Журнальный клуб Интелрос » Фома » №5, 2013
Тема майского номера “Фомы” — Царствие Небесное. Что это и где? В философских и религиозных книгах, воображении или вообще на том свете? Ответить на такие вопросы с точки зрения Церкви может не каждый даже воцерковленный человек. При этом Господь упоминает пятьдесят пять раз (ни много ни мало!) Царствие Небесное и тридцать два раза — Царствие Божие … А в Евангелии каждое слово на вес золота.
О чем бы ни говорил в своих проповедях Христос, он говорил о Царствии Божьем. Сегодня это выражение звучит для нас совершенно привычно, но как понимали его иудеи того времени? Видели ли они в Боге своего Царя?
Казалось бы, это очевидно: Бог-Творец обладает высшей властью во вселенной и может быть назван ее Царем. Но как же совместить эту мысль с тем простым фактом, что Бога никто не видит, а народом правит человек-царь?
Начнем несколько издалека. На древнем Ближнем Востоке практически в любой стране и в любом народе существовали представления о глубоком внутреннем единстве двух начал: божественного и царского. Собственно, это почти одно и то же, только божество правит на небе, а царь — на земле, но правят они оба в согласии или даже единстве друг с другом. И в Египте, и в Месопотамии, и во многих других местах царь считался наместником богов, посредником между богами и людьми и даже непосредственно богом. Земной порядок в идеале был призван стать проекцией порядка небесного, и царь был посредником между двумя мирами, представляя свой народ перед небом, и являя небо на земле.
Нечто похожее видим мы и в Израиле, но сходство лишь частичное. «Господь воцарился», или, точнее, «Господь царствует» — мы встречаем это выражение в Псалтири (напр., 46:9). Звучит оно вроде бы просто и понятно, но только что оно на самом деле означает?
Господь создал этот мир из ничего и правит им, но ведь мир полон зла, в нем слишком часто творится воля не Бога, а совсем другой личности — сатаны, которого Евангелие не случайно называет «князем мира сего». И потому Господь избирает один народ, Израиль, который он тоже в определенном смысле слова создает из ничего, выведя его из египетского рабства и даровав этой толпе былых рабов Закон и людей, способных научить ее этому Закону. Избирает, чтобы царствовать в этом народе и так явить миру Свою волю, так вернуть к Себе падшее человечество. Поэтому для израильтян Господь есть царь в совершенно особом смысле. Господь будет царствовать вовеки и в вечность (Исх 15:18) — так заканчивается песнь израильтян после их перехода через Красное море, в тот самый момент, когда этот народ действительно становится народом.
Народом Израиля, конечно, правили люди, но это были избранные Господом пророки (Моисей) или судьи — харизматические вожди. По сути, Бог призывал их как «кризисных управляющих», чтобы спасти народ от очередного бедствия. Народ, правда, со временем стал этим недоволен и пожелал установить у себя обычную монархию, как у всех прочих народов. Ответ Господа пророку Самуилу, который тогда правил Израилем, ясно показывает, что на самом деле тогда произошло: не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтоб Я не царствовал над ними (1 Цар 8:7). Народ избирает монархическую форму правления, отступая от идеала теократии, но дальше сам Господь избирает угодного Ему царя — сначала Саула, потом и Давида, за потомством которого израильский престол должен был оставаться навсегда.
Фактически Бог, как Царь, назначает Своего наместника. Это в идеале, но ведь на практике далеко не каждый царь стремился к такому идеалу (начиная с самого первого, Саула), и уж совершенно точно никто из них не был достойным представителем Бога на земле, оставаясь грешным человеком. В Израиле мог править идолопоклонник или преступник, но израильтяне никогда не теряли памяти о том, что на самом деле их подлинный Царь — Господь.
Характерно, что в Израиле были четко разделены два общественных института, которые обычно смешивались у языческих народов: царство и священство. Собственно, первый царь Израиля, Саул, и был окончательно отвергнут Богом, когда взял на себя священнические полномочия и сам принес жертву, не дождавшись пророка Самуила. В исключительных случаях такое могло происходить и потом, но все случаи, когда исполнение царем священнических обязанностей не вызывало нарекания у библейских авторов, связаны с Давидом и Соломоном, царями-пророками, из которых один замыслил, а второй построил Храм. Но вот об Ахазе, который подошел к жертвеннику и принес на нем жертву (4 Цар 16:12–15) Библия говорит как о царе нечестивом и самовольном, и в широком контексте такое жертвоприношение явно выглядит как очередная дерзость. Во 2 Пар 26:16–20 рассказывается, как царь Озия был наказан проказой за попытку всего лишь совершить каждение в Храме.
В заключительных главах книги Иезекииля подробнейшим образом описывается идеальное распределение ролей священников и правителя-князя, которые должны действовать вместе, но не вместо друг друга. Разделение полномочий священника и светского правителя, которое во дни Давида и Соломона казалось нормой земной жизни (а всякая норма допускает и существование исключений), Иезекиилю виделось уже как безусловное предписание свыше. Заметим, что Иезекииль даже не называет такого правителя царем — ведь у Израиля есть иной Царь.
Более того, священство передавалось исключительно по наследству, тогда как царя избирал и отвергал Бог через пророков — пусть даже, начиная с Соломона, царская власть передавалась по наследству, но лишь потому, что так обещал Господь его отцу Давиду. Всё это подчеркивало временный и относительный характер политической власти, ее несамодостаточность, в отличие, например, от власти фараона: царя, жреца и бога в одном лице.
