Николаева Олеся Александровна — поэт, прозаик, эссеист. Родилась в Москве. Окончила Литинститут им. А.М.Горького. Печатается как поэт с 1972-го. Автор 6 книг стихов, нескольких книг прозы, многочисленных статей и эссе по православной этике и эстетике. Руководитель (с 1989) семинара поэзии в Литинституте. Лауреат премий Бориса Пастернака (2002), “Anthologia” (2004), “Поэт” (2006) и др. Живет в Переделкине.

 

* * *

Сколько ж показал ты мне диковинок дикарских!

Близнецов сиамских, сфинксов, усыпальниц царских,

женщин с головами кошки, с хохотом гиены,

карликов, кентавров, старцев, видящих сквозь стены.

Лилипутов на ходулях и глухих пиитов,

евнухов и андрогенов и гермафродитов.

 

И вельмож с глазами жабы и с сердцами мухи,

и рабов с клеймом на теле и серьгою в ухе.

Сколько ж зомби, вурдалаков в этаком бульоне

в модных пиджаках и брюках и в одеколоне.

Но всего и всех чуднее звук один, как зуммер —

он поет, что Бог не умер, Бог еще не умер…

 

— Как не умер? С этим сбродом? В этакой Гоморре?

— Говорю вам — на горе Он, говорю — на море!

В бездне, в водопаде, в ливне, в буре, в круговерти —

молодой любви сильнее, крепче лютой смерти…

Здесь Он — в золотом и в красном, в голубом и в белом —

Всей Своею страшной Кровью и Пречистым Телом.

 

 

 

Тело и душа

 

Разве мучает себя лес? Терзает ли себя сад?

Волк — занимается ли самоедством, лось — прыгает ли в огонь?

Жалит ли себя змея, глотая собственный яд?

Топит ли себя цапля? Топчет ли себя конь?

 

Бодает ли себя бык? Колет ли себя еж?

Играет ли на своих нервах сверчок? Прыгает ли в колодец мышь?

Только ты, тело, напролом против смысла прешь,

Только ты, душа, против солнца встала, глядишь!

 

Кличет ли к себе саранчу спеющий виноград?

Призывает ли на себя град зрелая рожь?

Только ты, тело, — души своей супостат,

Только ты, душа, печень свою клюешь!

 

Носит ли в себе гнев — соловей и зависть — пчелиный рой?

Пилит ли себя дерево? Пьет ли свой мозг барсук?

Только ты, тело, еще при жизни смерть кормишь собой!

Только ты, душа, еще при жизни мертвеешь вдруг!

 

 

* * *

Бог знает как — в коробке черепной

Нью-Йорк бессмысленный с лихвою уместился

И заяц из избушки лубяной,

Грачи Саврасова и ветер ледяной,

И Царь в яслях родился!

 

Какая ласточка, зажавши это в клюв,

По нитке, веточке, листку, штриху, примете

Перетащила, стражу обманув,

Весь мир сюда? Иль ветер-стеклодув

Воспроизвел в мозгу картины эти?

 

Живые с мертвыми здесь запросто. Без слез

Почти и не заметишь, как цветисто

Все нарядились в то, что Бог принес.

Да знанье подлое, поденное свой нос

Сует везде с лицом контрабандиста.

 

Весь мир во мне! И каждый из гостей

Кто что несет: кто музыку, кто птицу,

Кто речь сумбурную, кто ураган страстей…

Вдруг гаснет все, и не собрать костей:

Снаружи кто-то ломится, стучится.

 

…О, тот блажен, кто истребил черту

Меж внутренним и внешним — ничего-то

Не алчет он, не кормит пустоту…

Не то — держись: и зайца в темноту

Лиса рассудка выгонит в два счета.

 

 

Зима

 

Только сиди да слушай,

и тебе принесут,

что про Игольные Уши

думает сам верблюд,

где предрассветный кочет

криком делает знак,

что сам себе бормочет

в темном углу Бедняк.

 

Тянет корявые руки

в масляной тьме густой

к словоохотливой щуке,

к яблоньке золотой,

к сказочному копытцу

лучшей из антилоп.

Пусть же ему приснится

клад и хрустальный гроб.

Замок и холм покатый.

Лестница, ночь, зима…

И как по ней Богатый

Тихо

сходит

с ума.

 

 

 

Принц на белом коне

 

 

Носи колечко в ноздре, носи сережку в брови,

имя пытай во сне.

Жди, жди большой чистой любви,

принца на белом коне.

 

А встретит тебя шут гороховый, сукин сын,

скажет: — Слушай сюда.

Я — твоя большая любовь, я — господин!

И ты за ним хоть куда.

 

Зови звезды к себе, море к себе зови,

дари кольца луне.

Жди, жди большой светлой любви

принца на белом коне.

 

А встретит тебя полуночный тать, наступая в грязь,

скажет, пуская дым:

— Я твоя большая любовь, я — твой князь!

И ты побежишь за ним.

 

Копи золото в лимфе, солнце копи в крови,

крась губы в вине.

Жди, жди большой светлой любви,

принца на белом коне!

 

А встретит тебя супостат лукавый, враль и тролль,

скажет, обрывая цветы:

— Я — твоя большая любовь, я — царь, король!

И ему поклонишься ты.

 

И опять о том же поют, поют соловьи,

заря загорается в вышине:

— Жди, жди большой светлой любви,

принца на белом коне!

 

 

* * *

Черный подмокший порох, бенгальский огонь сырой,

спичка горелая, сныть, и ковыль, и пижма, —

однажды глянешь в пространство, и вдруг черной дырой

оно на тебя уставится неподвижно.

 

И закричишь вне себя, не чувствуя рук, ног:

— Возьми мое сердце, Господи, Себе — на Свою десницу! —

лопнувший красный шарик, сморщенный лоскуток,

жеваную резиновую тряпицу!