Журнальный клуб Интелрос » Фома » №3, 2013
Я с детства интересовался Китаем. И одним из первых людей, которых мне выпало крестить после принятия священнического сана, был мой сосед-китаец. Мы познакомились, много беседовали, едва говоря на языках друг друга, и однажды сосед сказал, что хочет стать православным. Через некоторое время после крещения он пригласил меня съездить в Китай. И вот уже 9 лет я служу здесь, в Гонконге...
Православные китайцы из Пекина, Харбина и Шанхая отметили Пасху мирским богослужением в католическом соборе Архангела Михаила в столице КНР. Фото с сайта http://www.orthodox.cn.
Надо сказать, что русские гораздо хуже представляют себе Китай, чем китайцы — Россию. Когда мы едем в Пекин, мы не должны ожидать увидеть времена Конфуция или Лао Цзы. Это все равно, что ехать в Нью-Йорк и ожидать там увидеть девственные леса времен первых встреч поселенцев из Старого Света с индейцами. Или ехать в Токио и вместо небоскребов надеяться увидеть там столицу древних японских императоров.
Гонконг, Пекин, Шанхай — все это колоссальные мегаполисы западного типа, с высотками, автомагистралями и многоуровневыми развязками. Это отражает тот факт, что современный китаец — достаточно «озападненный» человек и к тому же, должен особо подчеркнуть, человек, который в значительной мере лишен своей традиционной культуры. Поскольку в Китае был не просто коммунизм, а очень жесткий тоталитарный период, с «культурной революцией», насильственной секуляризацией, и после этого — период экономических реформ Дэн Сяопина.
Поэтому современный житель Пекина или Гонконга совершенно не похож на того китайца, которого рисует воображение западного человека, увлеченного азиатской древностью. Это не значит, что у китайцев отсутствуют национальные особенности.
Например, очевидно, что это народ, не склонный к зависти, и в нем отчетливо чувствуется дух оптимизма, в отличие от нас, русских — мы всегда больше концентрируемся на негативных вещах и всегда готовы рассматривать развитие событий по пессимистическому сценарию. К независтливости китайцев прибавьте их доброжелательность: скажем, у них существует убеждение, что добро, которое тебе кто-то сделал, нужно обязательно вернуть с избытком.
Однако для китайцев характерны и очень резкие эмоциональные колебания. Вдруг ты можешь столкнуться и с мстительностью, и со злопамятностью. Но, повторяю, завистливость им абсолютно не присуща. Независтливость — это совершенно замечательная черта, которую я отмечаю у китайцев и, к сожалению, не вижу в русских!
Так что ужиться с местным населением в Гонконге мне было несложно — они открыты к общению и, так скажем, разумны и рациональны. И если в советский период нас с жителями КНР сближала государственная идеология, то новое время сблизило нас другим способом: через глобализацию и мир, более или менее стремящийся к единому знаменателю ценностей. Хотя, конечно, глобализация несет и негативный след, стирая различия, уничтожая самобытность.
Все по-прежнему ждут от знакомства с Китаем какой-то яркой специфики. Но, наверное, если не считать каких-то заповедных мест страны, единственная самобытная вещь, с которой вы столкнетесь в быту, это, пожалуй, китайская кухня. А в остальном... Жилье здесь европейское, одежда тоже. Ни один из православных храмов в Китае не построен с элементами китайского стиля в архитектуре и интерьере. Наша домовая церковь в Гонконге — это офис, который мы просто переделали под храм.
Даже иконы, где Христос и святые изображаются с характерными китайскими чертами лица — это не местное творчество, а попытки европейцев войти в китайскую культуру. И, с моей точки зрения, это нарушение одного из принципов иконографии — достоверности изображаемого. Исторической действительности это не соответствует: Христос же не был китайцем. Для самих жителей Китая это не является препятствием к восприятию христианства. 500-600 лет назад, когда мир еще не был глобализированным, — иное дело. Но сегодня, я думаю, когда Христа на иконе пишут в каноническом образе — в том, в котором Он и явился, — это всем понятно, достаточно лишь добавить иероглифы и в меру использовать национальный декор.
Итак, влияние традиционной китайской культуры, какой мы ее себе обычно представляем, заметно мало. Более того, не так давно мне довелось услышать высказывание одного достаточно известного пекинского профессора — он выступал в России, — которое многих русских повергло в шок. Он сказал: «Китайская культура умерла. И с точки зрения многих ученых в Китае, единственное, что ее может воскресить, — это встреча с христианством». Неожиданный взгляд, даже парадоксальный! Причем, хоть это и его частное мнение, но он далеко не одинок в своем убеждении. Хотя эта точка зрения неожиданно сближает Запад с Востоком — процесс умирания культуры идет повсеместно.
Интерес к христианству в Китае есть.
Дело в том, что сейчас китайское общество находится в стадии серьезной трансформации: настолько стремительно меняется социальный, имущественный уклад, политическая жизнь, что оно чувствует себя неустойчиво. Люди ищут опору. И в ходе этих поисков Китай, подобно Бразилии или Японии, как пылесос, затягивает в себя все извне: деньги, иностранные технологии, идеи, мысли, элементы систем мировоззрения.
Поскольку в свое время был нанесен сильный удар по традиционному китайскому мировоззрению, в духовном плане эта обращенность к внешнему, иностранному выражается в интересе к христианству.
Многие считают, что как раз оно может восполнить какую-то неполноту или несамодостаточность современного китайского общества.
Китай перестал считать себя центром мира (о чем некогда говорила классическая китайская модель мира и от чего страна была в свое время изолирована и самодостаточна). Хотя нельзя отказать стране в праве называться великой державой, страной с огромным потенциалом, но Китай стал сейчас на более реалистичную позицию, чем ранее: перестал быть сторонником самоизоляции. Дети китайской политической элиты учатся в Америке или, на худой конец, в Швейцарии, Британии. Китайцы более трезво и реалистично смотрят на другие страны и народы. Выражением этого для меня стали ответы некоторых современных ученых на мой вопрос: «Как вы думаете, где лучше всего учить китайский язык?» Знаете, что мне отвечали? «В Оксфорде!» И это не было шуткой.
Открытость миру и тяга к христианству сопряжены с одной проблемой: китайцу трудно понять, какая разница между протестантами и католиками — с одной стороны и православными — с другой. О западном христианстве здесь более или менее знают, а вот внятно, грамотно, доступным языком изложить особенность нашего вероучения, отличие Православия от католицизма или протестантизма — серьезная задача.
И тут колоссальную роль играет знание языка. Это главный инструмент миссионерства. Внятный, грамотный, квалифицированный, точный перевод на местный язык — без этого ничего не сделаешь!
Переводчиков, конечно, не хватает, потому что знания разговорного китайского языка катастрофически недостаточно для такой работы. А неграмотно переведенный текст — это просто двойное вредительство. При этом воспользоваться переводами времен до коммунизма, когда существовала более или менее развитая Русская православная миссия в Китае и появлялись различные переводы, трудно — довольно сильно изменился сам язык.
Кстати, католики и протестанты помогают нам издавать книжки в Гонконге: их издательства готовы брать некоторые наши книги, при условии, что мы финансируем издание, платим за создание макета и делим с ними гипотетически возможную прибыль. Которой, правда, сроду не было. Мне кажется, это сотрудничество немаловажно. К тому же возникает диалог о вере, им Православие тоже интересно: среди крещаемых немало людей, пришедших в Церковь из западной христианской традиции.
Один из самых непростых вопросов среди китайских христиан — отношение к синкретизму, допустимость участия в традиционных ритуалах, праздниках, которые в каком-то виде дошли до нашего времени. Некоторые праздники имеют достаточно ярко выраженный религиозный, языческий характер, и тут надо понимать, где провести грань между тем, что допустимо, а что нет.
