* * *
Я у киосков причащался,
лез в драку прямо из пальто.
Я с юностью своей прощался
раз, может, десять, может, сто.

В дыму пивного зала мутно.
И вот опять даёшь зарок…
А юность медлит почему-то
и не уходит за порог.

Опять прощальная беседа!..
И вот опять басок дружка,
что юность за плечами где-то,
а старость вот она — 
близка…

* * *
Чтобы в славе и в силе,
словно сосенка ствол,
встала церковь, месили
белоснежный раствор.

Встали маковки прямо
в синеву, как одна…
Для престольного храма
злая известь нужна.

Словно свечка из воска,
средь прибрежных ракит
та сырая извёстка
вёрст на двадцать горит.

Мы выросли

Мы выросли, мы распростились с бреднями,
Уж тут не до мальчишеских затей.
Мы сдержанны: в трамвай идём последними,
впустив сначала женщин и детей.

Мы выросли. У нас уже отглажены
на брюках складки.
В мыслях о судьбе!..
Глядят соседи сквозь дверные скважины:
кого мы нынче привели к себе?

Мы выросли. Интересуюсь прозою,
к стихам мы снисходительны слегка…

Покашливая, любим папиросою
стучать солидно в крышку коробка.

«ДН», 1970, № 7

Дороги

Мечтают все о счастье,
все рвутся к небесам.
А я?.. Ну что ж, отчасти
я в том повинен сам…
Одна была забота:
вперёд и наугад!..
Бескрайняя свобода
мой ослепляла взгляд!
Я выспренне глаголю,
а сам, однако, мал!
Но счастье я, как волю
одну лишь, понимал.
Мерцали идеалы.
Один завет: лети!
Но страшные провалы
чернели на пути.
Но мир не в нашей власти.
Наш мир предельно строг!..
Какое ж это счастье
без прочности дорог?

Старики

Придёт черёд — и сяду я внизу
средь стариков на парапете плоском.
И я сдавать бутылки понесу,
бока раздувши двум большим авоськам.

А прошлое моё:
дым и огонь!
Бьёт рощу расщепляя, корпусная,
и рвёт постромки, вырываясь, конь,
и пушку набок тащит пристяжная.

А прошлое:
я лейтенант лихой!..
И в «виллисе» ползу по первопутку.
И мокрою махорочной трухой
в самодовольстве лажу самокрутку.

Сейчас стою,
                          напрягши две руки,
там, где сдают бутылки, банки, склянки…
…Всё о былом пекутся старики,
с утра навесив орденские планки.

В море

На черте проходит лайнер скорый…
Я уверен: там на нём сейчас
кто-то есть один такой,
    который
море вдруг увидел в первый раз…
Над бортом висит волна,
    прямая,
чёрная, обрушиться грозя…
Он стоит, на чаек поднимая
удивленьем полные глаза!
Он стоит, как прежде я,
    под бризом,
в гвалте и не ведает о том,
как он мне сейчас, далёкий, близок,
мокрый, радостный, с полуоткрытым ртом…

* * *
Нескладно и негладко
все шли мои дела…
Внезапная догадка
меня вдруг потрясла!
Я понимал бескрыло — 
кругом был чёрный цвет…
Догадка озарила
сияньем целый свет!
И толстую тетрадку
завёл я для поэм,
чтобы свою догадку
открыть, ликуя, всем!
«ДН», 1975, № 3