Журнальный клуб Интелрос » Фома » №9, 2014
«Школа почти ничему не учит, только портит ребенка! Лучше обучать его дома!» «Зачем мне заниматься детьми? Школа для этого и придумана! Пусть она его учит и воспитывает!» Такие противоположные точки зрения на школьное образование мы встречаем довольно часто. И столь же часто они основаны не на фактах, а на страхах, тревоге, иллюзиях и надеждах. Накануне 1 сентября мы решили присмотреться к самым распространенным родительским ожиданиям от школы и понять, насколько они справедливы и реалистичны.
Родители, которые ничего не ожидают от школы, — это вовсе не обязательно мечта учителя. Это, наверное, худший вариант отношения к школе — когда она оказывается только камерой хранения для детей, чтобы на улице не болтались, пока родители на работе. Этого варианта часто придерживаются папы: так надо, и все, пусть ходит в школу, я тоже ходил, — а какие варианты? Балду пинать? Ну да, я тоже плохо учился, но меня отец выдрал пару раз, я за ум взялся…
Мамы, которые ничего не ожидают от школы, обычно не ожидают от нее ничего хорошего. Они очень стараются и вкладывают в учебу ребенка много времени и нервов — но уже отчаялись дать детям нормальное образование, им кажется, что и ребенок ничего не делает, и учителя учат не тому, и сил ни на что нет, и достала эта школа со своими глупостями, почему я должна за это все отвечать? Почему я должна сидеть и в полночь рисовать с ребенком план своей улицы и тратить свое воскресенье на поиски полутора метров однотонной ткани к уроку домоводства?
Эти мамы делают с детьми уроки со скандалами и воплями, рыдают из-за детских двоек и только что не падают в обморок на родительском собрании, услышав про очередные долги и двойки. Им кажется, что старания их абсолютно бесплодны — сколько ни вкладывай, результат нулевой. И надо нанимать репетиторов и искать подготовительные курсы, и все равно из этого ничего не выйдет, кроме нервного срыва. Это очень ответственные, тревожные мамы-перфекционистки, которые искренне стараются дать своим детям хорошее образование — но уже изнемогают в неравной схватке с системным кризисом отечественной школы и очень боятся учителей, которые при каждом удобном случае рассказывают им, что они плохие матери и неправильно воспитывают своих детей. Надо заметить, кстати, что именно у таких ответственных мам произрастают дети, точно уверенные в том, что их образование — мамина ответственность.
Иногда родители до такой степени не ждут от школы ничего хорошего, что вообще от нее отказываются, и тогда из них получаются анскулеры — приверженцы семейного обучения.
Многие родители опираются на свой школьный опыт. Школа должна научить их детей тому, чему они сами научились в свое время. Мы ходили на лыжах — почему дети не ходят на лыжах? У нас на химии были опыты — почему вы не делаете опыты? Почему у вас дети не учат стихи наизусть? Образование должно быть традиционным — таким, как оно было в советской школе, лучшим в мире, таким, какое получили сами родители.
Чаще, правда, родители понимают, что они, возможно, получили не лучшее в мире образование, и видят в нем дыры и пробелы. Поэтому они знают, что уж их-то ребенок должен получить все то же самое, только гораздо лучше. Историю искусств, например, и риторику, и философию, и английский семь раз в неделю, и второй иностранный язык… Запросы таких родителей создали страшное давление на систему образования в девяностые годы. Отчасти именно эти запросы со стороны общества и привели к тому, что едва ли не каждая уважающая себя школа объявила себя школой с углубленным изучением чего-нибудь, программа обучения бешено разбухла, а дети оказались страшно перегружены, и все это выросло до масштаба государственной проблемы — ибо нельзя объять необъятное, а рабочий день у ребенка не может длиться 24 часа в сутки 7 дней в неделю.
Родители, которые подходят к образованию серьезно, обычно точно знают, чего именно они хотят от системы образования. Скажем, есть родители, убежденные в том, что математика — основа всего, а значит, в школе должно быть много сильной математики. Есть родители, точно знающие, что их ребенку не нужна литература (только отбивать интерес к чтению), нужно столько-то часов углубленной химии и такая-то программа по биологии. Эти родители выкрутят руки любому завучу, требуя предоставить рабочие программы по всем предметам, и вымотают нервы любому учителю, вопрошая, почему теме конгруэнтности фигур отводится так мало времени и зачем дети читают давно устаревшего Некрасова. Часто такие родители сами что-то когда-то преподавали, но сменили работу.
