Салимон Владимир Иванович — поэт и издатель. Родился в 1952 г. в Москве, в семье писателя и переводчика И.В.Салимона. Окончил в 1973-м географо-биологический факультет МГПИ им. Ленина. Печатается с 1977 г. Автор более 15 поэтических книг, последние — “Раз и навсегда” (2003), “Чудесным происшествиям свидетель” (2006). В 1999—2001 гг. — гл. редактор журнала “Золотой век”, в 2001—2010 гг. — зам. гл. редактора журнала “Вестник Европы — XXI век”. Удостоен Европейской премии Римской академии (1996). Живет в Москве.
 
 

* * *

Что за тайна за семью печатями
в мире скрыта, лучше нам не знать.
Лучше станем с малыми дитятями
по опушке леса мяч гонять.

Будем тратить время мы бесценное
на забавы, игры у реки,
самое на свете драгоценное
это — мелочи и пустяки.

Воробей, купающийся в лужице.
Белки промелькнувшей рыжий хвост.
Гляну в небо, голова закружится,
так нам далеко с тобой до звезд!

* * *

Когда ночами беспросветными
на землю льется лунный свет,
ложатся тени разноцветными
бумажками из-под конфет.

Как если бы в лесу под елками
конфеты грызла ребятня,
хрустит конфетными обертками
снег под ногами у меня.

* * *

Чтоб измерить снега глубину,
я возьму березовую ветку
и глубоко в снег ее воткну,
словно по себе оставлю метку.

Я тебе подам условный знак,
чтобы по весне в снегу глубоком,
совершив один неверный шаг,
ты не утонула ненароком.

* * *

Когда я птиц в саду кормлю,
бранись, брыкайся, бей посуду,
я пальцем не пошевелю
и отвечать тебе не буду.

Сколь важным делом занят я,
себе ты представляешь плохо.
Ты полагаешь, воробья
напрасно кормит выпивоха.

Корм не в коня — считаешь ты,
а воробей, меж тем, до неба
возносит наших рук плоды,
и семечко, и крошку хлеба.

* * *

Разве могут смертельные раны
нанести птице иглы терновника? —

я, засунувши руки в карманы,
специально спрошу у садовника.

Мир растительный с миром животным
пребывают в любви и согласии.

Не отнять тебя утром холодным
у меня, как Европу у Азии.

* * *

Конца не видно лесополосе,
а за нее мне заглянуть так хочется.
Быть может, там наш мир во всей красе
стоит, как домик путевой обходчицы.

Хозяйки дома виден силуэт
за слабо освещенными окошками.
Из пряничного домика чуть свет
выходят дети сонные с лукошками.

Зайдя в траву высокую по грудь,
они цветков срывают стебли полые,
а дальше, дабы скрасить трудный путь.
насвистывают песенки веселые.

* * *

Если мы однажды распахнем
занавески, черные от копоти,
то на прежнем месте не найдем
ничего в любимом нами городе.

У идущих мимо молодцов
поутру с кирками и лопатами,
вызнаю, как звали их отцов,
бедными те были иль богатыми.

Может быть, тому виной война,
что с трудом я узнаю окрестности.
Что за незнакомая страна,
остаюсь я в полной неизвестности.

* * *

На всех церквях с утра до вечера
в мороз звонят колокола.
Уверовав, что Русь отмечена,
ее раздели догола.

Чтобы развеять все сомнения,
и я взглянул одним глазком,
раздвинув чахлые растения,
на землю голую тайком.

Увидев корни обнаженные,
запомнил раз и навсегда,
как выглядят дома сожженные,
разрушенные города.

* * *

Утро проведем мы в ожидании.
И в конечном счете вспыхнет свет,
станет на приличном расстоянии
виден леса зимнего скелет.

Слово Божье силы не утратило,
но пошло все в мире кувырком —
за стеной защебетало радио
слабеньким ребячьим тенорком.

Может, это зорька пионерская
над страной моей опять взошла,
или это просто птица дерзкая
поутру сдержаться не смогла.

* * *

Что нам приносит больше счастья,
чем по весне прилет грачей
среди разрухи и ненастья,
чем запах теплых куличей!

Художник должен быть немодным,
несовременным, чтобы он
вполне мог чувствовать свободным
себя от нынешних времен.

Кто между будущим и прошлым
как будто бы зажат в тиски,
ужасно кажется мне пошлым
и пошлыми его стихи.

* * *

Увидевши над лесом дым,
вдруг вспомнил я рассказ, прочитанный
за ужином отцом моим,
и дом наш, временем испытанный.

Как будто я увидел сон,
приснившийся в далеком детстве мне,
отца, каким был прежде он,
но с волосами поседевшими.

* * *

Снежинки крупные легли
на землю ровными рядами,
как если б Ангелы прошли
по саду тихими шагами.

Бесследно на исходе дня
они во мраке растворились,
лишь воробьи, как ребятня,
по саду в сумерках носились.