Журнальный клуб Интелрос » Фома » №6, 2012
На руках
Не скажу, что это был яркий эпизод моего детства, просто я его запомнил.
Однажды вечером, когда я лег спать, мне сказали, что завтра у меня будет День рождения. Потом свет выключили, и, глядя на темную стену, я вдруг с совершенно взрослой ясностью подумал: «Завтра утром, с завтрашнего дня — мне будет уже целых пять лет». Меня это тогда поразило. Вдруг я ощутил, что живу во времени, и что я уже сколько-то прожил. Показалось, что целый век...
И еще вот о чем я задумался — только сейчас, после рождения моих детишек. Когда у нас с женой родились дети... Когда стал их носить на руках, я вспомнил, как мой отец меня носил на руках. Наверное, это было в раннем детстве. Может быть, года в два, в три — самое большее. Думаю, позже невозможно. И вот я вдруг сумел восстановить то, как я себя ощущал тогда. Как бы изнутри. И сразу понял, что я себя не чувствовал ребенком, вообще — не ощущал себя иначе, чем сейчас... Я ничем не отличался от себя нынешнего. Конечно же, знания, жизненный опыт совершенно несравнимы. Но, видимо, душа — она завершенная в чем-то с самого начала. И поэтому важен не возраст. Человек — серьезный и внутренне полноценный, с самого детства. Главное, ничего в его душе не испортить.
Владимир Гурболиков
Недавно дочь спросила о запахах, которые вызывают во мне самые приятные ассоциации и воспоминания. Не задумываясь, я одним из первых назвала запах пороха. Да, пороха, друзья мои. Мой отец был офицером. У него был разряд по стрельбе, и меня, еще маленькую, он возил с собой на стрельбище. Брат младше меня на 5 лет, поэтому мне, девочке, этого стрельбища в степи, запаха пороха и стрельбы по тарелочкам досталось больше. Какие это были счастливые поездки! О, если бы я, глупая, через всю свою жизнь смогла пронести неизменным то уважение и обожание, которое я чувствовала к отцу тогда! Увы, были годы, когда я, уже взрослая, критиковала и осуждала отца. Как я жалею теперь об этом и как стыжусь некоторых моих тогдашних слов...
Мы далеко друг от друга, и у папы давно уже другая семья, и я вижу его очень редко, но я знаю, что он болеет за меня всей душой и всегда мне поможет, когда будет нужно...
Источник нашей силы, нашей стойкости — наша семья. А в семье должны быть оба родителя. Да, мама качает нашу колыбель, но отец ее, эту колыбель, делает. И строит дом, в котором маме и ребенку в колыбели — спокойно...
И пусть эта моя маленькая и сумбурная заметка будет хоть каким-то, может быть, запоздалым, выражением уважения и благодарности отцу.
Я люблю тебя, папа. Спасибо тебе за всё!
Елена Евсеева
Отцовская любовь не уступает, может быть, в силе материнской, но имеет свой оттенок. У отца больше отрезвляющей строгости, а у матери — согревающего снисхождения. Та и другая вместе, в пределах благоразумия, верно достигают цели — хорошего воспитания детей. Святитель Феофан, затворник Вышенский (1815—1894)
Все началось с прадеда, который однажды, в отместку своей возлюбленной из родного села (она пожертвовала их отношениями ради образования), посватался к моей прабабке из соседней деревушки, где жили семейские старообрядцы-беспоповцы. Но, видно, так ее и не полюбил: когда прабабушка померла от тяжелых родов — тут же женился на былой возлюбленной, к тому времени вернувшейся с учебы! Мою новорожденную бабушку воспитали родители отца — выходили недоношенную 7-месячную девочку в тазу, выложенном гусиным пухом и поставленном в теплую печь.
Жизнь нашего рода после того не складывалась: женщинам выпало одиночество, а их детям, соответственно, безотцовщина.