Родители, желающие от школы всего и побольше, обычно отталкиваются от какой-то существующей в их воображении модели идеальной школы. Вот как богословие бывает апофатическое, а бывает катафатическое — одно пытается определить Бога через качества, которыми Он не обладает, а другое — через качества, которыми Он обладает, — так и родители подходят к вопросу о школе катафатически или апофатически. Родители с апофатическим подходом — это такие скептики, пессимисты, которые не ждут от школы ни крепких знаний, ни эрудиции, ни развития творческого мышления — им главное, чтобы в школе ребенку по возможности не отбили желание что-то узнавать, не привили отвращения к поэзии, чтобы его не били одноклассники, чтобы его не терзали еженедельными генуборками, не унижали, не… не… не… все остальное мы сами ему дадим, доберем дополнительными занятиями и умными разговорами…
А вот родители с катафатическим подходом — это родители, которые знают, что идеальная школа должна… выполнить список из сотни пунктов. Здесь найдется место социализации, построению отношений в коллективе, тим-билдингу; здесь найдется место развитию креативности; здесь будет уделено внимание глубоким межпредметным связям и научным проектам; здесь будут говорить о выявлении талантов и сильных сторон, о профориентации и профильном обучении; здесь задумаются об индивидуальном внимании и индивидуальных образовательных траекториях… Интересно, что из таких родителей может получиться что угодно. Они могут стать основателями интереснейших новых школ (лучшие школы, появившиеся в эпоху педагогических исканий девяностых, часто возникали из попыток построить свою идеальную школу). Они могут стать воплощенным кошмаром учителей и школьной администрации. А могут стать анскулерами, потому что никакая школа все равно никогда не будет соответствовать идеалу.
Здесь тоже есть целый спектр разных ожиданий — от «в школе должен быть порядок» до «в школе должна быть свобода самовыражения». Одни родители верят в поднятые руки и школьную форму, другие — в свободу дискуссий и одежды. Если учитель в пылу обсуждения важного вопроса сядет на стол, одни сочтут это форменным безобразием, а другие — естественным поведением. Одни подходят к учителю сказать «если наш будет борзеть, вы дайте ему по ушам», а другие пишут жалобу директору, если учитель спросит у ребенка, разозлившись — «ты что — дурак?»
Собственно, это уже другой вопрос — вопрос о достоинстве ребенка и родителя. Многие родители так привыкли бояться школы в детстве, что до сих пор каждое родительское собрание воспринимают как поход к стоматологу — гадко, страшно, больно… Им трудно научиться видеть в учителях соратников и сотрудников в деле воспитания ребенка — учителя для них скорее начальники, и начальники противные, злые и неумные (пусть даже учителя иногда и дают повод так думать). Самое жуткое, что, когда ребенку в школе плохо — обижает учитель, травят дети, не дается какой-то предмет, — такие родители не защищают его и всегда становятся на сторону школы. Ребенок сам виноват, да еще из-за него у родителей неприятности.
Немногим лучше и матери-волчицы, готовые всех порвать за свое чадо: вы просто не умеете его учить. Вы учитель — вот вы и учите, вам за это деньги платят, что вы на меня свою работу переваливаете?
На другом полюсе — родители и учителя, которые френдят друг друга в соцсетях и обсуждают новые сумочки; необходимая дистанция испаряется. Истина, как обычно, где-то посередине.
От «ваше дело — учить ребенка, а воспитывать его мы будем сами» до «школа должна заложить основы духовно-нравственного воспитания нации».
В общем, все эти перечисления, конечно, не претендуют на полноту охвата — скорее, коротко обрисовывают, как разнообразны родительские воззрения на то, какой должна быть школа, и как трудно школе соответствовать ожиданиям общества, когда люди в нем не могут договориться друг с другом.
В последние годы самые неприятные нововведения в школах появляются именно тогда, когда носители одной крайней точки зрения (например, «во всех школах нужна школьная форма») путем административного давления навязывают ее всем без исключения в масштабах страны.
Некоторым родителям очень важно держать руку на пульсе ежеминутно. У них на рабочем компьютере открыт электронный журнал, и они в режиме реального времени следят за возникающими в нем тройками и пятерками. Если учитель не заполняет электронный журнал своевременно, на него жалуются, потому что он не дает родителям обратной связи. Другим родителям достаточно раз в месяц получать сводку об успеваемости — они вообще считают, что за этим должен следить сам ребенок, а оценка вообще ничего не обозначает, кроме того, что этот конкретный учитель зачел или не зачел эту конкретную работу.
