В конце 1937 года сотрудники НКВД допросили руководителей сельсовета и колхоза в Алпатьеве как свидетелей, «обязанных» давать нужные показания из-за страха потерять должность, а вместе с ними и «штатных» свидетелей, дававших необходимые следователям показания за мзду. Те показали, что в 1937 году был поставлен вопрос о закрытии Казанского храма и передаче здания под школу, для чего было созвано собрание. Священник оповестил о нем всех верующих, которые, явившись на собрание в значительном количестве, воспрепятствовали принятию решения о закрытии храма. Свидетели также показали, что отец Иона еже­дневно беседует с верующими, особенно со вдовами, которые приходят к нему в сторожку при церкви, где он живет, жаловаться и просить совета. Они показали, будто священник говорил про урожай: в прошлом году был плохой урожай, и это было для колхозников плохо, а в этом году — хороший урожай, и это тоже для колхозников плохо, так как все равно урожай будет погублен и колхозникам ничего не останется. Кто-то спросил священника, почему он сидит вечерами впотьмах, не зажигает света. Отец Иона на это с улыбкой ответил: из-за того, что керосина дают только одну бутылку на год.

Это свидетельство было сочтено клеветой — не могло быть такого, чтобы у советской власти недоставало керосина…

***

Преподобномученик Иона родился 20 июля 1873 года в селе Солчино Зарайского уезда Рязанской губернии в семье купца Андрея Никитовича Санкова, занимавшегося в Москве хлебной торговлей, и в крещении был наречен Иоанном. В 1884 году, когда Ивану исполнилось одиннадцать лет, тяжело заболела его мать, и по совету врачей она вместе с сыном уехала в село Солчино, где у них был дом и небольшой участок земли. Здесь он окончил два класса школы; после смерти матери он возвратился в Москву к отцу. В Москве Иван закончил свое образование и стал помогать отцу в торговом деле. Однако сердце благочестивого юноши не было расположено к желанию земных стяжаний. Стародавней традицией семьи было оказывать всяческую поддержку тому из детей, кто избирал монашество, считалось, что в этом случае она приобретает сугубого о всех молитвенника. Иван сообщил, что имеет намерение уйти на Афон и там принять монашество, на что отец с радостью согласился.

В 1893 году, когда Ивану исполнилось двадцать лет, он поступил послушником в Свято-Пантелеимонов монастырь на Афоне. В этой славной обители завершилось, по его словам, его духовное образование, здесь он был пострижен в мантию с именем Иона и рукоположен во иеромонаха.

1 марта 1914 года иеромонах Иона был командирован на подворье Пантелеимонова монастыря в Константинополь в Турции, где прослужил до начала войны 1914 года, когда все русские подданные были из Турции высланы. Отец Иона выехал вместе с другими служащими русского консульства. По прибытии в Россию он был определен на подворье Пантелеимонова монастыря в Одессе, а после закрытия подворья в 1923 году перешел служить в Благовещенскую церковь. В 1927 году, когда власти закрыли и эту церковь, он стал служить в храме Всех святых на кладбище, но и этот храм был вскоре закрыт.

В 1930 году отец Иона получил из родных мест письмо, в котором его знакомые писали, что у них в селе Алпатьеве, находящемся в нескольких километрах от Солчина, скончался священник, и было бы неплохо, если бы он переехал к ним. Отец Иона тут же собрался и отправился на родину, и был назначен служить в Казанский храм в селе Алпатьеве, где прослужил до ареста.

***

За некоторое время до ареста отца Ионы в Алпатьеве сотрудники НКВД приступили к допросам свидетелей. Одна из женщин показала, что хотя она сама разговоров между священником и верующими не слышала, так как верующие, не доверяя ей, при ее приближении сразу прекращали беседу, но она знает, что исключительно из-за агитации священника хозяйка дома, где она снимает комнату, заставляет своих детей молиться Богу.

Другая свидетельница показала, будто однажды отец Иона обратился к прихожанам с проповедью, в которой ругал местные власти за их решение закрыть храм и призывал верующих записываться в двадцатку и таким образом не допустить закрытия храма. Он приходил и к ней в дом, пытаясь уговорить ее мужа вступить в члены церковного совета. Придя, он критиковал советскую власть, говоря, что за храм надо платить тысячу рублей налога, а народ в церковь не ходит, и скоро ее могут закрыть; тогда народ затужит, но только поздно будет — советская власть храма уже не откроет. Свидетельница показала, что хотя отец Иона и записал ее в члены двадцатки, но она в ней не состоит и своей подписи не признает, а это священник всё делает против власти, чтобы только не закрыли церковь.

24 февраля 1938 года отец Иона был арестован и заключен в тюрьму в городе Коломне. Ему предъявили постановление на арест и предложили его подписать, но отец Иона отказался подписывать. В тот же день следователь допросил его.

— Среди вашей переписки, — сказал следователь, — найдена записка следующего содержания: «Говорил о предстоящем пришествии антихриста, сперва коллективного, а затем воплощенного в отдельном лице». Скажите, кто это говорил и как понимать содержание вашей записки?

Чтобы не входить со следователем в ненужную дискуссию и в результате не быть обвиненным в контрреволюционной деятельности, отец Иона, понимая, что следователь Священного Писания не знает и навряд ли будет его просить найти это место в книге, сказал:

— Эта записка написана мной, выписана из Библии, но что эти слова значат, разъяснить и я не могу — сам заинтересовался этими словами и выписал их.

— Вас обвиняют в контрреволюционной агитации среди населения и распространении контрреволюционной клеветы о руководителях партии и правительства, а также в высказывании недовольства против существующего строя, — заявил следователь.

— Контрреволюционной агитацией и распространением контрреволюционной клеветы против существующего строя я не занимался и виновным себя не признаю, — ответил отец Иона.

По окончании допроса следователь снова допросил свидетелей. Один из них показал, что слышал, как священник разговаривал с церковной старостой в присутствии других верующих. Староста тогда сказала, что вот скоро выборы и хорошо было бы, чтобы от верующих была своя кандидатура, но отец Иона ее рассуждения прервал, сказав, что организация наша не зарегистрирована и от нас никакой кандидатуры не примут. На это староста заметила, что если наши люди не будут выбраны, то церковь могут закрыть. Свидетель также показал, что отец Иона будто бы говорил: «Конституция — это только бумага, а в реальности никакого равенства нет. С одних налог берут тридцать рублей, а со священника две тысячи, а в конституции указано, что все равны, — и тут как хочешь, так и понимай, кто тут равный. Налог наложили только для того, чтобы закрыть церковь. Это вы должны понимать, а раз так, то необходимо собрать деньги и не допустить закрытия церкви».

Затем следователь снова приступил к допросу священника, который к этому времени уже третий месяц находился в тюрьме.

— Признаете ли вы себя виновным в том, что среди колхозников села Алпатьева вели контрреволюционную агитацию против существующего строя, распространяли гнусную контрреволюционную клевету о руководителях партии и правительства? В июле 1937 года вы организовали женщин выступить против закрытия церкви. Подтверждаете ли вы это? — спросил его следователь.

— В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Не было с моей стороны и никакой агитации среди женщин в июле 1937 года.

7 июня 1938 года тройка УНКВД по Московской области приговорила иеромонаха Иону к расстрелу. Он был переведен в Таганскую тюрьму в Москве, и 13 июня тюремный фотограф изготовил его фотографию для палача. Иеромонах Иона (Санков) был расстрелян 4 июля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой