Журнальный клуб Интелрос » Фома » №11, 2016
Мама Веры Ивановны была похоронена на Богородском кладбище, и она всегда настойчиво просила меня проследить, чтобы ее похоронили там же, около матери. Также много раз она давала подробнейшие указания о том, где именно рыть могилу, какой должен быть крест (самый простой, деревянный) и тому подобное. Вера Ивановна была очень бодрой и жизнерадостной, и мы всегда на ее «погребальные» беседы всей семьей возражали:
«Ты живи, Вера Ивановна, не заботься, тебя весь район знает, неужели не похороним? Ты живи спокойно себе», — отвечали мы ей часто.
С Верой Ивановной Пименовой мы познакомились в 1996 году, и она довольно быстро стала другом нашей семьи. Я тогда еще не был священником — мы с женой и маленькой дочкой только-только переехали из Москвы в Нижегородскую область, поселились в Воскресенском районе и стали прихожанами молитвенного дома в райцентре (храма там еще не было). В то время она жила в пристройке молитвенного дома, сторожила, пекла просфоры и отвечала на телефонные звонки. На богослужениях подпевала скудному деревенскому хору, но самым главным ее делом было ежедневное чтение Псалтири.
Вера Ивановна была церковным человеком с детства. Родилась в 1923 году, крестили ее в храме села Богородское — это здесь же, в Воскресенском районе. Кстати, с возвращения этого храма Церкви в конце 90-х я начинал свое священническое служение. Замуж она вышла в Волгоградской области, а после смерти мужа вернулась на родину. Ее родной деревни Петухово уже не существовало, поэтому она стала жить где придется.
Жила она и впрямь спокойно. То в молитвенном доме, то у своих старых подруг: либо у Ольги Ивановны, либо у Марии Ивановны. Всегда шутила: «Вот, мы три Ивановны, говорят — не сестры, а мы во Христе сестры!»
А еще она любила «попсалтирить». Выглядело это так: сидит кто-нибудь из прихожан дома, на улице мороз 40 градусов, вдруг стук в дверь: «А это я!» Входит Вера Ивановна в шубе с котомкой, в котомке — старая Псалтирь, в карманах — три луковицы и три куска сахара (она называла это «принос»). «Буду теперь у Вас жить». После трапезы залезала на печь и начинала читать, просила написать записки о живых и умерших — поминала всех. Обычно за одно посещение она прочитывала Псалтирь целиком, иногда даже не один раз. Во время своего псалтирения у нас она с радостью нянчилась с детьми, помогала нам в каких-то простых вещах по хозяйству, топила печь и много рассказывала, в том числе из истории нашей богородской церкви и этих мест.
Материал по теме
Жену мою эти речи вывели из себя, она остановилась, выдрала с корнем огромную серуху, подняла ее над головой и заорала: «Да отстанут они от меня или нет в конце-то концов?! Господи, ну покажи мне — съедобный это гриб или нет? Не буду его брать, пока не будет знака!»
Опечалились мы с матушкой, собрались и поехали. Несмотря на середину апреля и на то, что не везде еще даже сошел снег, день был по-летнему теплый, солнечный и радостный. До Пасхи оставалось совсем немного, да и Вера Ивановна в Благовещение купалась (была у нее такая ежегодная традиция)! Приехали мы с матушкой — нас встретила Мария Ивановна: «Идите к ней скорее, заждалась».
Встретила нас лежа в постели, сразу села, радостная, стала шутить, как всегда: «Пешком вы, что ли шли?!» Спросила о каждом из детей подробно. Хватило ли нам дров и сена? И тому подобное. Потом сказала матушке: «Ты пойди, погуляй, а мы с батюшкой дело будем делать. А то страшно помирать-то грешной старухе». Пошли матушка с Марией Ивановной на крылечко. А Вера Ивановна попросила исповедать ее за всю жизнь и пособоровать. Когда мы с ней закончили, она передала мне псалтирь, самую большую свою ценность, со всеми вложенными туда поминальными записками. Потом велела всех позвать. Сказала матушке: «Ну вот, дорогая, передаю батюшке псалтирь и четки. Поминайте всех моих и меня туда впишите».
Матушка попыталась что-то возражать, как-нибудь приободрить Веру Ивановну, которая совершенно не была похожа на умирающую, предлагала пожить с ней, поухаживать. Вера Ивановна, видя матушкину печаль, ободрила ее: «Ладно, давайте, сгоняйте домой, покормите деток и возвращайтесь — я вас буду ждать». Перекрестила матушку, взяла у меня благословение и попросила постелить ей на полу и открыть все двери, дескать, Мария Ивановна слишком сильно натопила, надо освежиться. Марья Ивановна постелила, мы помогли Вере Ивановне перебраться на пол, устроили ее, и она сказала: «Ну ладно, я вас жду. Псалтирь я отдала, поэтому Мария Ивановна почитает мне пока Евангелие». Попрощались мы, пошли, а она еще кричала вдогонку: «Буду ждать, возвращайтесь поскорее!»
Езды нам до дому было минут двадцать. Едва мы вошли к себе, раздался телефонный звонок — звонила Мария Ивановна: «Вера Ивановна велела долго жить».
Отпевали Веру Ивановну в молитвенном доме, служению в котором она посвятила последние годы своей жизни. Провожать ее пришло очень много людей. Оказалось, что она две последние недели звала зайти к себе то одних, то других — прощалась. После отпеваниянастоятель вложил ей в руки разрешительную молитву, а затем неожиданно повернулся к моей супруге: «У нее руки теплые! Или мне кажется?» Несмотря на холодный день, снегопад и ледяной ветер, руки и вправду были теплые. Все, кто подходил прощаться с усопшей, заметили это.
Похоронили Веру Ивановну, как она и просила, на Богородском кладбище, недалеко от храма, где я служу настоятелем.
Кладбище у нас очень старое, заросшее деревьями, могила Веры Ивановны находится в самой старой его части, куда и тропка-то не всегда протоптана. Найти могилу там бывает очень непросто. Мы об этом говорили Вере Ивановне при жизни: «Зачем вам в такую глушь хорониться, как мы вас найдем?» На это она отвечала: «Ничего, не заблудитесь, вы идите и молитесь и зовите меня — я вас выведу». Так и делаем и всегда находим ее могилу.
Еще она отличалась тем, что всегда знала, когда пора идти за какими грибами. Мы расценивали это как большой жизненный опыт. Если Вера Ивановна говорила: «Не ходи, нет грибов», то можно не проверять — все точно. И вот однажды, уже после ее смерти настала осень, а груздей в лесу так и не было. Стали мы вспоминать Веру Ивановну, нашего «грибоуказчика». И после какого-то отпевания на кладбище заглянули и к ней на могилку. А там — грузди растут! С того дня пошла полоса грибов. Такое вот утешение.
Записал Григорий Волков
На заставке фрагмент фото священника Николая Балабаева