Бабушка, рожденная ненужной собственному отцу, так и не смогла получить достойного образования и зарабатывала себе пропитание, стирая вещи для состоятельных жителей районного центра. Однажды вывешенное сушиться белье пропало. Хозяева обвинили мою бабулю...
В результате — годы в заключении. Из лагеря она вышла с выбитыми зубами и... с ребенком в подоле. Отца ребенка — моего деда-баптиста — на тот момент уже перемолола репрессивная мясорубка. В деле так и значилось: «За участие в сектантской шпионской организации». Бабушка еще тогда хотела с ребенком кинуться под колеса машины — милиционер ее остановил.
Не сложилось семейной жизни и у моей мамы, которая была даже настроена на аборт. Благо рядом оказалась добрая женщина, сумевшая обрисовать ей безрадостную картину старости без стакана воды…
…Как-то, будучи подростком, я занялся составлением семейного генеалогического древа — нарисовал аж до пятого колена! И был поражен демографическим регрессом: у прапрадеда и прапрабабки — четыре ребенка, у прадеда и прабабки — три, у бабушки — два, а завершал этот «упаднический» список я — единственный у мамы сын. По этой логике на мне род и должен был бы прерваться. Меня, помню, это не на шутку перепугало! Но в моей жизни появился Христос и Его Пречистая Матерь. Именно перед ее чудотворным Албазинским образом, именуемым «Слово Плоть Бысть», я просил о своей «второй половинке». И Богородица вручила мне ее! Позднее я узнал, что и моя избранница молилась о муже перед такой же иконой — Албазинской...
Сегодня, когда по мне прыгают мои сыновья-погодки, я понимаю, что это настоящая милость Божия, которую трудно измерить. Милость вдвойне. Ведь по-настоящему почувствовал себя отцом только после рождения второго ребенка. И хочу еще детей. Только бы Бог дал здоровья и сил супруге.
Священник Святослав Шевченко, г. Благовещенск
Те, кто копается во тьме начала, говорят иногда, что людьми когда-то правили женщины. Другие думают, что это была просто нравственная анархия и род вели по женской линии потому, что отец был неизвестен и никакой ответственности не нес. Потом в один прекрасный день мужчина решил охранять и воспитывать своих детей; и первый глава семьи — не столько хам с дубиной, сколько порядочный человек, отвечающий за свои действия. Если все было именно так, придется признать, что только тогда человек повел себя по-человечески, тем самым впервые стал истинным человеком. Гилберт Честертон (1874—1936), «Вечный человек»
...Чего я искал, когда был «молодежью»? Показать себя, и больше ничего. И чтобы все мною восхищались и считали чем-то особенным. И спасли меня не те, кто этому потакал, а те, кто этого просто не замечал. В первую очередь — папа, своей скромностью, иронией, даром быть самим собой и ничего не выставлять «напоказ». Об него и разбивалась вся моя молодежная чепуха, и я чем больше живу, тем сильнее чувствую, какую удивительную, действительно подсознательную роль он сыграл в моей жизни. Как будто — никакого влияния, ни малейшего интереса к тому, чем я жил, и ко всем моим «исканиям». И никогда в жизни я с ним не советовался и ни о чем не спрашивал. Но вот когда теперь думаю о нем — со все большей благодарностью, со все большей нежностью, — так ясно становится, что роль эта в том и заключалась, что никакого кривлянья, никакого молодежного нажима педали с ним не было возможно, что все это от него отскакивало, при нем не звучало. И, конечно, светилось в нем детство, почему и любили так его все, кто его знал. И теперь этим детством светится мне его образ.
Протопресвитер Александр Шмеман (1921—1983), из дневников
Отец вносит в жизнь ребенка Закон и Порядок, при этом он может выполнять свою функцию, как судья и палач, а может быть терпеливым и снисходительным. Снисходительная отцовская любовь будет давать ребенку всевозрастающее чувство собственной силы, позволит ему выглядеть авторитетным в собственных глазах и позже, уже освободившись от руководящей функции отца. Императрица Александра Федоровна Романова (1872—1918)
С детства меня называли папиной дочкой. Везде я сновала за отцом, стараясь понять его мироощущения... Но лишь недавно я начала осознавать, что значит для меня отец.
Папа — художник по профессии и по призванию, и по натуре — очень тонко организованный, чуткий человек. Когда в 6-7 лет он вез меня на велосипеде по осеннему парку, то вздыхал и в восторге говорил: «Боже! Какая красота вокруг, как хочется любить!» И я смотрела на него и поддакивала... Гуляя по полю цветущего льна, отец обращал мое внимание на цвет неба, тропинки... И так с раннего детства воспитывал во мне чувство гармонии и красоты природы.
Он всегда поражал меня своей вежливостью. «Сударыня», — обращался папа к женщине в автобусе, прося передать деньги за билет. Отец очень любил после трудового дня посмотреть со мной сказки или мультфильмы... И главное, что всё это было (и есть) абсолютно искренне! Глядя на отца, я привыкла к мысли, что все мужчины такие и есть: жертвенные, искренние, оптимисты...
Но я не послушалась его, когда он, не раздумывая, посоветовал мне идти учиться на художника. И наломала кучу дров, прежде чем поняла, что он был прав, и что так важно было дорожить отцовским советом и благословением!
Сейчас мне 36 лет, я художница, у меня тоже двое детей, которые обожают своего деда. Он буквально сделал меня, воспитал вкус, любовь к классической литуратуре с самого детства, к книгам, привил любознательность. А главное — научил трудиться не ради денег, а ради людей; относится к своим художественным способностям как к данным свыше — для людей; всегда учиться и не унывать.
Спаси тебя Бог, папа!
Ангелина Филатова, г. Первомайск
Андрюша, как ты там? здоровье? настроение? Давно не виделись. Невообразимо медленно тянутся месяцы, а ночи такие длинные. Я теперь часто остаюсь один, мама наша каждую неделю почти, как свободный день, мчится в Белгород — бабушка болеет. Вот и сегодня один я, как сыч. Ну, конечно, с Донечкой твоей, но тоже, скажу, собачина твоя без человечности. Как пришел я, так она и визжит, и хвостом виляет, и лижется, а погуляли, поели — и, пожалуйте, дрыхнет без задних ног, никакого участия в моей внутренней жизни не принимает.
Я сегодня, Андрюша, тишину слушал, перепугался даже. Транспорт уже не ходит, затихла улица, угомонились соседи, исчерпало свои развлечения телевидение, и, представь, трубы даже не гудят, ну просто тишина полная. Ты, конечно, думаешь, как я раньше думал, что тишина — покой для человека. Все‑то мы неправильно понимаем. Если на душе у человека покойно, он тишину слышит и радуется, а если волнение в нем, то тишина его только усиливает. Расселось мое беспокойство передо мной в кресле: давай, говорит, поволнуемся вместе, чего уж тут прятаться, от него не уйдешь.
Вот она — тишина одиночества.
Не хочу тебя волновать, но врачи опять пристали: в больницу, в больницу. Может, лягу ненадолго, устал отбиваться. Съемки у Данелия закончили, несколько дней еще озвучивания, и все. Что за фильм получился — не знаю, грусть какая‑то в нем сидит, хотя и комедия. Назвали — «Слезы капали».
Гия всегда о тебе спрашивает, привет передает. Когда начинаешь работу с ним, думаешь, сколько мучений! А когда закончили — пустота. Вот бы тебе такого друга, такого режиссера. Впрочем, все будет, все еще впереди. Скоро вернешься, может быть, нам предстоит сниматься в одном фильме. Или спектакль сведет нас на одной сцене. Я стану за твоей спиной, как живой лес вместо рисованого задника; как старый дуб раскину руки; как орел подставлю крылья тебе — ничего не бойся, сынок!
Андрюша, комик произносит патетические слова — что делают зрители? Они хохочут!
Отец Евгений Леонов (1926 — 1994), «Письма сыну»
