Журнальный клуб Интелрос » Фома » №2, 2018
— Игорь Яковлевич, я знаю, Вы не любите, когда говорят о вашей пьесе как об агитации «против абортов». Тем не менее один из самых драматичных эпизодов в ней связан с риском, что главная героиня прервет свою беременность.
— И все равно, этот факт — только составляющая жизни героини и ее еще не родившихся детей. То, на что хочет решиться отчаявшаяся мать, — только повод для более серьезного разговора. Я попытался подойти к этой теме максимально осторожно, потому что знаю, с какой агрессией порой воспринимаются агитационные ролики, лозунги, брошюры, плакаты, призывающие женщин не совершать это преступление. Поэтому, честно признаюсь, взялся за эту работу с большой опаской и желанием очень ненавязчиво, очень тонко эту тему затронуть.
— А Вы можете немного рассказать о сюжете?
— Конечно. Первое действие происходит как бы в утробе матери, где близнецы, брат и сестра, готовятся к выходу в мир людей. Я очень хочу, чтобы зритель влюбился в этих маленьких человечков — и по-моему, это должно получиться: они забавные, смешные, любознательные, талантливые, они постоянно конфликтуют, что-то друг другу доказывают и через это выходят на очень важные темы. Они слышат окружающий мир, переживают события, которые происходят с родителями… И вдруг слышат страшное слово: «Аборт».
Во всем спектакле это слово звучит только один раз. Очень тихо и очень страшно. И, как мне кажется, одно это слово может произвести гораздо большее впечатление, чем любой агитационный ролик.
А во втором действии мы окажемся в квартире родителей (их будут играть те же актеры) и станем свидетелями конфликта, из-за которого чуть не произошла катастрофа — смерть еще не родившихся мальчика и девочки.
Я не говорил об этом с актерами, но вообще я бы хотел, чтобы в этом спектакле чувствовался мотив некоего мужского покаяния перед женщиной.
— Покаяния?
— Да. Понимаете, мужское начало — оно достаточно эгоистичное. Женщина рождается для того, чтобы продолжить род человеческий, — а мужику надо вечно все переделать, всех завоевать, победить. И во многом по нашей, мужской вине в жизни женщины происходят конфликты и трагические события, о которых идет речь в этой пьесе.
— Вообще на эту тему обычно говорят женщины, мужчины от нее отстраняются. А лично Вас что сподвигло обратиться к этой теме?
— Два события. Первое — это моя личная трагедия: я чуть не потерял свою дочь. Если меня спросят, как она выросла, я не отвечу — у меня, как мне тогда казалось, абсолютно не было времени заниматься ребенком: я был погружен в профессию, спектакли, поездки, гастроли. В 1993 году я получил контракт и 15 лет проработал в Америке. Был на волне удачи, никаких материальных проблем. А тем временем моя дочь, оказавшись в условиях той страны, пошла не тем путем: она очень рано стартовала, очень хорошо отучилась, стала зарабатывать сумасшедшие деньги, начала жить самостоятельно, встретила мужа-миллионера, и они благополучно принялись тратить свои деньги… в наркотическом дурмане дорогих клубов.
Знаете, каждый человек приходит к Богу своим путем, и для меня эта история, которая чуть не завершилась трагедией, обернулась приходом к вере. Я тогда на себе ощутил Божию помощь и Его великую милость — после 10 потерянных лет моя дочка бросила этого миллионера и прежние привычки. Она осталась в Америке, но вернулась к жизни, недавно родила мне внука…
А второе событие — это очень серьезное переживание, связанное с рождением сына Филиппа. Это очень поздний ребенок, он родился, когда мне было 58 лет. И я был рядом с женой при его появлении на свет. Это стало для меня очень серьезным опытом. Когда жену после родов подключили к наркозу, акушерка сказала снять рубашку и положила мне на живот малыша лицом вниз. Он вдруг поднял головку и внимательно посмотрел на меня. «Да-да, они сейчас космические какие-то рождаются», — сказала акушерка. После родов ребенок пролежал у меня на животе полтора часа! А потом акушерка сказала мне, что любой отец, который принимает участие в родах, будет иметь значительно более тесную связь с сыном. И это действительно так. А папин живот стал излюбленным местом сына.
