Вспоминая теперь свою молодость, я понимаю, что Ф. М. Достоевский с семнадцати лет завладел моей душой. Хорошо помню, что, учась на мехмате МГУ, я всегда старался освободить время для Достоевского. В конце концов, это привело к тому, что я просто стал ждать с нетерпением сессий и… читал Достоевского. Затем я стал перечитывать его главные романы каждый год, но только недавно задумался, чем он так для меня притягателен. Задумался, уже занимаясь Толстым. Но понял окончательно только неделю назад.

Не нужно воспринимать мои слова как шутку. Просто ровно неделю  назад  в Ясной Поляне я слушал лекцию замечательного католического священника, профессора и духовника Миланского католического университета отца Пино (так ласково его все называют). Лекция называлась «Достоевский глазами католика», но ее смысл был шире — речь шла о том, что значит этот писатель для современного мира. И чтобы понять это, надо понять, что такое этот современный мир. Мы часто льстим этому миру и называем его безбожным, атеистическим, не понимая, что всё гораздо серьезнее и гораздо трагичнее. Это мир, которому Бог не нужен, который о Нем забыл и который Им не интересуется. Часто кажется, что наш мир — это царство ужаса и победа зла. Эта ситуация напоминает вечер Великой Пятницы и утро Великой Субботы: ученики в ужасе рассеялись, один из них стал предателем, другой отрекся от любимого учителя, а несколько женщин стоят у Креста. Все остальные забыли…



Вот первая тема Достоевского — видимая тотальная победа зла на земле. Есть еще один аспект, еще одна тема: этот мир прекрасно совмещает «смерть Бога», провозглашенную Ф. Ницше, с «буржуазной религиозностью», то есть набором банальных правил, призванных регулировать и охранять спокойствие и благосостояние общества (вспомним П. П. Лужина).

Достоевский понял и увидел, каким этот мир становится. И в определенном смысле он «взрывает» этот мир. Он взрывает его вопросом: неужели в этом мире Бог бессилен? Неужели в этом мире бессилен Христос? Куда нам идти в утро Великой Субботы? Вспомним вопрос, который Раскольников задает Соне: «Что тебе делает твой Бог?» Достоевский сам начинает с совершенно конкретного вопроса, который в подготовительных материалах к роману «Бесы» встречается в различных вариациях: «возможно ли веровать?», «возможно ли серьезно и вправду веровать?», «можно ли веровать, быв цивилизованным, то есть европейцем? — то есть веровать безусловно в божественность Сына Божия Иисуса Христа? (ибо вся вера только в этом и состоит)», наконец, «можно ли веровать во все то, во что православие велит веровать?» (Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1972. Т. 11. С. 178–179). Здесь хорошо видно, что именно «Божественность Христа» была центральным вопросом для Достоевского, как и для его поколения. Кстати, над этим же вопросом бился всю жизнь и Л. Н. Толстой, причем вовсе не только после т. н. «переворота», а всю жизнь. Конечно, и он, и Достоевский жили в совершенно иную историческую эпоху. Конечно, весь надвигающийся ужас мира без Христа понял и увидел не только он. И нужно было что-то делать с этим, причем делать можно было двумя способами: либо моральная проповедь, либо художественное слово. Первым путем пошел Л. Толстой. Его «Исповедь» действительно была своеобразным набатом, совершенно неожиданно обрушившимся на современников. Как и его обличение зла и несправедливости, болевых точек социума, забывшего о добре и справедливости. Отправной пункт Толстого и Достоевского один и тот же, именно поэтому ответы Достоевского — действительно ответы Толстому, просто вопрошания последнего висели в воздухе.

Но результата проповедь Толстого не принесла. Потому что этот «результат» мог принести только Сам Христос, Который в моральных трактатах Толстого не воскресал, но превратился в благочестивого носителя «пяти нет»*. Для Достоевского Воскресение Христово было центральным нервом религиозных исканий. Но он понял, что прямой призыв к покаянию для его поколения не принесет видимых плодов. Гений Достоевского заключается в нескольких важных «открытиях», о которых нужно было не только рассказать читателям, но и заставить их пережить этот опыт. Конечно, слово «открытие» я употребляю в переносном смысле — людям церковным «это все давно известно», так было и в ХIХ веке, так и сейчас. Что это за открытия?

