Сергей Сергеевич Аверинцев в эссе под выразительным названием «Ностальгия» с грустью отметил, что принадлежит к последнему из поколений, которые считали для себя обязательным читать Ибсена. Не знаю, был ли в этом абсолютно прав наш выдающийся соотечественник. Могу лишь сказать, что лично я взялся за Ибсена только после того, как узнал про эти слова. Не уверен, что современных студиозусов фраза Сергея Сергеевича легко сподвигнет на то, чтобы приняться за чтение книг великого норвежского драматурга. Для этого надо хотя бы знать, кто такой Ибсен, и как минимум с уважением относиться к мнению Аверинцева.

Утверждение мое, увы, отнюдь не голословно: нынешние выпускники школ не знают имен академиков Лихачева, Сахарова или Аверинцева. Они вообще многого не знают…
Да что там Ибсен, Сахаров или Лихачев! Недавно ко мне пришел юноша-выпускник школы с целью «взять интервью». Когда я спросил, какое издание заинтересовала моя скромная персона, в ответ услышал что-то вроде: главное — интервью взять, а текст потом куда-нибудь пристрою. Для поддержания, так сказать, разговора, я выдал полуободряющее книжное: «Вы, значит, будете как Мартин Иден: рассылать по журналам и ждать?» По реакции было понятно: кто такой Мартин Иден и чего он ждал, юный журналист понятия не имеет. Но удивило меня не это — мало ли кто не читал Джека Лондона. Используя пример с героем Лондона, я попытался объяснить молодому коллеге, что культура и есть слова о жизни, знание которых позволяет людям общаться на одном языке, понимать друга друга. Его ответ оказался для меня совершенно неожиданным: «Ага, значит Вы предпочитаете общаться шифровками? (Это Мартин Иден-то! — В. Л. ) Но зачем? Вот, например, в Евангелии все просто и понятно!». Заинтересованный, я тут же попросил юношу объяснить мне смысл притчи о неправедном управителе. Ответ последовал незамедлительно: «Я такой притчи не помню, но если Вы мне расскажете ее содержание, я Вам ее объясню».
Наверное, эта ситуация относится к числу «без комментариев», хотя можно было бы вспомнить мимоходом упоминаемого Диккенсом молодого человека, сказавшего, что он, несомненно, умеет играть на скрипке, хотя никогда не пробовал. Но внутренний комментарий, так сказать, «для себя», был все же сделан. К сожалению, описанный случай не является единичным, а мой гость не был бездельником-двоечником, не желающим учиться. Скорее, напротив. Мы потом разговорились, и оказалось, что мой собеседник — человек очень интересный и искренний. Православный верующий, в конце концов. В общем, такой, каких сегодня немало, в том числе и среди моих студентов. Но почему же тогда, думал я, нам все сложнее становится общаться на одном языке, почему мы — люди одной веры, одной культуры и почти одного возраста (между нами — всего десяток-полтора лет разницы) не всегда понимаем друг друга? И почему то, что когда-то относилось к области общих знаний, сегодня все больше становится уделом «ботаников»–отличников, да и то не всех?
Конечно, я понимаю, что знание Ибсена или Лондона не является необходимым для того, чтобы стать хорошим специалистом. В тех же США, где мне в свое время довелось учиться, среднестатистический студент легко даст сто очков вперед любому нашему «незнайке» в вопросах культурной безграмотности, однако получит-таки диплом о высшем образовании и преспокойно сможет работать на каком-нибудь денежном месте. Да и у нас сегодня отсутствие бывших когда-то базовыми культурных знаний (так называемого культурного фона) совершенно не обязательно станет препятствием на пути к овладению узкой специальностью даже для гуманитариев.
Дело здесь в другом. Ведь в чем безусловно был прав мой знакомый юный журналист? Именно в том, что культура и есть своеобразное зашифрованное послание. Послание, в котором содержатся не только имена героев или названия книг, музыкальные ноты или архитектурные стили… Этот код несет в себе представления поколений о жизни и смерти, любви и ненависти, дружбе и предательстве. Он содержит смыслы, которые позволяют нам чувствовать себя не просто живущими на одном пространстве и чужими друг другу индивидуумами, но быть друзьями, быть одной семьей, быть народом. Быть людьми одной веры. И евангельский текст, который, конечно же, открывается прежде всего чистоте и простоте сердца, требует тем не менее и ясности разума, и определенных знаний.
К счастью, в результате нашей «культурологической» дискуссии мой собеседник все же взялся за Джека Лондона. Причем тем же вечером, о чем не преминул сообщить мне в письме по электронной почте. И это вселяет надежду... ■