В общем, целый кусок жизни, связанный с борьбой за старшую дочь, с появлением на свет сына, с мыслями о детях, о том, как они приходят, уходят, как мы к этому относимся, с пониманием того, насколько ценна человеческая жизнь и что без Высшей власти, без Божьего промысла ничего не создается — все это вылилось в пьесу под названием «Человечки». Я ее написал через три года после рождения Филиппа, и ее уже поставили в украинском театре города Николаева и в киевском театре «Актёр».
— Ваш спектакль будет идти только в Москве, или планируются гастроли?
— Вы знаете, я был бы счастлив, если бы этот спектакль объездил всю страну. Два года назад, еще до постановки спектакля, мы провели читку этой пьесы на международном фестивале православных СМИ «Вера и слово». Актеры читали небольшой отрывок, а я по ходу дела комментировал. Всего минут 25. Но я сам не ожидал такой реакции. Буквально все подходили к нам потом со словами: «А вот бы к нам это привезти!», «Пожалуйста, приезжайте к нам!»
И тогда я начал искать платформу для спектакля и нашел поддержку в лице Нонны Гришаевой, художественного руководителя Московского областного театра юного зрителя. С ее помощью мы сделали эту постановку. И мы готовы приехать в любой город, в любую епархию, мы открыты для всех предложений. Конечно, ищем финансовой поддержки, спонсоров — потому что лично я с радостью бы сделал билеты на этот спектакль бесплатными.
— Как по-вашему, чего не получает ребенок, в жизни которого отец участвует мало?
— Ребенок становится жертвой преступления, которое над ним совершают родители, погружаясь с головой в работу, или просто отстраняясь, или решая развестись. Я и сам был такой жертвой: в 12 лет был поставлен в суде перед выбором — мама или папа. И хотя я всегда был маминым любимчиком и у нее не было никакого сомнения, что я останусь с ней, я выбрал папу. Потому что правда была в том, что папа был прав.
Папину вторую жену я уже через два года назвал мамой, и до сих пор так называю, потому что она этого заслуживает. Но все равно всегда жил с ощущением, что одной моей половины нет — я никуда не мог от этого ощущения деться.
В первый раз я женился на женщине, у которой уже был четырехлетний ребенок. И приложил все усилия, чтобы мой приемный сын продолжал общаться с его родным отцом. Тот этого хотел, добивался, и я никогда ему не мешал. А он видел, что я это делаю, потому что понимаю, насколько ценен отец и насколько страшен для ребенка разрыв с ним. И слава Богу, что у них сегодня сохранилась духовная связь.
Должен сказать, что у меня был очень хороший первый брак, очень хорошая жена, но трагедия с дочерью нас разлучила — я уехал в Россию, а она осталась в Америке. На Родине мне повезло, я встретил очень талантливого, интересного и цельного человека, красивую и решительную Яну, и мы рискнули создать семью.
— А как на практике отец может изменить ситуацию и начать участвовать в жизни ребенка? Ведь понятно, что мужчина — кормилец, он много времени проводит на работе.
— Дело не во времени. Сегодня я все так же занят добычей хлеба насущного, и, конечно, в основном с ребенком занимается мама. Но сегодня моя мера ответственности за него другая. Если раньше я мог быть «занят» тем, что иду на теннисный корт или в баньку с друзьями, то сегодня я не могу себе этого позволить — у меня не так много времени, чтобы научиться общаться с сыном.
Хочется уделять Филиппу больше внимания, наблюдать, как он развивается, изучает мир. Моя жена — она талантливый филолог, драматург, педагог — делает очень многое для того, чтобы у него был интерес к жизни и к знаниям. Уже в полтора года сын, просыпаясь утром, с нетерпением спрашивал: «А какое у нас на сегодня задание, мама?»
