Журнальный клуб Интелрос » Фома » №3, 2013
Призри на мя, грешнаго и непотребнаго раба Твоего, и очисти мою душу и сердце от совести лукавыя…
Из молитвы, читаемой священником перед Великим входом на Литургии.
Много раз мне приходилось сталкиваться с вопросом студентов: «Почему (разве) нельзя быть хорошим человеком без Бога?» И хотя я отвечал всегда положительно («Можно. Почему нет?»), ответ мой, равно как и студенческие вопрошания, чаще всего носил отвлеченно-умозрительный характер. Однако в жизни человека и общества бывают моменты, когда чисто умозрительное становится «весомым, грубым, зримым». Тогда академическая дискуссия в стенах университета становится болезненно-очевидной частью самой жизни. Один из таких поворотов происходит прямо сейчас. На наших глазах, при нашем непосредственном участии.
Не мной подмечено, что жесткие споры о Православной Церкви, возникшие в последние год-полтора, остро поставили многие насущные, жизненно важные вопросы. Оставим пока немного в стороне собственно авторитет Церкви и верующих — это, безусловно, важно, но это сейчас обсуждают очень многие. Поговорим, вспомнив блаженного Августина, об Истине христианства. То есть о том, без чего авторитет не имеет никакого значения, основания, смысла. А также о соотношении Истины и авторитета.
Для начала напомню, что Августин (354—430) вел длительную полемику с раскольниками-донатистами. Последние утверждали, что единственный признак истинности Церкви — личная святость всех ее членов, которая выражается прежде всего в мученическом подвиге — готовности отдать в любой момент жизнь за Христа. Священники, не обладающие личным совершенством, не могут совершать таинства. Вековой спор начался в эпоху гонений императора Диоклетиана (284—305), когда сторонниками ими же самими избранного епископа Доната (вместо законно существовавшего, но безблагодатного, по мнению первых донатистов) было провозглашено, что священники, выдавшие гонителям священные книги и сосуды, перестали быть священниками, а совершенные ими таинства — безблагодатны, недействительны. Далее подобный пуризм распространился уже не только на поведение духовенства во время гонений, но и на Церковь как таковую; раскольники даже перекрещивали примыкавших к ним христиан.
Фото Владимира Ештокина.
Подводя итог многолетней полемике, Августин вывел единственно возможную формулу: поведение священников влияет на авторитет Церкви, но не влияет на ее Истину. Церковь свята Христом и Его Истиной, а не благочестием Христовых последователей, которые, как и все, люди грешные и ошибающиеся. Таинства совершает Сам Господь, и человеческое несовершенство не может быть здесь помехой.
Отнесемся к этому рассказу не как к странице из учебника по истории Церкви, а как к реальным событиям, которые заставляли тысячи людей спорить, страдать, не соглашаться друг с другом, ставить вопросы о границах Церкви и о смысле веры… В общем, вести дискуссии не менее жаркие, чем мы сегодня ведем в социальных сетях и на страницах газет и журналов.
Каковы два очень важных практических вывода из этой далекой истории, скрытой от нас не только толщей веков, но и тысячами страниц пересказов, комментариев и толкований?
Вывод первый: любой христианин, в том числе священник, епископ и т. д., не есть существо безгрешное и неошибающееся; христианином человек становится милостью Божией, а не только и не столько усилиями своей воли. Безусловно, собственные действия (аскеза, молитва, забота о ближних) и направленные ко спасению волевые усилия очень важны, но их отсутствие не означает прекращения действия благодати Божией, а ложь христиан не в силах изменить Истину Христову.
Вывод второй: люди, не согласные с учением Христа или церковными канонами, совершенно не обязательно являются нравственно несостоятельными. Еретик или раскольник не значит автоматически — подлец, мерзавец и негодяй. Первый ересиарх Арий, по свидетельству многих, был высоконравственным человеком, строгим аскетом. Не менее строгими аскетами были и донатисты, полемику с которыми пришлось вести Августину. Но это означает и то, что хороший человек — не всегда хороший христианин. А также, кстати, что хороший человек не всегда становится хорошим священником…
Да, одно из безусловно положительных последствий острых споров последнего времени — интерес к христианству как таковому. Во весь голос звучит сейчас вопрос о том, что значит быть христианином? Как жить по Евангелию? И, собственно, почему и зачем по нему надо жить.
Мне кажется, расставленная в этой дискуссии ловушка — в том, что справедливые вопросы или даже упреки к поведению отдельных христиан трансформируются в совершенно не-евангельское представление о христианстве как таковом. Вера в Христа Спасителя как бы подменяется толстовским стремлением «быть вполне хорошим». Хорошим человеком… И ловушка эта поставлена старым спорщиком, намного более опытным, чем люди.
Прошу понять меня правильно: я сейчас не о том, что не нужно быть хорошим или не нужно стремиться к нравственной чистоте. Благо такого стремления очевидно и не требует доказательств. Я о другом: о том, что христианство — это больше, глубже и таинственней. И о том, что человек — загадка, которую нельзя разгадать в линейной перспективе. Если вообще можно разгадать.
…Много раз отвечая студентам на вопрос, можно ли быть хорошим человеком без Бога, я всегда повторяю: «Конечно, можно. Но без Бога нельзя спастись»…
«Не бывает легкого отпущения грехов и легких ответов. Человек — это неизвестное. А совесть, по моему убеждению, есть инструмент, которого явно недостаточно, чтобы, если говорить по-христиански, заслужить вечное спасение или же просто быть честным человеком. Для этого нужна Милость — как ее назвать не литургически, по-светски, не знаю…» (Кшиштоф Занусси).
Наверное, и не назвать.
