Журнальный клуб Интелрос » Фома » №8, 2020
Решил недавно рассказать детям о Сократе. Они слушали-слушали и вдруг спросили: «А почему Сократ сам ничего не писал?» Обычно говорят: «Ну, он не писал, а Платон писал, мы, собственно, о Сократе и знаем-то благодаря Платону. Но разве Платон от этого меньше философ?» Да не меньше, конечно.
Но Сократ, судя по всему, очень точно понимал разницу между словом написанным и живым. Вот написал я текст, его прочитали десятки людей, кто-то понял так, кто-то сяк - переспросить они не могут, а я не могу уточнить свою позицию. Беседа глаза в глаза - дело совсем иное: мне задают вопросы, я отвечаю, могу что-то переспросить - и даже изменить свой взгляд на что-то именно по ходу разговора.
Сократ, как человек, который искал истину, понимал, что к ней ведет только диалог, и хотел дойти до сути именно в беседе с конкретным человеком, а не транслировать миру готовенькую, замурованную в тексте мысль, будучи абсолютно уверенным в своей мудрости и непогрешимости (здесь, наверное, полагается вздохнуть по поводу того, как далеко это от нынешних интернет-баталий, которые ведут ревнители всего «истинного»).
К слову. Перечитывал тут в очередной раз любимых «Братьев Карамазовых». И понял, что раньше как-то не обращал особого внимания на один эпизод. А сейчас меня он прямо-таки поразил. Я имею в виду беседу Коли Красоткина с Алешей о Вольтере. Перескажу кратко.
Коля с подростковым задором говорит: «Я слышал, вы мистик и были в монастыре <…> Но… прикосновение к действительности вас излечит <…> Я ничего не имею против Бога. Конечно, Бог есть только гипотеза… но… я признаю, что он нужен… для мирового порядка… и если б его не было, то надо бы его выдумать <…> Можно ведь и не веруя в Бога любить человечество? <…> Вольтер же не веровал в Бога, а любил человечество?» А Алеша, «как бы разговаривая с себе равным по летам или даже старшим», отвечает: «Вольтер в Бога верил, но, кажется, мало и, кажется, мало любил человечество». И именно эта неуверенность Алеши в своем мнении и то, что он как бы отдает решение ему, поражает Колю и заставляет начать рассуждать, а не просто повторять то, что слышал от других.
Алеша не бросается на собеседника с обвинениями в бездуховности, предательстве веры и традиций предков, не пытается унизить Колю и обесценить его позицию. Он сконцентрирован на переживании стоящего перед ним уникального человека, с его скрытой болью и нескрываемым протестом. Он понимает: связь между любовью к Богу и любовью к человечеству в глазах неверующего нуждается в обосновании и пояснении, ведь он считает, что эти вещи никак не связаны.
Вспомню, кстати, еще один эпизод, когда другой мальчик, Илюша Снегирев, доведенный до отчаяния и мстя за обиду, нанесенную его отцу другим Карамазовым, прокусил Алеше палец, тот, перевязав руку, говорит только: «Ну, хорошо, видите, как вы меня больно укусили, ну и довольно ведь, так ли? Теперь скажите, что я вам сделал?» И этот призыв к диалогу в его устах - даже в такой ситуации - звучит убедительно.
А ведь то, что делает Алеша, - та самая «сократовская» беседа, глаза в глаза, когда мысль не сформулирована заранее, а рождается в процессе диалога. Беседа из числа тех, которых нам так не хватает сегодня в мире соцсетей, где мы в лучшем случае можем увидеть неподвижный взгляд собеседника на застывшем фото его странички…
