Бывает: придет к тебе радость встречи с человеком или явлением, меняющим твою внутреннюю жизнь, придет самым простым, обыденным способом — подарят ли книжку, которая навсегда станет «настольной», поделятся ли фильмом, или состоится значимое знакомство… Но случается и так, увы, что скоро позабудешь, а то и не узнаешь — от кого пришла радость. В нашем доме бережно хранятся аудио- и видеокассеты с беседами митрополита Антония Сурожского. Сколько раз милосердное и мудрое слово владыки укрепляло нашу семью! И не знал я до сей поры, что во многом обязан существованию этих записей сегодняшнему автору «Строф» — художнику, поэту, педагогу Евгению Клодту, чья книжка стихов и эссе сейчас передо мною. Теперь знаю.

Славного представителя рода и династии Клодтов не стало совсем недавно. К публичности своих стихов, он, судя по всему, относился со смущением, — хотя после спонтанного и очень успешного чтения в Третьяковке решился на издание сборника. В предисловии к нему Надежда Кондакова проницательно написала: «Дисгармоничность мира он, как всякий верующий человек, воспринимает болезненно. Иные художники — особенно часто в двадцатом, щедром на дисгармонию веке — вокруг этого “объекта” выращивают свой талант и выстраивают свой мир. Иные, но не автор лежащей перед нами книги. Он попросту не замечает, “игнорирует” дисгармонию, в лучшем случае — замечает с легкой иронией, очевидно и целиком полагаясь на Божественную Благодать».

Читая стихотворения и эссе (а точнее, духовные этюды) Евгения Клодта, рассматривая акварели, с которыми меня познакомила его жена Ольга, — написавшая недавно и замечательное вступление к будущей книге Евгения Георгиевича, — я думаю о его воплотившейся, счастливой судьбе. Он прожил обидно мало: что такое шестьдесят лет для разностороннего, творческого человека с непрерывно растущей, великодушной душою… Но он и продолжает жить среди нас, — тех, кому счастливо откроется его богатый мир, в котором он разглядел Промысл Божий и упрочил дарованные ему таланты.

 

* * *

Непроницаемой стеной

Восстало время пред тобой,

И глыбой матово-стеклянной

Засеребрилось за спиной.

И равномерно, как прибой,

Канон читает покаянный

Чуть различимый голос твой.

 

 

* * * 

Чудо легкими шагами

По земле ступает тихо.

Или на прозрачных крыльях

Над землей летит неслышно.

Если сердце не захочет,

Не увидят чуда очи,

Очень, очень трудно это

Находить, когда не ищешь,

Но иначе невозможно.

Только даром, только даром,

Незаслуженно,

     нежданно,

        непонятно,

            неразлучно.

 

* * *

В углу вагона, прислонившись к стенке,

Под стук колес приятно думать мысли.

Окончен день, жена и дочка дома,

Собаки брешут во дворе на проходящие машины,

И если по дороге ты промерзнешь

Промозглым темным вечером ноябрьским,

Камин растопишь или баню,

Не знаешь сам еще, но что-нибудь растопишь,

Пока на кухне греется обед…

 

* * *

Неужели жёлтый одуванчик

Каждою весеннею порою,

Покрывая склоны и овраги,

И опушки леса, и помойки,

Ничего не знает об эпохе,

О её задачах и свершеньях,

О вождях, идеях судьбоносных?

Ничего он этого не знает

И растет себе без всякой пользы,

Превращаясь в белые пушинки,

Что летят, подхваченные ветром,

Засевать непаханые земли. 

 

* * *

Ты, по молитвам дожди посылающий

На поля, что иссохли жарою пылающей,

Одожди мою душу, где зерна не всходят,

Ну, а жизнь незаметно проходит.

 

* * *

Маслины и слёзы…

Их вкус одинаково горек.

И было известно ещё до рождения мира:

Маслины – свидетели Божьего плача –

Не могут порадовать плодом иным;

Вся горечь земли

В их плодах накопилась…