Он с двух с половиной лет свободно читает. А еще разговаривает и читает по-китайски. Моя жена владеет этим языком, преподавала в Китае. Она создала для Филиппа атмосферу погружения в китайский язык: они читают китайские книжки, смотрят мультфильмы на китайском, еще к нам на несколько часов в день приходят китаянки, они играют с малышом. Не учат язык, а именно играют. Филипп свободно читает и на английском, однако занимается им гораздо меньше, чем китайским. Но недавно мы ездили в Соединенные Штаты, и когда ребенок обнаружил, что чего-то не понимает, он сам стал просить учить английский побольше. Яна научила сына учиться всему на свете с радостью и восторгом. А это очень непросто сделать.
Самое настоящее преступление — когда мы оставляем ребенка наедине с собой и просто не участвуем в его жизни, отдавая приоритет другим вещам.
Я понимаю, что упустил в свое время что-то очень важное со старшей дочерью, Анной, и именно это во многом привело к ее личной и к моей отцовской трагедии. Я пропустил момент ее духовного становления, потому что и сам тогда не нуждался в Боге, был таким атеистом. А сейчас, глядя на пятилетнего сына, я понимаю, что не хочу снова что-то пропустить в миропонимании ребенка.
Вот только как? Сам я, честно признаюсь, не стал еще действительно церковным человеком, и я боюсь предъявлять ребенку требований больше, чем самому себе, как-то его торопить. Я стараюсь бывать вместе с ним в храме — несколько раз в год и обязательно на Пасху. Филипп стоит, слышит молитвы, и я очень хочу, чтобы храм стал ему интересен.
К тому же, храм святого благоверного князя Димитрия Донского в Северном Бутове, в который мы ходим, — просто замечательный. Это малюсенькая церковь и огромный, очень живой приход. Настоятель, протоиерей Андрей Алексеев, помимо богослужебной жизни создал вокруг храма просто удивительную атмосферу: там есть и спортивная школа, и занятия по фехтованию, и по рукопашному бою, и по стрельбе из лука, и школа пения — в общем, чего только нет. А еще животные разные живут — белки, еноты… И столько детей, молодежи в храме! И сын к этой обстановке присматривается. И уже задает какие-то вопросы, а я стараюсь очень аккуратно, спокойно что-то ему объяснять.
Поэтому мне очень важно, чтобы и он услышал мою пьесу, увидел спектакль и спросил меня о каких-то вещах. Ведь не так просто выходить с ребенком на серьезный разговор. Пока он откровенен с нами, но потом будут разные периоды, будут и тайны, и секреты. Но мне хочется даже тогда поддерживать с сыном связь, иметь какие-то общие интересы. Очень хочется, чтобы это был театр — сейчас он очень любит туда ходить, смотреть мои спектакли. И через театр я надеюсь выйти с ним на разговор об очень важных смыслах. И не только с сыном — с каждым зрителем хочется выйти на откровенный, доверительный разговор об отношениях мужчины и женщины, о любви, о детях, о Боге. О чем-то самом-самом сокровенном и главном в жизни. Надеюсь, получится.
Режиссер, актер, драматург, писатель, сценарист.
Родился 17 ноября 1953 года в поселке Кравченко Амурской области. Окончил актерский и режиссерский факультеты в Киевском государственном институте театрального искусства им. И. К. Карпенко-Карого.
Играл на сцене Киевского национального академического театра оперетты, был художественным руководителем Киевского мюзик-холла, директором и художественным руководителем Киевского театра эстрады, режиссером-постановщиком Национального академического драматического театра им. И. Франко.
С 1993 по 2010 гг. жил и работал в США (создатель и ведущий программ на канале русскоязычного телевидения WMNB-NY, директор первого всеамериканского украинского телевидения WMNB — UBN, продюсер нью-йоркского театра «Миллениум»). В 2001 году создал продюсерский центр «Театр Игоря Афанасьева». С 2012 по 2014 год — режиссер Национального академического драматического театра им. И. Франко.
В 2014 году переехал в Россию. С 2015 года — режиссер-постановщик Московского государственного театра эстрады.
Спектакли по пьесам Игоря Афанасьева идут в театрах России, Украины, Беларуси, Польши, Словакии, Израиля, США.
17 февраля в Московском областном государственном театре юного зрителя состоится премьера спектакля Игоря Афанасьева «Запретный плод», в основу которого легла его собственная пьеса «Человечки».