Журнальный клуб Интелрос » Дружба Народов » №1, 2012
Рассказ. С украинского. Перевод Елены Мариничевой
Олесь Барлиг — поэт, прозаик. Родился 2 июня 1985 г. в Запорожье. Окончил филфак Запорожского университета. Печатается в украинской периодике. Работает редактором на областном телевидении.
Теперь синий цвет мне чаще “к лицу”. Раньше с ним был полный кошмар — когда я надевал что-нибудь синее, мое лицо становилось бледным, набрякшим, под глазами проявлялись темные круги. И сам я казался толще. Потом синий немного утихомирился. То ли привык ко мне, то ли просто устал от моих настойчивых попыток приручить его. Я делал это осторожно. Надевал синий сначала понемногу — какую-нибудь шведку с тоненькой темно-небесной окантовкой. Потом, примерно через
год, — синюю кепку или шарф. А еще через год я отважился надеть полноцветную синюю рубашку. Так что, пожалуй, я все-таки его приручил. Причем делать это нужно было именно таким образом, постепенно, иначе — не получалось. Скажем, я пробовал сиреневый. Потом сиренево-сиренево-сиренево-синий. Потом сиренево-синий. И вот, когда дело дошло уже до того, чтоб от фиолетового оттенка избавиться вообще, синий сразу всполошился и показал свой характер. Но все это в прошлом. Теперь он хоть иногда и взбрыкивает, но в целом ведет себя вполне послушно.
А вот красный... Я ему никогда не прощу того, что он был твоим цветом. Цветом твоих бус. Твоего рюкзака. Твоих кроссовок. И моей страсти к тебе. Той страсти, за которую потом мне было стыдно и которая сейчас напоминает рыбу. Речную. Потому что именно пресную рыбу я ненавижу. Она чем-то похожа на тебя — без вкуса, со множеством маленьких острых костей, стремящихся вколоться поглубже в десны. Пустить кровь. И доказать, оправдать этим свое существование. Я мог бы простить красный за то, что это цвет земляники, рябины, старого бабушкиного пледа, в который я кутаю зимой свои ноги с их суженными сосудами... Но все это мелочи по сравнению с тем, что в первую очередь, красный — это ты и шесть месяцев моей жизни, завидовать которым не стоит никому, даже очень романтичным особам...
Никогда не забуду те две секунды, когда мое тело летело. Август. Жара страшная. Куда ни глянь — всюду продавцы мороженого и холодного пива. Постоянно мокрый лоб. Жажда неимоверная. Горячий песок. Горячий — не то слово — просто печет! Моя желтая футболка, уже начавшая выгорать на солнце, лежит на смятом покрывале. Сухой, иссушающий ветер, несмотря на то, что до реки рукой подать — не больше трех метров. И мои, почти три месяца не стриженные лохмы. Будь рядом мама, обязательно бы сказала: “А ну, немедленно надень кепку! Ты что, солнечный удар хочешь получить?”. Но мама далеко, а я уже слишком взрослый мальчик. Настолько “слишком”, что уверен в том, что способен кого-нибудь прельстить. Но эта уверенность разбилась о твою скалу и осталась разорванной в клочки моим персональным постыдным крахом. С тех пор я — потерпевший крушение корабль. Ой, нет! Это тогда я был разбитым вдребезги кораблем, который пытался латать свои пробоины психическими завихрениями, новыми знакомыми и старыми друзьями.
В тот раз харьковские приятели уговорили повезти их на нашу Набережную. Купаться в речке я ненавижу так же, как пресную рыбу, но на уговоры поддался. Не знаю, почему согласился прыгать с пирса. В этом было что-то новое и острое для меня. Первый — р-р-раз — сиганул в воду! Второй — р-р-раз! Третий — р-р-раз! Я замираю на мгновение, но не растягиваю его, чтоб мне никто не успел нетерпеливо крикнуть: “Ну!”. Лечу в воздухе как жабеныш, у которого сроду нет и не было крыльев. Неуклюже. Неловко. Широко раскинув длинные ноги и согнув руки в локтях. К моему носу приближается уже начинающий цвести Днепр. Его темная поверхность превращается в блестящий экран. Мне кажется, я сейчас ударюсь об это зеркало, разобьюсь на кусочки и уже никода не вспомню о тебе...
Наверное, понятно, что вместо рек я люблю море. Именно море. Однажды меня, еще в детстве, возили на соленые озера под Евпаторией и говорили, что это почти то же самое, что Азовское море. Вранье! Азовское — это море, настоящее, куда глаза достигают; а соленые озера — громадные угрюмые лужи, где живет что-то похожее на Лох-Несское чудовище. Или что-то, похожее на тебя. Потому что, несмотря на все твои усилия, тебе никогда не стать морем. А мне вот удалось побыть немного небесным лягушонком.
Извини, но мы никогда не будем друзьями.
Во время нашей предпредпоследней встречи твой взгляд сверлил меня. Испытывал на прочность. Странно. Помню, что ты — это красный, но никак не могу вспомнить цвет твоих глаз... Какие они у тебя? Форму носа помню. Губы — тоже, у тебя нижняя немного скошена влево, поэтому тебе никак не удавалось симметрично ее проколоть. Волосы немного светлее моих (а я настоящий брюнет). Но вот глаза... да ладно! Ну их!..
Ты — альбом для рисования со множеством отрывных листов. Тебя можно рисовать каждый год, и рисунок все время будет иной. Бумаги для этого достаточно, вот только красок, боюсь, не хватит.
г. Запорожье