднократно. Он думал, что людям некогда, они заняты жизнью, а случись что плохое, они бы ему написали.

Не подумал он о том, что город наклонный, и письма текут только сверху вниз, по течению.

 

 

Пастухи-близнецы

Два пастуха были братьями-близнецами. Жили в повозках, переезжавших с места на место. Степь огромна. Братья виделись редко, выросли они совершенно разными людьми. Один носил тюбетейку, другой заплетал волосы в хвост. Иногда приезжали они к матери и, сидя у очага, рассказывали ей о своих мечтах. Тот, что с длинными волосами говорил о своей мечте так: «Хочу я, чтобы стадо мое было огромным, чтобы семья моя не знала бед и голода, чтобы стал я уважаем своими сыновьями в старости, и приходили ко мне семьи моих детей с внуками, и глаза мои становились полны слез счастья».

— Какое же это счастье? — говорил другой брат. — Никто не знает о твоем счастье. Живешь ты посреди степи, маленький, как муравей, а дети твои еще меньше тебя. Разве такое оно, счастье?

Этот брат носил свою тюбетейку, купленную у торговца из каравана, давно, с гордостью, будто корону, а занимался он тем же. Пас своих овец. Разве что ему казалось, что стадо его блеет громче, и думал он иногда, что это его овцы смеются над его жалким существованием.

Однажды летом он пас стадо на жайляу, в предгорьях. Услышав, как задрожала снежная гора, он испугался. Было это недалеко, и он оставил сына присмотреть за стадом, а сам поднялся по тропе к самому началу ледника. Туда, где среди тумана и скал правая нога ступала в траву, а левая в снег. Там он увидел горного бога, бившего посохом гору, отчего гора так сотрясалась.

— Горный бог, я знаю, что у тебя есть огромная сила, люди боятся даже жить рядом с тобой, и я тоже живу в степи. Там я маленький, как муравей. Есть у меня мечта. Я хочу быть большим, чтобы видно меня было со всех концов степи!

Горный бог обернулся и посмотрел на того, кто отвлек его от сотрясения горы.

— Хорошая у тебя тюбетейка, человек. Ты не прав, у меня не так много сил осталось. Видишь, я не могу даже гору развалить. Но я немного помогу тебе.

Он ловко сбил посохом тюбетейку с головы пастуха и раскрутив, швырнул ее подальше от горы, рассмеявшись так, что гора затряслась и раскололась на две части наконец.

Пастух бежал по тропе вниз, пока камни падали за его спиной. Потом, передохнув на опушке сосновой рощи, спустился к стаду.

Там он и увидел свою тюбетейку. Стала она огромного размера. Размером с настоящий дом. Выходит, посмеялся надо мной горный бог, подумал пастух. Обошел вокруг своей огромной тюбетейки, не зная, что с ней теперь делать. Начался дождь, сыновья его побежали в повозку, а он взял нож и, вырезав в тюбетейке дверь, вошел внутрь. Здесь было сухо и тепло. Стали они жить в тюбетейке всей семьей. Мечта пастуха тоже исполнилась, соседи стали узнавать его, и сделался пастух известным на всю степь. Потом соседи начали делать себе такие же удобные дома. Но по ночам, когда пастух засыпал, он видел сон о том, что стал он большим и тюбетейка вновь оказалась ему по размеру, и стало видно его далеко за пределами степи.

 

 

Балхаш

На противоположных берегах озера Балхаш когда-то стояли два прекрасных города. Один из них назывался город Бал, а другой, конечно же, назывался город Хаш. Выросли эти города из двух небольших поселений, жители которых занимались своим традиционным ремеслом. Жители селений были ныряльщиками и доставали со дна озера жемчужины из раковин. Но вот в степи закончилась соль, и люди стали страдать от ее нехватки. Тогда жители селения Хаш придумали просеивать соленую воду озера сквозь специальное сито, на поверхности которого оставалась соль. Они стали заниматься этим день и ночь, перестали нырять за жемчугом, так как времени на это совсем не осталось. Город рос и богател, но вот беда, вода в озере быстро становилась пресной. Заметили они и то, как вырос и разбогател город Бал на другой стороне озера. Это случилось оттого, что ракушки, дававшие жемчуг, жили только в соленой воде и, по мере того как вода становилась пресной, передвигались к другой стороне озера.

Когда жители Бала узнали, чем занимаются в городе Хаш, они испугались, что соли не станет и оттого не станет и жемчуга.

Тогда они договорились с соседями поделить озеро.