1. Живоносный смысл Евангелия. Достоевский, который любил Евангелие с детства и во время каторги в течение четырех лет имел возможность читать только эту книгу, показывает своим читателям, что это действительно «вечная книга», за чтением которой в этом мире собрались убийцы, мытари, блудницы, чиновники, начальники и подчиненные, бедные и богатые, униженные и оскорбленные. Каждый момент нашего существования на земле, каждое наше слово, каждое наше решение — это своеобразный комментарий к евангельскому тексту, к евангельской истории, которая пронизывает жизнь — пронизывает образами, символами, притчами, своим своеобразным реализмом.

2. Грех и его граница. Объяснить это открытие Достоевского я могу на простом примере из моей собственной жизни. Несколько лет назад, когда на экраны вышел «Остров», я выступил перед студентами ПСТГУ с публичной критикой этого фильма. И в тот же день вечером мне позвонил один замечательный московский священник, который сказал: «Неужели ты не понимаешь, в чем ценность этого фильма для молодежи? Вот, человек совершил страшный грех, предательство, и теперь он лежит на куче угля и не находит себе покоя. Но просит Бога о помиловании. И Бог его слышит. Но ведь это фильм о нашей молодежи! Она часто блуждает в своих поисках, но если молодой человек обратится к Богу, то Бог его обязательно услышит, и молодой человек должен это знать!» В этом и заключается второе открытие: Бог тебя услышит всегда. Но как Его увидеть в этом мире?



3. Христоцентричность мира. Христос присутствует в нашей жизни, говорит Достоевский. Он в комнате Сони, читающей Раскольникову главу о воскрешении Лазаря, Он в келье старца Зосимы, которого берет с собой на вечный брак в Кане Галилейской, Он вместе с мальчиками и Алешей у камня в финальной сцене «Братьев Карамазовых», он в камере Мити, он даже в комнате Ивана, потому что в конечном итоге именно Он побеждает в душе Ивана и влечет его на суд, толкает на признание в убийстве, причем тогда, когда умирает последний потенциальный свидетель (Смердяков). Христа нет только в «церковном двойнике» (выражение С. И. Фуделя), то есть там, где властвуют Великий инквизитор и Ферапонт.

4. «Субботство» Христа. Последнее и самое главное. Иллюзия победы зла связана с тем, что это зло всегда шумно, а добро всегда «субботствует». Наш мир — это ожидание Великой Субботы: Христос молчит, но Его Воскресение уже является метафизической реальностью, которой предстоит раскрыться для тех, кто имеет любящее сердце, то есть для жен-мироносиц и апостолов. Именно в любви смысл знаменитой формулы «красота спасет мир», потому что красота — это способ откровения веры и любви, понятный и доступный всем.

Вот в чем, с моей точки зрения, значение Достоевского — и для его современников, и для нашего поколения, и для многих грядущих поколений. Он нашел уникальный язык, с помощью которого донес до читателей, пребывавших в духовном обмороке, Благую Весть. И только таким путем, путем художественного гения, Достоевский указывает главный ответ на страшные и по-своему (то есть с логической точки зрения) убедительные вопрошания Ивана Карамазова: только чуткая совесть и любящее сердце находят Христа в этом мире.

*В своей книге «В чем моя вера?», опубликованной в 1884 году, Л.Н. Толстой свел все учение Христа к пяти морализаторским и совершенно посюсторонним «заповедям». — Ред.

В коллажах Темы номера использованы фото РИА Новости, photoxpress; иллюстрации и репродукции Дементия Шмаринова, Ильи Глазунова, Гюстава Доре, Александра Иванова,
Ганса ГолЬбейна Младшего, Перино Дель ВАга, Джованни Беллини, Василия Перова; кадры из телевизионного сериала «Идиот» режиссера Владимира Бортко.