Впрочем, в краткий период израильской независимости при Хасмонеях (104–63 гг. до н. э.) Аристовул I, а за ним и Аристовул II, став первосвященниками, провозгласили себя и царями. Но династия эта правила недолго и была смещена римлянами, которые посадили на иерусалимский престол молодого и перспективного политика, не имевшего на него и вовсе никаких прав. Юношу звали Ирод, и как знать, если бы Хасмонеи в своей политике руководствовались библейскими принципами, может быть, их правление не кончилось бы так печально.
Нельзя здесь не упомянуть о загадочном Мелхиседеке, который выступает в 14-й главе Бытия одновременно как царь и как священник, а в Послании к Евреям — как прообраз Христа (7:1–17 и др.). Ему принес десятину и принял от него благословение сам Авраам, признав тем самым его превосходство над собой. Но в Израиле, да и среди других народов никто никогда не пытался построить по той же модели государственную власть — личность, соединившая в себе священника и царя, воспринималась скорее как пророчество о грядущем Мессии.
О Мессии, Помазаннике Господнем (а по-гречески — Христе) в Ветхом Завете сказано очень много на уровне догадок и прозрений — и практически ничего конкретного, на что можно было бы сослаться как на ясные указания о временах, сроках и подробностях. Не случайно многие фразы из так называемых «царских» псалмов (например, сказал Господь Господу моему — Пс 109:1) издавна одни толкователи относят к Мессии, а другие — к историческим израильским царям. Притом толкования, скорее всего, не противоречат друг другу, у этих пророческих слов мог быть конкретный исторический смысл и вместе с ним более глубокий пророческий.
Кто же такой Мессия? Итак, настоящий Царь у Израиля только Господь, а на земле есть только Его наместники, как правило, недостойные — читая исторические книги, поражаешься, как резко критиковали их авторы своих собственных правителей. При этом Господь обещал Своему народу однажды даровать ему благословение и процветание — а как же это может произойти при таких недостойных правителях?
Значит, однажды появится Праведный Царь, избранный и помазанный Господом, и вот он-то и установит на земле власть, про которую можно будет сказать: «Господь царствует вовеки». По сути, утвердит на земле Царствие Небесное. Как именно это произойдет, никто толком не знал, но это должно быть совершенно прекрасно и замечательно, и это будет навсегда: глаза твои увидят Иерусалим, жилище мирное, непоколебимую скинию; столпы ее никогда не исторгнутся, и ни одна вервь ее не порвется… Ибо Господь — судия наш, Господь — законодатель наш, Господь — царь наш; Он спасет нас» (Ис 33:20–22).
В то время, как пророчествовал Захария (14:20), даже на конской сбруе будет начертано «Святыня Господня» — эти слова писались на одеяниях первосвященников. То есть не будет больше деления на сакральное и профанное, священное и повседневное, царство Божие будет везде и во всем, и обыденная жизнь человека станет настолько же чистой, как и служение первосвященника в храме.
Причем это коснется не только Израиля: Скажите народам: Господь царствует! потому тверда вселенная, не поколеблется. Он будет судить народы по правде (Пс 95:10). Время, когда это сбудется, пророки иногда называли «Днем Господним», сроком для суда и воздаяния. Позднее с пророчества из 2-й главы Иоиля о наступлении этого дня апостолы, по сути, начнут свою проповедь в день Пятидесятницы, они объявят всем собравшимся, что именно такое событие и состоялось.
Именно к народу, находящемуся в напряженном ожидании этого Дня, обратил свою проповедь Иоанн Креститель: Покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное (Мф 3:2). Он не говорит людям больше ничего: само по себе приближение Царства уже служит единственной и достаточной причиной покаяния (на древнееврейском — «обращения, возвращения»).
Для кого-то это звучало как призыв к революции в стране, которая, утратив свою независимость, находилась под римской оккупацией, и царь которой, Ирод, не был законным наследником Давида и очевидно не соответствовал занимаемой должности.
Люди начинают задавать Иоанну вопросы, что же им делать в связи с этим — и ответы удивительно просты. Оказывается, людям не надо делать ничего особенного — только отказаться от греха, попросить у Господа прощения и постараться жить честно, чисто. Даже те, кто служил на земле Израиля ненавистным римским оккупантам — сборщики налогов и солдаты, — не должны были оставлять своих прежних занятий, а только отказаться от притеснения остальных людей (Лк3:12–14). Это уже было что-то неожиданное: если в страну приходит новый царь, разве не потребует он, чтобы ему немедленно принесли присягу военные и чиновники, отказавшись от всяких обязательств перед прежними властями?
Как мало требовал Иоанн от собравшихся, как мало им объяснял... И вот в один из дней он просто показал им на Человека, Который пришел к нему креститься, — и сказал, что именно Его приход и предсказывали пророки. И больше никаких деталей: хотите — смотрите сами, слушайте, старайтесь понять, а я отойду в сторону, чтобы не мешать. Как непохоже всё это было на описание Дня Господнего у пророков, как трудно было заметить в столь малом столь великое…
Вот с этого, собственно, и начинается Евангелие — весть о Царствии Небесном, которое уже здесь, о Дне Господнем, который уже наступил.
Фото lovingyourwork.com, www.flickr.com.