Прошло время, и половина озера, принадлежавшая жителям города Хаш, стала совсем пресной. Соль закончилась. Люди ушли из города. Кто-то ушел в степь, но большинство переселилось в Бал. Там нельзя было просеивать воду. Пришлось им вновь нырять за жемчугом. Бал стал большим городом, а когда заполнился жителями, которые пришли изХаша, и вовсе огромным.

Все люди занимались ловлей жемчуга. Вскоре они выловили последнюю жемчужину.

Давно уже нет на берегах озера Балхаш брошенных теми людьми городов. Их стены разрушил ветер. А озеро так и поплескивает — наполовину соленое, наполовину пресное.

 

 

Золотой орел

У людей, живущих на просторе вольной степи, всегда был незамысловатый флаг — голубое небо и золотое солнце. Ведь солнце в небе всегда было над головой. Люди считали его своим покровителем. Оно помогало им во всем.

Но однажды завелся в степи огромный орел. Для пропитания стал воровать овец. Мог ухватить по овце в каждую когтистую лапу.

Люди терпели его, нечего было делать. Никто не мог сразиться с орлом.

Но стало орлу мало и этого. Однажды он увидел флаг, пришел в ярость и потребовал поместить его изображение на флаге. Вместо солнца.

Люди еще сильнее приуныли — и без того они терпели от орла много убытков. Некоторые готовы были взять в руки копье и выйти с ним на бой, даже зная, что они не в силах победить огромную птицу.

Но делать было нечего. Нарисовать орла вызвался один художник. Орел уселся на огромный валун и раскинул свои страшные крылья так, что художник оказался в его тени.

— Так я ничего не нарисую, — сказал смелый художник, — мне нужно, чтобы ты взлетел в небо. Я недостаточно талантлив, чтобы рисовать то, чего не вижу глазами. Но талантливее меня нет.

— Хорошо, — ответил орел и взлетел.

— Выше! Выше! — закричал художник. — А то солнце тоже окажется на флаге.

— Хватит? — крикнул орел с огромной высоты.

— Нет, все равно я вижу солнце и не могу нарисовать того, что ты хочешь. Ты должен загородить собой солнце! — изо всех сил кричал снизу художник. — Выше! Лети на солнце!

Конечно, орел оказался достаточно глупым и полетел прямо к солнцу, чтобы закрыть его собой. Горячее солнце немедленно сожгло ему крылья, и камнем упал он где-то в степи. Больше никто о нем ничего не слышал. Но люди не забыли эту историю.

 Художник нарисовал горящего орла на флаге под солнцем. В знак того, что никто не смеет состязаться с солнцем в небе.

 

 

Куда ушло Аральское море?

Все моря на Земле — братья. Они держат друг друга за руки, а вернее сказать, за реки, или обнимаются с отцом — океаном. Крепко сжимают Землю в круглый комочек, не давая ей рассыпаться, как высохшей песчаной башне на берегу. Они много общаются между собой, делятся рыбой, тайнами и смеются волнами, когда корабли щекочут их спины, двигаясь по своим делам. Когда дед, старый океан Тетис, расставлял их на земле, он продумал все. Почти все. Два брата-моря забрели так далеко на сушу, что заблудились. Потеряли связь не только с океаном, но и с братьями-морями.

Стали они жить посреди этой огромной суши. Кормили их реки, пили они подземную воду. Но было им грустно только вдвоем, они помнили, как хорошо держаться за руки с другими братьями, узнавать новости с того края света, где теперь ночь, и делиться секретами с океаном. Двоих братьев окружала только суша. Подумали они о своей судьбе, подумали, и вот старший брат, зовут которого Каспий, говорит младшему — Аралу: «Отправился бы ты, брат, на поиски нашего отца — океана, а я здесь побуду, подожду, когда вернешься или руку мне протянешь».

 

 

Яблоки

В наших предгорьях и по сей день можно увидеть яблоневые сады, растущие прямо на склонах. Но деревья в них уже низкорослые и корявые, сгорбленные за долгие годы ветрами и человеческой жадностью. Яблоки, которые растут на них сегодня, приходится собирать с лестниц, а если какое-нибудь из них упадет на землю, то только от того, что черви сгрызли его изнутри.

Открою вам секрет: когда-то стволы яблонь были гораздо толще, и это потому, что держать им приходилось яблоки метрового размера, а то и больше. За лето плоды вызревали, и уже никому не приходило в голову ходить под ними в саду. Это попросту было опасно. Иной раз ветер мог сорвать яблоко, но сделать это было под силу только очень сильному ветру.

