Журнальный клуб Интелрос » Фома » №10, 2011
Христианский смысл «Капитанской дочки»
Георгий Федотов в свое время сказал, что «Капитанская дочка» — самое христианское произведение русской литературы. В чем же выражается ее христианство?
Многое бросается в глаза даже неискушенному читателю. Трудно не заметить, например, что герои «Капитанской дочки» не раз осеняют себя крестным знамением, молятся, призывают на близких людей благословение Божие, что в комнатах перед образами теплятся лампады… Трудно не почувствовать за теми удивительными «совпадениями», которыми наполнена жизнь Гринева и которые бережно фиксируются в повествовании, Чьей-то бесконечной любви и мудрой заботы (хотя, конечно, и ориентация автора на жанр сказки здесь тоже ощутима). И, конечно, трудно не обратить внимание на образ безупречно добродетельной девицы-христианки Маши Мироновой, трогательный и привлекательный, несмотря на его некоторую книжную идеальность. Эта героиня настолько важна для автора не только на сюжетном, но и на аксиологическом уровне, что он даже назвал повесть в честь нее.
Вот только… в честь нее ли?
Название «Капитанская дочка» указывает, конечно, и на то, что именно «добывание невесты» стало двигателем сюжета этого сказочного повествования. Но можно понять это название и по-другому. Ведь все-таки оно звучит не как «Маша Миронова», а как «Капитанская дочка». Дочка капитана. Не в самой Маше дело. Она выросла идеальной христианкой благодаря своим родителям. Последние наставления, которые дает ей отец, звучат своего рода квинтэссенцией идей христианского воспитания: «Ну, Маша, будь счастлива. Молись Богу: Он тебя не оставит. Коли найдется добрый человек, дай Бог вам любовь да совет»; и далее Миронов указывает, чтó взять дочери в качестве образца благочестивого брака: «Живите, как жили мы с Василисой Егоровной». И, как видно из повествования, это эталон не только для самого капитана, но и для автора.
Как создать положительного героя, который не выглядел бы ходульным и нравоучительно-надуманным? Над этой задачей бились, ею страдали и Гоголь, и Достоевский, не заметив, кажется, что она уже решена в русской литературе. Решена тем единственным способом, которым, наверно, только и возможно изобразить христианский положительный тип: не возвеличивать его, не ставить в центр повествования, а показать всю незаметность, естественность его «жизни во Христе». Вспоминаются слова архиепископа Иоанна (Шаховского): «...Нас волнуют масштабы... Нам все хочется победного, рукоплескаемого, безмерного. А Небо благословляет все малое, немногословное, недостаточное».
Внимание читателя «Капитанской дочки» приковано к удивительным приключениям «сорванца» Гринева, к отчаянной дерзости бунтовщика Пугачева, к неизъяснимой прелести Маши Мироновой... Автор словно отвлекает читателя на броский, яркий сказочный сюжет, который прикрывает тихое, незаметное и именно потому до конца подлинное христианство второстепенных героев — родителей Маши, этих смешных и карикатурных на первый взгляд старичков, которые, однако, на протяжении всего произведения ни разу не «сфальшивили» в своих словах и делах и во всех областях своей жизни до конца исполнили свой христианский долг. Причем интересно, как верно изображает автор, в чем заключается христианский долг отца семейства и в чем — его супруги. Поприще мужчины — это, прежде всего, его общественное служение (ср. главу из «Домостроя», где указывается, о ком должен молиться муж в домашней молитве: «...о своем согрешении и о отпущении грехов, и о царе и царице, и о их чадех здравии, и о братии его, и о болярех, и о христолюбивом воинстве, о помощи на враги, и о плененных свободе, и о святительском, и священническом и иноческом чину, и о отцех духовных, и о болящих и в темницах заключенных, и за вся христианы» — это, по сути, молитва за весь христианский мир).