В большинстве школ нет ответа, до какой степени родители могут вмешиваться в такие зоны ответственности школы, как логика курса, изучаемые темы, рабочие программы учителей, обоснованность и объем задаваемых заданий. Родители не понимают, за что школа отвечает и гарантирует ли она хоть что-то на выходе, учителя обижаются и вопрошают, как можно хоть что-то гарантировать, если родители постоянно вмешиваются в вопросы, которые находятся в сфере компетенции учителя.
Самый больной вопрос — кто отвечает за обучение детей? Согласно закону об образовании, ответственность за получение ребенком среднего образования несут его родители. А за что несет ответственность школа? А ребенок? А если ребенок за десять лет учебы в школе ничему не научился и получил двойку на ЕГЭ — это чья ответственность?
Школа склонна считать, что образование детей — ответственность их родителей. Родители должны делать с ребенком уроки. Родители должны обеспечить, чтобы ребенок прочитал весь список обязательной литературы. Родители должны ликвидировать отставание по предметам и обеспечить успеваемость.
При этом оказывается, что у ребенка нет времени прочитать весь список, что родители понятия не имеют, что ребенок не понял какие-то две темы по математике и теперь безнадежно отстал, что родители приходят с работы еле живые поздно вечером и вообще не в состоянии заниматься уроками. «Делать уроки с ребенком — ваше главное дело», — объяснила учительница одной моей знакомой, маме первоклассницы. Все бы ничего, да только мама эта — врач «скорой помощи», и главное дело у нее — спасать людей.
Одна из главных претензий родителей к школе — школа переваливает на нас свою ответственность.
У школы другая претензия к родителям: родители сдали ребенка школе и думают, что школа сама все сделает и всему научит. Но всем известно, что лошадь можно привести к ручью, но нельзя заставить пить; заставить учиться ребенка, который учиться не хочет, практически невозможно. «А вы должны заинтересовать». — «А вы сами пытались его заинтересовать окружающим миром? Вы до школы научили его тому, что узнавать новое — интересно? Или сажали его к телевизору, компьютеру, совали ему в руки планшет — чтобы он к вам не приставал? Мы учителя, а не волшебники, мы не можем сделать немотивированного ребенка мотивированным, это ваша задача, а не наша». Учитель, у которого в классе тридцать человек, далеко не всегда в состоянии уследить, кто пропустил или не усвоил конкретную тему. Учитель перегружен работой и отчетностью. Он профессионал, но не маг.
Самое печальное, что правильных ответов на все эти вопросы о том, что должна и не должна, может и не может школа, нет. На некоторые — нет вообще, а на некоторые — нет в отечественной системе образования.
Скажем, там, где в других странах есть система поддержки учащихся — та самая служба, которая выясняет, почему этот конкретный ученик не может учиться как все, почему он отстает, почему ему не дается русский языки или математика, почему он бросается на одноклассников или сидит под партой и что с этим всем делать, — на месте этой службы у нас вакуум. А ведь именно в ее компетенции — вопросы о том, как интегрировать в класс и вообще включать в общий поток детей, для которых язык обучения неродной, и детей с проблемами здоровья и развития; как обучать дислектиков и дисграфиков; как помогать отстающим; как помогать детям с проблемами поведения, детям из семей с тяжелым социально-экономическим положением, детям из кризисных семей; как дополнительно заниматься с одаренными и мотивированными. У нас это ничья зона ответственности — школьный психолог тут обычно мало что может, да и их сокращают, социальный педагог тоже, логопеды и дефектологи из школ давно уволены, а русский как иностранный взвален на русичек; разве что одаренных и мотивированных забирают в топовые школы, да и те не очень уверены в завтрашнем дне.
Поэтому родители и школа пытаются переложить эту ответственность друг на друга — мы за это не отвечаем, это ваше дело, нет, ваше, нет, ваше, нет, ваше. Конструктивное решение — совсем в другой области лежит: пока нет системных преобразований, остается каждой из трех сторон проявить добрую волю и взять на себя часть вот этих вот дополнительных, ничейных обязанностей. Например, родителям — по доброй воле найти специалиста, ребенку — с этим специалистом заниматься, учителю — не ставить двойки каждый урок почем зря и после уроков дополнительно объяснять непонятное.
К сожалению, в реальности обязанности внутри треугольника «школа — родители — ребенок» обычно распределяются так: учитель обязан дать программу, ребенок обязан ее выучить близко к тексту, а родители должны его заставить это сделать.