В августе созревшие яблоки начинали падать с деревьев сами. С шумом падали они под собственной тяжестью в траву и, постепенно разгоняясь, катились вниз с горы. В это время никто не пересекал им дорогу, все обходили стороной предгорья, но иной раз яблоко со стуком ударялось в городские ворота, и тогда охрана вталкивала его в город и, докатив до самой рыночной площади, оставляла жителям. Специальными кривыми ножиками люди отрезали себе куски размером с арбуз и уносили домой или съедали прямо на каменных скамьях в хорошую погоду. Но почти все яблоки катились, разгоняясь, в степь, и там степные жители ловили их.

 

 

Добрые глаза

Зеленой каплей посреди степи лежит большое озеро Тенгиз. Вода в нем соленая-соленая, как в самом настоящем море, и, хотя пить ее невозможно, люди степи все равно любили делать стоянки на его берегах. Готовили на кострах пищу, ловили в озере рыбу.

Однажды, совершая далекий путь, над озером пролетала стая усталых розовых фламинго. Они осторожно сели на поверхность и заметили, что с берега за ними наблюдают добрые глаза.

Фламинго — птицы необычайно красивые, а любая красота, как известно, расцветает от восхищения. Люди степи умели ценить красоту. Каждый год они ждали прилета фламинго, и каждый год птицы прилетали на озеро, чтобы отдохнуть в пути. Но однажды не стало добрых и восхищенных глаз на берегу. Заметили птицы злой взгляд человека, запретившего всем остальным подходить к озеру и любоваться красотой фламинго. Он хотел один видеть это чудо.

Но птицы слишком хорошо все чувствуют. С тех пор они перестали садиться на озере и только глядели с высоты на зеленую капельку, похожую оброненную на слезу на сухом лице степи.

 

 

Пагода. (Предание острова Пулау Сабах)

Давным-давно, в те незапамятные времена, когда на острове Пулау Сабах еще росли черные лотосы, на нем жил малочисленный народ — чанги, которые только и умели что взращивать цветки черного лотоса. Остров был довольно большой, но в те времена людей было еще мало, и жили они все вместе, в одной деревне на берегу, а на другой стороне многие и за всю жизнь не были.

Посреди острова, на горе, было небольшое родниковое озеро, в котором росли черные лотосы. Раз в год над ровной гладью озера появлялись семь бутонов, и через семь дней, на рассвете, они раскрывались в семь черных магических цветков. Чанги никогда не умели колдовать, поэтому увозили цветки на соседний остров Пулау Капас, где продавали тамошним шаманам лотосы за золото. После этого, когда приходило время урожая риса, чанги всегда плыли к большой земле и там отдавали все свое золото рисоводам. Когда лодки, нагруженные рисом, подходили к берегу родного острова,чанги устраивали настоящий праздник с кострами и воздушными змеями, ведь это значило, что целый год, до следующего цветения лотоса, весь народ будет обеспечен рисом.

Так и жили чанги день за днем, год за годом. И так жили не только они, так жили люди на всех соседних островах. Никто на большой земле, кроме рисоводов, не знал о них ничего, и так, верно, по прошествии столетий никто бы и не вспомнил ни о чанги, ни обо всех других народах.

Был среди чанги человек, звали которого Вачарават, жил он как все, радовался цветам лотоса, празднику риса и совершенно ни о чем не думал, пока однажды вечером, сидя у самой кромки прибоя и строя из песка башню, так развлекались все чанги, он вдруг не задумался над своей жизнью. Что же это я, подумал Вачарават, живу, когда-нибудь умру, и никто не узнает, что я был. А когда все чанги умрут, кто же будет знать, что они вообще были на свете? И решилВачарават пойти на следующее утро к старейшине своего народа, чтобы рассказать то, что пришло ему в голову, и спросить мудрого совета. Так он и сделал.

Ранним утром, сгорая от нетерпения, Вачарават пришел к хижине старейшины и сказал ему: «О, мудрый хранитель народа чанги, ответь, что останется на земле в память о нас, зачем мы живем здесь, зачем собираем лотосы и потом целый год едим рис?»

— Посмотри вокруг, Вачарават, ты видишь этих ящериц, пальмы и птиц. Они живут так же, как мы, уже много лет. Наши прадеды жили вместе с ними, и мы берем с них пример, — сказал мудрый старейшина. — Ни к чему задумываться,Вачарават, иди лучше искупайся в море.

