19 октября Церковь празднует память святого апостола Фомы. К сожалению, об этом апостоле мы знаем немного. Евангелие — самый главный и авторитетный источник — подробнее и больше говорит о Петре и Иоанне; Новый Завет в целом очень много говорит об апостоле Павле и многое — устами самого Павла. А имя апостола Фомы прежде всего приводит на память эпизод, когда он сначала не поверил в воскресение Христа, а потом получил уверение в истинности совершившегося от Самого Спасителя.

«Фома неверующий» стал распространенным художественным образом. Правда, как это нередко бывает, его интерпретации в культуре оказались весьма далеки от глубины Евангельского смысла, скажем, как в известном в советские времена стихотворении «Фома». Стихотворный Фома «ни дома, ни в школе, нигде, никому — не верил» и был за свое неверие съеден аллигатором. Правда, лишь во сне, поэтому конец стихотворения все-таки более поучительный, чем трагический. Неверие Фомы здесь — бессмысленное упрямство, идущее против очевидных фактов. То есть то, что в фильме «Место встречи изменить нельзя» Глеб Жеглов припечатал афористичным: «Упрямство, Шарапов, первый признак тупости»…
Выбирая для журнала название «Фома», мы, с одной стороны, сознательно шли на использование метафоры «Фома неверующий», с другой — главной — хотели обратить внимание читателя на Евангельскую историю, которая важна как своим историческим контекстом, так и современным прочтением.
Неверие апостола Фомы в последнюю очередь можно назвать упрямством. Напротив, это неверие, происходящее от жажды веры. Вспомним ситуацию: ученики — ближайшие друзья Спасителя — напуганы, растеряны и рассеяны после страшных событий Страстей Господних. До конца еще не понимающие, с Кем они находились рядом, апостолы в те дни живут надеждой встречи с Христом, но при этом считают, что встреча эта — нечто совершенно невероятное. И когда Фома видит апостолов, уже встретивших Христа воскресшего, он, возможно, не верит им потому, что их слов, их радости ему недостаточно. Он должен быть уверен, потому что от этого зависит все в его жизни. Парадокс: Фома не верит потому, что очень хочет поверить, не «принять на веру», а всем своим существом узнать истину. И Христос, наверное, потому и является Фоме, что видит его жажду веры. Стремление человека к вере, уверению — не может остаться без ответа. Бог всегда откликнется.
В неверии Фомы нет равнодушия, которое, к сожалению, очень часто встречается среди нас… Мы легко — благо нас за это сегодня никто не преследует — называем себя верующими, но часто такая «вера» не ведет к встрече с Богом. Почему мы вспоминаем благодатное неверие Фомы? Потому что оно привело его ко Христу. Можно всю жизнь считать себя христианином, но так и не встретить Христа — просто потому, что ты не ищешь этой встречи, потому что твоя вера равнодушна. А это намного хуже апостольского «неверия». Тепличные условия — когда вера наша не подвергается постоянному испытанию, когда нам не нужно отстаивать и доказывать право верить — создают среду для расслабленной веры, которую ничем иным как неверием назвать нельзя…
Фома близок еще одному Евангельскому образу — отца, просящего Спасителя об исцелении сына. На вопрос Христа, верит ли он в то, что его сын может быть исцелен, отец отвечает еще одним парадоксом: Верую, Господи! Помоги моему неверию (Мк. 9:24). Это тоже своеобразный вопль Фомы — колоссальная потребность получить ответ от Бога. Только Бог может исцелить, и только Бог может избавить от неверия. И одновременно это страх. Такой страх для человека падшего (а это то состояние, в котором мы все находимся) естественен, потому что в падшем мире поверить не так просто. И страх этот может убрать только Христос — Бог, Который так же, как потом Он откликнулся на просьбу Фомы, отвечает на мольбу отца об исцелении сына. Зачастую человек большего сказать не может, только одно: «Верую, помоги моему неверию!». Но в такие моменты именно этого достаточно, чтобы услышать ответ Бога.