Скажем, праздник китайского Нового года ярко выраженной религиозной окраски не имеет — он связан со сменой сезонов. Когда-то в древности считалось, что в это время появляется некий дух Нового года Нянь, и его надо ублажать — стрельбой из хлопушек, например. Но сейчас Новый год в Китае — это просто семейный ужин, практически без каких-либо ритуалов. Поэтому большинство китайских христиан считает допустимым участие в нем.
Или есть Фестиваль лодок-драконов. Он, скорее, патриотический и заключается в соревнованиях лодок, сделанных в виде драконов, и поедании рисовых пирожков, завернутых в пальмовые листья, — в память о поэте, который совершил в свое время гражданский героический подвиг. Тут тоже нет ничего плохого.
А, скажем, праздник середины осени — ярко выраженный языческий. Он имеет в своих основах истоки почитания духов, связанных с луной, с историей мистического путешествия некой Чан Э на эту самую луну. Поэтому там совершается поклонение ее духу, зажигают светильники в ее память. И вот китайские католики и протестанты воздерживаются от участия в этом празднике. Протестанты даже более ригористичны: я знаю тех, кто и Новый год не празднует, что идет вразрез с широко укоренившейся китайской практикой.
Интерес китайцев к Православию в большей степени существует среди католиков и протестантов. Миссия не ограничена той или иной категорией людей: если китаец, будучи католиком или протестантом, чувствует какую-то неполноту в своей вере, то почему же ему не рассказать о Православии? Они сознательно к этому подходят: много читают, узнают, спрашивают. У них есть стремление к духовной жизни вообще. А в Православии они видят какую-то достаточную глубину для духовной жизни — опыт молитвы, опыт монашеской аскезы для многих очень важен.
В любом случае, переход в Православие — для них это сложный шаг: эти люди уходят из католических и протестантских общин, лишаясь социального круга, к которому привыкли, и оказываются практически одни. Таких достаточно много, они рассредоточены — по два, по три человека в разных городах. Иногда они собираются вместе, молятся вместе, но трудно эти собрания назвать организованной общиной. Для них это серьезная проблема. Отчасти она решается с помощью общения в Интернете.
Этнический китаец в своей стране может креститься в Православие только нелегально: здесь просто нет места, где можно было бы принять крещение, потому что нет китайских священнослужителей.
Регулярно богослужения проходят (только) на территории российского консульства, но китайские граждане не могут туда прийти на богослужение: русские дипломаты, по просьбе и настоянию китайских властей, их не пускают ни на территорию посольства в Пекине, ни на территорию консульства в Шанхае.
Можно креститься неофициально, что периодически и происходит: например, в Синьцзян приезжали священники из Сибири, тихонечко, тайно крестили полтора десятка человек из деревень — в реках Синьцзяна. Или другой вариант: китайцы приезжают в Гонконг, во Владивосток или в Хабаровск — и кто же им там помешает креститься?
Что грозит священнику, если его поймают за таким тайным крещением в Китае?
Теоретически — лишение китайской визы, выдворение из страны и какое-то кратковременное задержание под арест.
***
Я бы хотел служить здесь, в Китае, потому что в свое время это был мой выбор, выбор не на 3 года, не на 5 лет — я был готов жизнь этому посвятить. Надеюсь, что так и будет.
Очень трудно предсказать будущее Церкви в Китае: мир меняется, Китай меняется. Было бы безумно ставить себе задачу сделать Китай православным: в мире нет ни одного православного государства и не будет больше. Но какое-то количество людей могут стать православными христианами. И в данном случае у нас есть возможность помочь им в этом. Первое, что должно быть для этого сделано, как Христос говорил: «Идите, научите все народы», а для этого мы должны владеть языком. Если мы найдем какие-то формы, просто для того, чтобы люди познакомились с Православием, тогда мы дадим китайцам возможность выбора — внутреннего, личностного.
На территории Китая только четыре православных прихода имеют юридический статус. Один из них — приход во имя апостолов Петра и Павла в Гонконге, правда, он занимает арендуемое помещение. Гонконг — часть КНР, специальный административный район, свободная территория в религиозном смысле, поскольку его законодательство никак не связано с законодательством КНР, а по многим позициям даже противоречит ему. Деятельность религиозных организаций в Гонконге никак не регулируется законом, в отличие от остального Китая.
