Группа милосердия «Преображение» при храме Преображения Господня в Тушине работает более пяти лет. Среди ее подопечных — дома ребенка, приюты, детские дома и дом престарелых. Главное служение — это Тушинская детская больница, где находятся отказные дети и подростки-беспризорники. Зачем приходят сюда помощники из «Преображения», рассказала одна из участниц группы милосердия Екатерина Версоцкая.

Каждую неделю мы приходим сюда, в Тушинскую детскую больницу, где за стеклянными стенками боксов живут дети. Они в том возрасте, когда их мир еще неотделим от материнского. Но у этих детей родителей нет. Медсестры инфекционного отделения и сестры милосердия, ежедневно посменно дежурящие в больнице, наверное, единственные, кто может подарить им тепло и живое человеческое общение.

В больницу попадают дети из неблагополучных семей. До оформления необходимых документов, например до лишения родителей их прав по суду, они живут в больнице по нескольку месяцев. В маленьких душных комнатках, в металлических кроватках без одеял и подушек. Мы, насколько возможно, пытаемся заменить им семью, дать возможность почувствовать живое участие, любовь: разговариваем с ними, играем, читаем книжки, слушаем песни и сказки, гуляем в хорошую погоду, если позволяют врачи.
За пять лет через наши руки прошло множество детей. Мы всех их помним, о каждом можем рассказать, обо всех молимся. Увы, их не становится меньше — всё новые и новые лица появляются в боксах взамен разъехавшихся по домам малюток. Самые счастливые минуты — видеть, когда этот грустный порядок нарушается: ребенка забирает кто-нибудь из родных или он попадает в приемную семью, чаще всего из числа наших же сестер.

Когда приходишь работать в больницу, тебя захлестывает волна новых эмоций — боль за этих детей, счастье от их улыбок, желание все сделать для них и осознание того, как мало мы можем сделать… На волне этих эмоций приходит очень сложное испытание, я бы даже сказала «искушение».
Не осудить отказавшихся от ребенка родителей — наверное, самое сложное в нашей работе. Да, мы, конечно, все по-христиански скажем: Бог им судья, но в душе… Невозможно подавить в себе внутренний протест, негодование. Почему у полуторагодовалого ребенка рассечен лоб и гематома на полголовы? Почему молодая ухоженная бабушка позволяет своей годовалой внучке отправляться в дом ребенка? Как можно оставить месячного ребенка в метро? А выкинуть в одной пеленке в овраг в декабрьский мороз?
Однажды я встретила женщину, которую две девочки примерно шести и девяти лет называли мамой, но по возрасту она скорее годилась им в бабушки. Мы разговорились: она действительно оказалась бабушкой. Рассказала свою историю. Дочь ее не может отказаться от наркотиков, так что девочек она забрала к себе. «А ведь есть еще и мальчик, два годика, я не смогла бы потянуть троих, еще мама старенькая на мне, пришлось оставить ребенка в детском доме», — рассказала женщина. Этот разговор помог мне понять, как мало мы знаем о судьбах наших подопечных, как мало прав мы имеем судить их родителей. Могу ли я, выросшая в благополучной семье, всегда имевшая крышу над головой, поручиться, что выстояла бы, оказавшись в подобной ситуации? Безмерно жалко детей, но жалко и их родителей. Ведь если в своем алкогольно-наркотическом чаду они забыли про плоть от плоти своей, то воистину ад для них начался уже на земле. И можем ли мы представить себе страдания матери, когда ее такое желанное, выстраданное чадо рождается тяжело и неизлечимо больным? Никто не знает, через какие муки она прошла за те два месяца, прежде чем ее дочь попала к нам с безжалостным штампом на медицинской карте: «беспризорная».

Как-то я рассказывала своим детям о больнице, о маленькой девочке, к которой каждый день приходит мама (когда трезвая), стоит под окнами, плачет, но так и не забирает. И меня поразила реакция моего сына — ему стало очень жалко… эту маму. Он своей незамутненной детской душой почувствовал истину. Мы, взрослые, привыкли стоять на стороне детей, болеть их болью, а ведь их несчастные грешные родители, возможно, еще более заслуживают жалости. Хотя бы потому, что их греху нет оправдания. Здесь нет противоречия. Понять, объяснить, простить, пожалеть — да, возможно. Но оправдать искалеченные детские судьбы — нет, никогда.
Та маленькая больная девочка умерла через несколько месяцев у нас в больнице. Невыразимо больно, что последние месяцы своей недолгой жизни она провела вдали от материнского тепла, от того, возможно, единственного, что она могла бы чувствовать. И мне очень жаль ее мать, лишившую себя этих нескольких месяцев материнства, не согревшую своим теплом того, кто по-настоящему в ней нуждался всю свою короткую жизнь.


Фото предоставлены группой милосердия «Преображение»