— Но, старейшина, — осмелился возразить Вачарават, — я не ящерица, не птица и не пальма. Они глупы, оттого так и живут. Наши деды построили когда-то лодки, хижины, у нас есть огонь. В прошлом году рисоводы говорили мне о великих чудесах, о прекрасных позолоченных пагодах на большой земле и о том, что все люди восхищаются народом строителей, которые их создали. А кто вспомнит обо мне, о нас, когда умрет последний чанги?

— Отныне, Вачарават, ты не будешь жить с чанги, — разозлился старейшина, — и не смей больше приходить в наши хижины!

Его слова услышали несколько чанги и со смехом и криками прогнали Вачаравата на необитаемую половину острова.

С тех пор никто его не видел, и вскоре все забыли о нем. Пришло время цветения черного лотоса, чанги вновь собрали цветки и отвезли их колдунам. Все шло своим чередом, пока на третье утро после того как чанги посетили колдунов к острову не приблизился большой черный корабль. Он подошел с другой стороны острова, и никто не видел, чтобы он уплыл. Корабль бросил якорь.

Всю ночь чанги боялись в своих хижинах, что пришельцы нападут на них. Из своих окон они видели отблески горящих факелов и тени множества людей, снующих с корабля на берег и обратно. Лишь на рассвете, осмелившись выйти из хижин, они увидели, что корабль уходит, его парус уже еле различим на горизонте.

Чанги были настолько испуганы, что не посмели пойти в бамбуковые заросли на необитаемую сторону острова, и лишь некоторые вспомнили о Вачаравате, но все решили, что пришельцы или убили его, или забрали с собой.

Через три дня старейшина первый заметил, что в бамбуковых зарослях что-то происходит. Он вызвал к себе двоих мужчин чанги и послал их узнать, что же творится на острове. Трясясь от страха, разведчики ушли, взяв с собой по большой палке каждый. Но вернулись они уже безо всякого страха и рассказали старейшине и всем собравшимся чанги о том, что видели. Там, в бамбуковых зарослях, сказали они, все еще живет отшельник Вачарават, он в одиночку расчистил поляну среди бамбука и выстроил большой каменный прямоугольник. Вачарават таскает огромные камни и кладет их друг на друга, а потом замазывает щели черной глиной и выравнивает края большим каменным топором. Повсюду в зарослях, говорили разведчики, навалены каменные глыбы и куча глины, которой никогда не было на острове чанги. Рассказ разведчиков убедил старейшину в том, что опасности для народа больше нет, и все вернулись к своим занятиям. Кто-то купался, кто-то загорал на солнце и насыпал песчаные пагоды на берегу, которые ночью смывали без следа океанские волны.

На следующий день те двое разведчиков, ходивших в заросли, вызвались пойти туда вновь. Старейшина не хотел отпускать их, но они все равно ушли и не вернулись ни через день, ни через неделю. В полнолуние к острову чанги вновь подошел черный корабль. Как и в прошлый раз, на рассвете старейшина собрал встревоженных чанги и снова отправил двух самых смелых мужчин на разведку в бамбуковые заросли.

Два дня чанги ждали их возвращения, а на третий день старейшина в сопровождении пятерых мужчин отправился туда сам. То, что он увидел, сначала привело его в ярость. То, что он увидел среди зарослей, нарушало все прежние законы жизни чанги. На большой поляне на пять метров от земли возвышался каменный фундамент пагоды, и четверо посланных им разведчиков под руководством Вачаравата укладывали тяжелые камни, укрепляя ее основание. Старейшина заметил и трех женщин, вытачивавших каменными резцами замысловатые узоры в виде цветков лотоса на уже выложенных стенах. Он хотел уже взмахнуть посохом и предать строителей проклятью, как те пятеро, что сопровождали старейшину, начали шептаться за его спиной. «Это же та самая пагода, которую я строил из песка еще в детстве». «Да, и я тоже строил, мой дед показал мне, как это делать». «Только наши пагоды ночью смывали волны, а эту волнам не смыть». «Давайте же и мы поможем Вачаравату».

Старейшина молча развернулся и пошел к своей хижине. Совершенно один. С каждым днем он с грустью наблюдал, как все больше людей чанги покидают свои хижины и исчезают в зарослях бамбука. Черный корабль еще дважды подходил к острову, но теперь все знали, что это был всего лишь корабль мирных строителей, привозившихВачаравату камни и глину.