С 1984 года в стране было построено три храма, на деньги китайского государства. Храм есть на территории посольства в Пекине, однако эта община не имеет юридического статуса. Община в Шанхае не имеет ни канонического, ни юридического статуса. Есть две неофициальные общины в Шэньчжэне и Гуанчжоу, две — в Синьцзяне. Приходы Константинопольского патриархата в Гонконге и на Тайване. Всего — 11 по всему Китаю, включая Гонконг и Тайвань. Из них на территории континентального Китая четыре имеют официальный статус, но не имеют священнослужителей. Это храмы Китайской автономной православной церкви.
Богослужение в Гонконге частично ведется на местном языке, если в храме есть китайцы: на китайском, в основном, читаются Псалтирь и Священное Писание, а английский напополам «делится» с русским.
В официально признанных властями храмах в КНР не могут служить иностранцы. В Шанхае сейчас есть один старенький православный священник-китаец, который в силу возраста уже не в состоянии служить. Еще один священник-китаец служит в Австралии.
После многолетних переговоров китайские власти определили кандидатуры двоих студентов, которые с осени 2012 года официально обучаются в Санкт-Петербургской и Московской духовных семинариях. Теоретически следующим шагом должно стать их рукоположение и разрешение властей служить в четырех официальных приходах.
Опросы, проведенные в начале 1970-х годов, когда в Китае провалилась политика государственного атеизма, показали: 92-93% населения так или иначе регулярно участвовали в религиозных обрядах. Религиозное сознание в народе живо, хотя чаще всего носит синкретический, языческий характер (синкретизм — переплетение нескольких политеистических религий).
Несмотря на это, официальная власть не поощряет религиозность: в 1980-е годы в уставе коммунистической партии КНР появилась норма, согласно которой член партии не может быть верующим.
В Китае никогда не было единой доминирующей религии, но существовали основные, наиболее четко сформулированные религии, которые привели к возникновению культуры. До сих пор присутствует поклонение духам предков.
Сейчас в Китае быстрее всего растет численность христиан: ежегодный прирост 5-7% по всем конфессиям. Православных в стране, по самым оптимистическим оценкам, — 10 тысяч, в то время как численность католиков и протестантов — около 80 миллионов.
В Китае религиозная деятельность должна быть одобрена, разрешена и совершаться в специально отведенных для этого местах. Главный принцип: недопустимость подчинения или управления ею из зарубежных центров.
Около 70% китайских христиан принадлежат к неофициальным общинам. Причина в том, что за получением официального статуса следует контроль и идеологическая нагрузка. Неофициальные религиозные организации — это миллионы людей, которые собираются небольшими группами, по 15-30 человек, по квартирам, и это существует повсеместно, в деревнях и в городах. Поэтому контролировать их деятельность власти практически не способны, хотя такие попытки и предпринимаются. Государство опасается резких действий в отношении верующих, боясь вызвать социальное напряжение. Пока численность отдельных неофициальных христианских общин не выходит за определенные рамки, власти попускают их существование. Однако если община разрастется до 1000 и более человек, или если у нее появятся активные связи с зарубежными религиозными центрами — будут приниматься меры. Такая строгость связана с тем, что китайские власти рассматривают любую религиозную деятельность в политическом контексте.
Протоиерей Дионисий Поздняев
Родился 13 ноября 1970 года в Пскове. Мать — искусствовед, отец — писатель и журналист. После службы в армии поступил в семинарию, в 1993 году рукоположен в сан диакона, в 1994 году — во пресвитера. Служил в храме святого князя Владимира в Старых Садех в Москве.
С 1997 года сотрудник Секретариата по межправославным связям и загранучреждениям Отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, директор Центра изучения проблем Православия в Китае. С 2003 года — настоятель храма первоверховных апостолов Петра и Павла в Гонконге. Владеет английским, немецким и китайским языками. Женат, имеет двоих сыновей.
Фото Юлии Маковейчук.