Баба Маня не помнит, как прошли юность и молодость – война, голод, с детства работа, потом фабрика, дети, запойный муж… В свои 85 она с трудом передвигается с помощью двух палочек, но все еще держит кур и гоняет лису. Она говорит: «Сахар, мука, соль, хлеб есть – я уже богатая».

Служение мое проходит в старинном краю Подмосковья, легендарных Гуслицах. На Светлой Седмице у нас есть обычай – обходить дома наших прихожан в деревнях Мисцево и Авсюнино. С утра служим молебен в местном храме или молельне, а затем идём с одного конца деревни до другого. Поем стихиры Пасхи, славословие празднику. Во многих домах нас привечают, угощают, зовут за стол. Но меня лично больше всего привлекает общение с местными старожилами, людьми повидавшими жизнь и знающими настоящую ее ценность. Пообщаешься с этими бабушками и дедушками, которые пережили страшный двадцатый век, и все встает на свои места.

Вот баба Маня, она восьмилетней девочкой оказалась на оккупированной немцами территории в Воронежской области. Рассказывает, как мать отправляла ее с молоком в немецкий штаб: «И я бегала. Не боялись за меня. А сейчас до 15-ти лет с детьми за ручку носятся, пока они на наркотики не сядут». Она пережила всех своих родных, претерпела страшные страдания, но не сдалась. И сейчас не падает духом, не унывает и каждый день проводит в молитве и труде. Живет, раз Бог ей дает.

А вот – Клавдия Логиновна. В годы Великой Отечественной ее семья покинула родную деревню и, спасаясь от голода, переехали в Арзамас. В войну Клавдия потеряла отца и восемь родных братьев и сестер. Теперь за кружкой чая рассказывает, как девочкой побиралась у церкви и как, обессилев от голода, лежала в канаве. Говорит, старичок какой-то сидел все время рядом с ней, а когда ей полегчало, на месте, где он сидел, она нашла две золотых сережки. Это потом – по иконе – она поняла, что это был Николай Чудотворец.

Рассказывает, как вернулись в родной дом, как носили из леса хворост для печки. А как-то ночью услышала стук во дворе, выбежала, а там по приказу председателя колхоза все их дрова в телегу грузят и увозят. Рыдала тогда она, маленькая девочка, навзрыд, а мать ее утешала. А на утро вся деревня гудела от новости: председателю на лесопилке обе руки оторвало.

Похоронила Клавдия мать, сестру, мужа, сына… «Вы-то молодые и не знаете, что такое жизнь», – говорит она. И невольно соглашаешься: не знаем. Как часто нападает на нас уныние, осознание собственной немощи, отчаяние! На то сил не хватает, на это – средств, тут сломается, там обрушится, а кто-то может и словом ранить. А пообщаешься с такими вот бабушками – и все скорби улетучиваются.

Кто-то скажет: но ведь мы столько всего знаем про эту войну! И фильмы о ней сняты, и книги написаны. И все же, что знаем о ее ужасах, тяготах, а главное, о том, как в этом кошмаре люди остались людьми, мы, теряющие человеческий облик и озлобляющиеся друг на друга из-за сущих мелочей и впадающие в отчаяние из-за невозможности перенести в реальность наши воздушные замки? Иосиф Бродский сказал: «Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай». Каким бы дерзким не было это утверждение, в определенном смысле оно справедливо.

К сожалению, с каждым годом людей, подобных этим бабушкам, все меньше. И каждый раз, общаясь с нашими стариками (а точнее, молча им внимая), понимаешь, что становишься богаче. И пока они живы, богатство наших приходов – бесценно.

Священник Алексей Гугливатый, настоятель Спасо-Преображенской Единоверческой общины г. Куровское и Единоверческого храма св. Петра митрополита д. Авсюнино Московской области.

Текст подготовил Басенков Владимир

Фото Натальи Фаустовой из архива журнала “Фома”