И вот настал день, когда вершина великолепной пагоды в форме цветка лотоса стала видна из хижин чанги. И не только из хижин. Пагода возвышалась над всем островом, и ее можно было увидеть даже с соседнего острова Пулау Капас. Вместе с несколькими преданными ему чанги старейшина отправился к пагоде. Там он увидел, что на строительствевовсю кипела работа, женщины и мужчины, прежде способные только купаться, лежать на солнце и загорать, с редким талантом вырезали на стенах пагоды сцены из жизни чанги.

Вот женщины готовят рисовую похлебку, вот чанги везут цветки лотоса колдунам, а вот и долгожданный праздник риса. Вот и сам старейшина, и перед ним на коленях сидят все чанги. Подойдя к пагоде вплотную, старейшина провел морщинистой ладонью по выпуклым рисункам и заплакал. Похожую пагоду строил из песка его отец, но она не простояла долго. Теперь у чанги есть своя вечная пагода.

В этот момент к старейшине подошел сам Вачарават. Он был подтянут, упорный труд сделал из него мускулистого красавца, и лицо его светилось счастьем творца.

«Вот видишь, старейшина, — с гордостью в голосе сказал Вачарават, — чанги очень талантливый народ. Посмотри, какие рисунки на стенах, видишь, какую пагоду мы построили. Теперь все скажут, что на острове Пулау Сабах живут самые умелые строители!»

Последние слова Вачарават выкрикнул обращаясь ко всем чанги, и услышал со всех сторон в ответ дружные крики: «Слава великому Вачаравату! Слава чанги! Теперь, когда мы умрем, наша пагода расскажет всем другим народам овеликих чанги!»

«Слава, слава!» — эхом пронесся по острову крик.

— Ну что ж, Вачарават, — сказал старейшина, — ты оказался мудрее меня, а это значит, что следующим правителем чанги будешь ты.

— Да здравствует наш великий Вачарават! — радостно кричали чанги со всех сторон.

Через три дня, когда строительство пагоды было закончено, чанги устроили невиданный праздник. Семь дней и семь ночей весь народ ликовал. Чанги жгли костры по всему острову, пели песни и прославляли своего нового правителя. Женщины сделали много вкусной еды из риса, больше не надо было экономить, ведь скоро придет время ехать к рисоводам.

Никогда чанги так не веселились, как в те дни.

На утро восьмого дня, по окончании праздника, старейшина вышел из своей хижины полюбоваться на пагоду и вдруг увидел, что к нему с воем и плачем приближается печальная процессия женщин. Вачарават, услышав плач, тоже вышел из своей хижины — он жил теперь рядом со старейшиной.

С воем женщины опустились перед ними на колени и сказали: «О старейшина, о великий Вачарават, горе в народечанги! Кто-то похитил наше золото. Как же теперь чанги смогут купить риса на весь год?»

На крики женщин уже сбежались все чанги.

— Кто же совершил это зло? — закричал старейшина.

— Кто, кто? — кричали чанги.

И только Вачарават стоял молча, опустив голову.

— Молчите, чанги, — сказал он, выйдя на середину круга, — золото взял я. Я отдал его в обмен на камни и глину, которые привезли строители. Иначе мы никогда бы не создали нашу пагоду. Так бы и жили чанги в безвестности. Пусть лучше мы умрем во славе! — Вачарават поднял вверх правую руку, привычно ожидая одобрительных криков поддержки. Но чанги молчали.

Одна женщина, встав с песка и подойдя к Вачаравату, плюнула ему прямо в лицо, сказав: «Будь проклят ты со своей славой, когда нам нечем будет кормить детей, и они умрут с голода». «Будь ты проклят вовеки!» — поддержали ее остальные чанги. И тут старейшина, наклонившись, поднял с земли камень, самый большой, какой смог поднять, и дрожащей рукой запустил им в голову Вачаравату. Другие чанги тоже стали поднимать камни с земли и кидать ими вВачаравата с криками проклятья. Даже дети кидали камни.

Так чанги убили Вачаравата. В тот же год весь народ умер от голода, умер и старейшина, бросив последний восхищенный взгляд на пагоду. Остров Пулау Сабах опустел. Через сто лет пришли великие завоеватели, которые убили колдунов и рисоводов. А еще через триста лет к острову подошел большой современный корабль. С него на берег сошли совсем другие люди, не похожие на чанги, и, увидев в зарослях пагоду, достали фотоаппараты и принялись снимать.

— Видишь, — сказал один из них, — наконец-то мы нашли ее, хотя никто из нас и не верил, что пагода чангисуществует на самом деле. Ничего подобного нет ни на одном из соседних островов. Да, здесь жил великий народ, раз только они смогли построить такое чудо!