Почти святочный рассказ Ох, и разыгралась же пурга в тот день! Снег бил в лицо мягкими мокрыми лапами, налипал на одежду, шкодливо лез под воротник, будто издевался над редкими прохожими, нашептывая им в уши: «Ага, голубчики! Вот я вам сейчас устрою потеху!»
Впрочем, настроение было отнюдь не потешное. Мело на улице — мело в душе. Погода явно не располагала к пешей прогулке. За какие-то пять минут я успела почувствовать себя настоящей «снежной бабой». Поэтому, когда рядом вдруг остановился троллейбус, не раздумывая запрыгнула в открытые двери. Я не знала, что это за троллейбус и по какому маршруту он едет. Главное — укрыться побыстрей от этого надоедливого, беспощадного снега.
На следующей остановке в салон ввалилась очередная порция заснеженных пассажиров и… собака! Дворняжистая и самостоятельная, с добротной рыжей шубкой. Она вела себя спокойно и уверенно, будто точно знала, что ей нужно именно сюда, на троллейбус № 34.
— Куда лезешь, дура! Еще запачкаешь! — тут что-то уткнулось мне в ногу.
Оказалось, мохнатая пассажирка попыталась прильнуть к сидящей женщине, чем, естественно, и вызвала ее раздражение. Но на грубый оклик не огрызнулась, не осклабилась и, кажется, даже не обиделась. Просто, подобно ребенку, впервые услышавшему ругательство, удивилась и смущенно попятилась. А столкнувшись со мной, даже не обернулась, просто тихонько села рядом.
Остальные пассажиры, как это обычно бывает в подобных случаях, молчали, делая вид, будто ничего не произошло. И кондукторша с невидящим взглядом тоже ходила мимо, занимаясь своим делом.
Джинсы мои были отнюдь не новые, так что я совсем не возражала против новоявленного соседства собаки. Я даже попыталась приободрить ее, притянув поближе к ноге: «Так нам обеим будет теплее», — пояснила я ей.
Вскоре моей ноге действительно стало теплее. Но… и мокрее. Это таял снег, налипший на собаку. Штанина постепенно, но верно тяжелела от талой воды. Каково же придется моей соседке, когда ее выгонят на улицу? Замерзнет ведь! А то еще, чего доброго, вздумает прямо в троллейбусе отряхнуться по-собачьи — тогда уж с ней точно церемониться не станут — вылетит из троллейбуса пулей как миленькая!
Я наклонилась и принялась перчаткой стряхивать с ее шубки снег. Так обычно делают мамы, взобравшись в общественный транспорт с малолетним дитем. Наверное, в этот момент на нас был устремлен добрый десяток взглядов. Но какое мне дело? Женщине той я замечания не сделала, хотя и хотелось. Мамы ведь тоже ни на кого не обращают внимания, когда на глазах у всех поправляют своему малышу капюшончик.
Все вокруг молчали. И вдруг наступил переломный момент. Кондукторша словно осознала, наконец, что у нее в троллейбусе едет собака:
— Собака! Да у нас здесь собака! — восторженно воскликнула она.
— Ой, и вправду — собака! — подхватили пассажиры со всех сторон.
— Какая умная!
— Знает, где погреться, молодец!
— Пассажирка!
Все радовались появлению собаки, как дети.
Остановка. Кондукторша важно расхаживает по салону и нарочито-серьезно, словно экскурсовод, делает для вновь прибывших объявление:
— Уважаемые пассажиры! У нас на борту собака! Будьте внимательны: не наступите ей на хвост!
Люди сначала растерянно крутят головой по сторонам, а потом видят мою соседку и улыбаются понимающе.
— Да она, небось, голодная! — вдруг соображает кондукторша. — Погоди-ка, у меня хлеб есть…
И она бросается вперед, к кабине водителя, где у нее, по-видимому, припрятана заначка.
— Уважаемые пассажиры! У нас на борту собака! Если у кого есть, дайте ей колбаски!
— Мне бы кто дал колбаски! Я б тоже не отказалась! — отозвался пожилой женский голос в конце троллейбуса. Но совсем не так, как обычно бурчат пенсионеры, жалуясь на нелегкую свою жизнь, а весело, по-частушечьи, с озорцой.
Кончилось всё тем, что мне… уступили место! Причем та самая женщина, которая еще минуту назад грубо оттолкнула виновницу нынешней всеобщей радости.
— Мне всё равно скоро выходить, — кротко пояснила она.
— Да и мне тоже!.. Зачем же? — признаться, такого я от нее не ожидала.
— Вы ее лучше приласкаете…
Вот так я была единогласно делегирована старушками, мужчинами, женщинами… — словом, всеми троллейбусниками — на почетное место для того… чтобы гладить собаку?
Воссев на «трон», я немедленно приступила к выполнению вновь возложенных на меня обязанностей и поскорей притянула к себе нашу (теперь уже всеобщую) лохматую любимицу.
Обняла ее, зажала между боком и вытянутой рукой, чтоб она поскорей согрелась. Та послушно уткнулась носом в мой локоть.
Но тут тепло взяло свое: собаку разморило, она начала засыпать, лапы ее стали непослушно разъезжаться в разные стороны.
«Да это она не от тепла! Это она доброту твою почувствовала!» — объясняла мне потом дома бабушка.
И действительно! Собака словно бы стремилась выкупаться в той непривычной ласке. Выпить тепло — маленькими глоточками, до дна. Только не обыкновенное, а душевное, человеческое тепло, так редко ей достающееся в ее собачьей жизни…
Рядом оказался пацан, похрустывавший чипсами. Поделился одним ломтиком с собакой. Она взяла чипс — деликатно и робко, словно нищенка, которой впервые в жизни дали невиданный ею доселе золотой. Парень улыбнулся и предложил ей весь пакет.
Собака понюхала… и зарылась в пакет мордой по самые уши.
— Куда же ты? Постой! Его раскрыть надо! — рассмеялась кондукторша, снимая со смущенной псины неожиданный «намордник».
Двери открываются.
Мне уже выходить? Нет, до метро еще не доехали. Какое счастье! Колесить бы так подольше!
Снова остановка. Вот теперь мне точно пора! Но до чего же не хочется выходить! Выскакиваю в последний момент.
Вышла вместе с молодой женщиной. Спрашиваю, где переход. Она готова проводить. Болтаем. Совершенно чужие, а общаемся, будто знакомы сто лет. Словно бы то тепло, которым мы согревали собаку, всех нас сделало ближе друг другу.
рисунки Натальи Салиенко