Поприще женщины — это ее семья и люди, близкие ее семье, хранительницей и молитвенницей которой она выступает (из той же главы: «Жене тако ж молитися о своем согрешении, и о муже, и о чадех и о домочадцех, и о сродницех, и о отцех духовных»). В соответствии с этими, укорененными в веках православными представлениями о распределении ролей в семье, показан конец жизни капитана Миронова и его жены. В смерти Ивана Кузьмича подчеркнута верность воинскому долгу: «Комендант, изнемогая от раны, собрал последние силы и отвечал (Пугачеву — Е. В.) твердым голосом: «Ты мне не государь, ты вор и самозванец, слышь ты!»... через минуту увидел я бедного Ивана Кузмича, вздернутого на воздух». Это о таких, как капитан Миронов, звучат слова церковного поминовения — «за веру, Царя и Отечество живот свой положивших».
Василиса Егоровна же идет на смерть потому, что хочет быть верной мужу до гробовой доски, то есть ведет себя как благочестивая и мужественная христианка: «Нечего мне под старость лет расставаться с тобою да искать одинокой могилы на чужой сторонке. Вместе жить, вместе и умирать... Прощай, мой Иван Кузмич. Отпусти мне, коли в чем я тебе досадила». Последние ее слова, полные любви и печали, обращены к погибшему мужу и похожи на надгробный плач, принятый на Руси: «Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! Не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!». Их подвиг оттеняется малодушием множества окружающих их людей: жители гарнизона и часть войска присягают самозванцу, и даже священник крепости, отец Герасим, хоть и со скорбным видом, но все-таки держит в руках крест, к которому прикладываются изменники. Столько людей проявили малодушие — а комендант и его супруга сохранили верность до конца.
Иллюстрация из серии книг «Иллюстрированная пушкинская библиотека». конец XIX века
Пушкин нашел, пожалуй, единственно верный путь для создания идеального героя — он не должен с самого начала изображаться как Герой, Красавец, поражать воображение читателя ослепительным блеском своих достоинств, вокруг него не должно строиться все повествование. Его верность христианским идеалам совсем не значит, что в своей повседневной жизни он не может выглядеть как обычный, ничем не примечательный, даже чудаковатый человек. Более того, он и должен быть таким — обычным, простым, в чем-то смешным и нелепым — иначе он не будет для читателя живым. Сцена последнего родительского благословения Маши (выполнение Иваном Кузмичом и Василисой Егоровной христианского долга отца и матери) не обваливается в книжную назидательность и сентиментальность лишь потому, что до этого столько милого, смешного и совсем не героического было рассказано про двух старичков, и у читателя сохраняется ощущение подлинности этих героев: и тогда, в их обыденной жизни, и сейчас, когда перед лицом смерти они вдруг как-то незаметно и естественно возросли в мучеников за правду Божию.
Наверно, только в этом сочетании человеческой немощи и несуразности и преображающей их Божией силы и есть подлинная правда христианства, правда, которую почувствовал и сумел изобразить автор. «Немощное мира избрал Бог, чтобы посрамить сильное...» — именно эту апостольскую мудрость таит в себе, как сокровище, пушкинская повесть.
Илья Новокрещенов, директор школы № 353 им. А. С. Пушкина
Уроки Пушкина
Отношение к творчеству Пушкина меняется с годами. Каждому возрасту свойственно видеть в нем что-то свое. Со временем, я выделил для себя, как христианина, два особенно важных момента. Сейчас творчество Пушкина для меня это, прежде всего, глубокий призыв к людям тех профессий, где человек совершает какое-то служение: священник, учитель, врач. Это призыв отвергнуть себя. В стихотворении «Пророк» мы читаем: «Исполнись волею моей». А во-вторых, призыв обращаться к сердцу человека. Из того же стихотворения читаем: «Глаголом жги сердца людей».
Следующий момент — это отношение Пушкина к своим героям. На мой взгляд, это пример подлинно христианского отношения человека к людям. У него есть понимание того, что грех — это в первую очередь болезнь, а вовсе не повод, чтобы осудить. Именно этому учит меня сейчас Пушкин.
От редакции:
В этом году московской школе № 353 им. А. С. Пушкина исполняется 75 лет. Редакция журнала сердечно поздравляет всех учителей, учеников и лично Илью Владимировича с этой знаменательной датой.