Кроме того, дети наши учатся сейчас совсем не так, как учились мы, и помощи им от нас надо куда больше. Хотя они и учатся на год больше, чем мы, они перегружены информацией. Школьная программа битком набита сведениями из разных областей знания; их очень много, и большую часть из них выпускники навсегда забывают, покинув школу. Но изъять что-то из школьной программы — это святотатство и оглупление нации, а добавить что-то в школьную программу — издевательство над детьми. Как проплыть между этими Сциллой и Харибдой, не знает, кажется, никто.
Перед нынешней школой стоит задача впихнуть детям в головы как можно больше предметных сведений за как можно меньшее время и меньшие деньги. Это значит — большие классы, мало учителей, много предметов, много информации за один урок, мало системы. Мало времени на повторение, усвоение, обсуждение, закрепление. Следовательно — много домашней и самостоятельной работы. Поэтому нужно очень много помощи от родителей, а иногда и дополнительной помощи, потому что ни дать предмет на очень высоком уровне, ни подтянуть отстающих обычная школа, как правило, не в состоянии. Она делает свою конвейерную работу. Как только возникают какие-то отклонения, особые потребности, особые пожелания и устремления — возникает конфликт, который редко кто знает как разрешить. В этой системе всем очень трудно — и учителям, и детям, и родителям. При этом ставки очень высоки (провал на ЕГЭ — потерянный год; непоступление на бюджет — удар по родительскому кошельку), а напряжение огромно. Это просто стартовые условия, в которых мы существуем и пытаемся учить детей. Всем очень трудно.
Чуть легче — если учителя, ученики и родители могут разговаривать друг с другом. Если проблему можно описать спокойно, без оценочных суждений и ярлыков.
Увы, в школе очень многое делается по умолчанию и мало регулируется договорами. Школа и родители вообще мало договариваются — одни предпочитают ставить перед фактами, другие — жаловаться в инстанции. Если учитель не делает страшной тайны из своей авторской программы, а родитель не требует его ознакомить с конкретными планами уроков (учитель не его, а завуча должен с ними ознакомить), — они вполне могут договориться.
Легче, если школа объясняет родителям, чему именно и как именно она собирается научить детей и какого участия хочет от родителей. Если для детей существуют четкие правила, которые нельзя нарушать. Если дети понимают, чему они учатся и зачем, а школа и родители не отделываются от их вопросов «зачем мне это?», а знают на них ответы и готовы этими ответами делиться.
Фото Владимира Алексеева
Чуть легче может быть, если родители, дети и учителя осознают, что они равноправные участники одного и того же процесса. Что учитель — это не мучитель и надзиратель, а человек, с которым семья договорилась о работе. Что родитель — не вредитель, игнорирующий все проблемы своего ребенка, а человек, который этого ребенка знает, любит и поможет его выучить. Работа общая: ребенок учится, учитель учит, родитель организовывает, контролирует и помогает. Если возникает проблема — играть в поиски виноватого бессмысленно: стоит всем вместе, всем трем сторонам, никого не обвиняя, выяснить, в чем причина проблемы, продумать, как ее решить, составить общий план, который всех устраивает, обозначить контрольные точки и сроки, результат, к которому все будут стремиться, и ответственность каждой из сторон.
Легче, если встречи будут регулярными и рабочими — не «Боже мой, что он еще провалил?», а «что изменилось с нашей прошлой встречи, куда мы движемся, есть ли прогресс, что мешает?».
Сказать «я не понимаю, как построен ваш курс, не могли бы вы объяснить» — лучше, чем говорить «вы непрофессиональны и учите чему попало». Сказать «я не понимаю, как вычислять площадь треугольника» — лучше, чем вопить «я ничего не понимаю» и швыряться предметами. Сесть и вместе поискать, как вычисляют площадь треугольника — лучше, чем рассуждать об идиотизме своего ребенка и своей бесконечной материнской обреченности заниматься всякими глупостями.
Конкретика лучше обобщений. Не «ваш ребенок неадекватен», а «ваш ребенок ударил девочку по лицу, когда она его обозвала». Не «он вообще ничего не знает», а «он не справился с пятью заданиями из шести в контрольной по последней теме».
Допустить, что оппонент имеет право думать иначе, — лучше, чем навязывать всей стране свой катехизис. Выслушать учителя, ребенка, родителя, пусть даже его крики души кажутся вам оскорбительными, — лучше, чем сразу ставить его на место. Да и крики души не обязательно должны быть оскорбительными.
Это все какие-то простые истины вроде «лошади кушают овес и сено», но во времена, когда все друг с другом враждуют, о них стоит напомнить еще раз. Мы все в одной лодке, нам никуда из нее не деться. Это надолго. Придется договариваться.
